Страница 24 из 45
Моя рота вышла к срезу воды южнее Леово. Прикрываясь прибрежными кустами и деревьями, мы остановились. Осмотрев в бинокль противоположный берег, я увидел подходящие танки. Обнаружив роту, они открыли огонь, – завязалась короткая дуэль. Я видел, что это Т-34, и доложил комбату. Вверх были выпущены две красные ракеты – сигнал «свои», но танки на противоположной стороне продолжали стрелять из-за укрытий. Радист-пулеметчик сержант Пальников, рыская по эфиру, быстро поймал передачу на русском языке: «Ласточка, Ласточка! Я – Ромашка…» – далее кодом следовал текст. Когда Ромашка перешла на прием, Пальников включился на передачу: «Ромашка, прекратите огонь. На берегу свои, танкисты 2-го Украинского. Прием». К сожалению, в ответ радист услышал: «Ласточка, я – Ромашка, перехожу на запасную волну, в нашу сеть вклинился противник».
– Вот дура! – выругался Пальников. – Неужели они не видят и не понимают, что здесь свои?
Весь вечер нам пришлось выяснять отношения с передовыми частями 3-го Украинского фронта, а противник тем временем подорвал мост в Леово. Только к утру следующего дня 25 августа установилась устойчивая связь с частями 3-го Украинского. В Хуши подошли соединения 52-й армии; задача по окружению Ясско-Кишиневской группировки была выполнена.
Комкор приказал комбригу очистить от противника полосу, прилегающую к реке Прут в районе Леово. С рассветом бригада перешла к уничтожению и пленению противника в прибрежной полосе. Борьба на этом этапе не укладывалась в обычную тактическую схему, четко обозначенной линии фронта не было. Боевые действия приняли маневренный, динамический характер, где все решали быстрота и натиск.
Танковые батальоны с ротами автоматчиков прочесывали местность в указанных районах. Наш батальон развернулся в линию, методически, последовательно, от рубежа к рубежу продвигался к реке Прут. При подходе к Фельчнул рота наскочила на огневые позиции противотанковой батареи, и немцы открыли по нам прицельный огонь с короткой дистанции. От неожиданности танки остановились. Я первым опомнился от этого минутного замешательства. В таких случаях есть только одно, испытанное средство преодолеть психологический барьер и заставить подчиненных возобновить атаку – это вырваться вперед, принять весь огонь на себя и увлечь за собой роту. Надо сказать, что решиться на такой отчаянный шаг трудно, ужасно трудно! Но ведь в противном случае потери могут быть намного больше. Я крикнул: «Рой, вперед!» Механик-водитель рванул с места и, набирая скорость, направил танк прямо на батарею. Наводчик орудия моего танка открыл беглый огонь из пушки и пулемета. И тут я увидел, как справа от батареи выползают два штурмовых орудия. Развернув башню, я открыл по ним огонь и одновременно начал кричать по радио, чтобы шли за мной. Замешательство прошло. Танки моей роты ворвались на огневые позиции батареи и подавили шесть пушек. Одну самоходку мы сожгли, а вторая, спасаясь бегством, скрылась в высокой кукурузе, но наткнулась на роту Парфенова и была уничтожена ею.
С подходом 181-й танковой бригады наша бригада перешла в преследование отходящего противника; всего же за день боев бригада уничтожила 2 танка, 6 орудий, до 50 автомашин, 300 повозок и взяла в плен 970 человек. Началось неорганизованное отступление противника, перешедшее в бегство. Бежали кто как мог: без управления и взаимодействия, забивая шоссейные и полевые дороги. Машины были переполнены людьми, многие висели на бортах, обессилев, падали на ходу и разбивались. На разрушенных переправах через реки создавались заторы, скопища обезумевших войск, которые беспрепятственно уничтожались нашей авиацией и танками. Дороги были забиты подбитыми и горевшими машинами, устланы трупами, которые в жару быстро разлагались. В воздухе стоял невыносимый смрад, от которого мутило. Да, это было ужасное зрелище, но оно не вызывало никакой жалости. Наоборот, мы почувствовали какое-то успокоение – наконец-то мы научились воевать!
Ночью 26 августа бригада дозаправилась горючим, пополнилась боеприпасами, людей накормили горячей пищей и дали им немного отдохнуть. С рассветом мы продолжили преследование. Впереди шел наш батальон, за ним – штаб бригады с мотобатальоном автоматчиков и далее 2-й и 3-й танковые батальоны. Тылы оставались отрезанными в Хуши. По пути на Берешти мы догнали отходящую колонну пехоты противника, с танками и артиллерией. Ведя огонь с ходу, танки моей роты обошли колонну и отрезали ей пути отхода, а рота лейтенанта Маевского ударила по хвосту… На дороге остались 4 подбитых немецких танка, 7 орудий, а машины и повозки мы не считали. Сбив вражеский заслон, батальон ворвался в Берешти и лишь в середине дня встретил организованное сопротивление на рубеже высота 264 – лес Валейку. Разведчики Березовского притащили пленного, который сказал, что их 325-я штурмовая бригада с трудом вырвалась из окружения и сейчас переходит к обороне; в бригаде есть штурмовые и противотанковые орудия. Отрощенков решил не дать противнику закрепиться, с ходу атаковать и уничтожить его. Он развернул батальон, и атака началась. Вперед вырвался Коля Максимов. Я приказал комвзводам Яковлеву и Чебашвили не отставать, а сам, матеря Максимова по радио, рванул за ним. Как немцы не попали по Максимову – ума не приложу, но за счет нашего порыва атака получилась стремительной. Рота ворвалась на позиции противника и проутюжила их. Тем временем рота Маевского атаковала противника в лесу Валейку, обеспечив наш левый фланг. Из-за одиноко стоящего сарая на юго-восточных скатах высоты 264 выползло самоходное орудие и начало поворачиваться в сторону танка Максимова. В пылу боя экипаж ее не заметил. Я крикнул в переговорное устройство:
– Вправо 10, самоходка, бронебойным, огонь!
Звякнул клин затвора, наглухо зажав снаряд в казеннике.
– Готово! – доложил заряжающий.
– Цель вижу, – спокойно сообщил Блинов, работая подъемным и поворотным механизмами.
– Короткая! – Сержант Рой на ровной площадке плавно остановил танк. Тут же прогремел выстрел – на броне самоходки брызнул сноп огненных брызг, а затем машину охватили пламя и дым. Атака продолжалась, но рота Маевского завязла в лесу, выкуривая из него немцев. Темп наступления упал. Комбат принимал все меры, чтобы усилить нажим на врага, но сил было мало. К счастью, главные силы бригады подошли вовремя. Полковник Чунихин быстро разобрался в обстановке и приказал 2-му и 3-му батальонам с ходу развернуться и ударить по флангам узла сопротивления, а затем совместно с нашим 1-м батальоном завершить уничтожение противника. Около двух часов продолжался этот упорный бой. Потеряв 4 самоходки, 5 противотанковых орудий и десятки солдат и офицеров, противник не выдержал и стал отходить на Жорешти. Увы, сильно пересеченная местность не позволила нам окружить и полностью уничтожить противника.
В должности командира роты
Преследование отходящего противника продолжалось, однако становилось ясно, что нам трудно рассчитывать на большой успех. Бригада вела бои беспрерывно более шести суток, пройдя за это время с боями 200 км. Люди устали и нуждались в отдыхе, большая часть танков была сожжена, подбита или отстала в пути по техпричинам. Тылы бригады были отрезаны в Хуши, резко ухудшилось снабжение горючим, боеприпасами, продовольствием. И чем дальше продвигались в глубь Румынии, тем сложнее и труднодоступнее для танков становилась местность. Большое количество крутых холмов, глубоких впадин, водных преград снижали скорость движения бригады, сковывали маневр. Досаждала нам дикая жара и невыносимая пылища.
Вечером 26 августа мы получили приказ наступать в направлении Кулалби – Тудор – Владимиреску, форсировать реку Сирет на участке Фундены – Тудор – Владимиреску и к исходу 27 августа выйти в район Сурдила – Гречь. В батальон вернулся после ремонта командир 2-й танковой роты лейтенант Гуляев. Полковник Чунихин утвердил меня в должности командира роты, а его назначил заместителем командира батальона. Нас вызвали к танку комбата, и комбриг объявил о своем решении, поздравил нас с новыми назначениями и пожелал успеха. Проводив комбрига, Отрошенков пребывал в хорошем настроении и шутил: «Ну, Иван, растешь ты у меня, как гриб после теплого дождя. За один месяц умудрился от комвзвода стать замом комбата. Ловко!» И действительно, еще в начале августа он был комвзвода, за неделю до наступления стал комроты и вот через неделю после начала боевых действий стал замом комбата. На войне бывает всякое, это было вынужденное, но разумное и правильное решение.