Страница 5 из 49
У меня сложилось такое ощущение, что когда-то давно с теми представителями человеческого рода, которые постоянно жили в состоянии тревоги за свое будущее, произошла какая-то мутация. Вполне возможно, что именно эти наши предки не смогли должным образом ощутить все удовольствия жизни и сполна насладиться ими, но они, по крайней мере, выжили и сформировали характер и образ мысли своих потомков. Между тем их менее озабоченные собственным выживанием сородичи, жившие в свое удовольствие сегодняшним днем и наслаждавшиеся тем, где и как они существуют, в ходе естественного отбора встретили свой конец на рогах какого-нибудь непредвиденного, неизвестно откуда взявшегося бизона.
Невероятно трудно вызвать в памяти наше почти перманентное состояние обеспокоенности собственным будущим. Возвращаясь домой откуда бы то ни было, мы первым делом забываем, сколько времени в прошлом мы провели, переживая по поводу того, что случится в будущем. Иными словами, мы практически не удерживаем в памяти те мгновения, в которые мысленно находимся не там, где присутствуем физически. Есть некая чистота как в воспоминаниях, так и в предвкушении посещения того или иного места — именно в воспоминаниях и в ожиданиях это место обретает свою подлинную ценность.
Если верность какому-либо месту и казалась возможной при рассмотрении этого места из дома, то, скорее всего, это происходило по той простой причине, что я никогда не пытался разглядывать эти места — например, фотографии барбадосского пляжа — в течение сколько-нибудь продолжительного времени. Положи я рекламный буклет на стол и заставь себя неотрывно рассматривать тропический пейзаж с обложки в течение двадцати пяти минут — мое тело и разум непременно перенеслись бы туда, где их стали бы мучить навалившиеся извне тревоги и беспокойства. В этом случае я наверняка сумел бы почувствовать, насколько мало воздействует то место, где я нахожусь, на ту часть моего «я», которая совершает мгновенные перелеты и перемещения по всему миру одной лишь силой разума.
Пожалуй, герцог Эссент сумел бы по достоинству оценить и подмеченный, и сформулированный мною парадокс: судя по всему, мы лучше всего приспосабливаемся к жизни в том или ином месте, когда на нас не давит угроза обязательности пребывания именно там, где мы находимся.
3а несколько дней до отъезда мы с М. решили прокатиться по острову и познакомиться с его достопримечательностями. Мы арендовали пляжный багги — пародию на «мини» — и поехали в холмистую часть острова, которую местные жители называют Шотландией. Сюда в семнадцатом веке Оливер Кромвель ссылал английских католиков. На самом севере острова мы побывали в Пещере животных-цветов: на самом деле это не одна пещера, а множество расположенных неподалеку друг от друга гротов, выточенных у основания прибрежных скал морским прибоем. По стенам этих полупещер плотным ковром растут гигантские морские анемоны — животные, по виду больше напоминающие растения. Они покрывают камни сплошным зеленым ковром, расцветающим желтыми цветами в те мгновения, когда анемоны открывают рты, обрамленные венчиком из щупалец.
В полдень мы развернулись и поехали на юг по направлению к обители Святого Иоанна, а по дороге завернули в ресторанчик, расположенный в крыле старого колониального особняка, который построен на вершине холма, поросшего лесом. В саду, окружавшем усадьбу, росли и гвианские курупиты — по форме плодов называемые еще деревьями пушечных ядер — и африканское тюльпанное дерево, цветы которого больше напоминали по форме развешенные на ветках перевернутые трубы или рупоры. Рекламный проспект, лежавший на столике, гласил, что поместье и сад были заложены губернатором сэром Энтони Хатчисоном в 1745 году. Строительство же обошлось ему, судя по всему, в невероятно крупную по тем временам сумму, эквивалентную ста тысячам фунтам сахара. В тенистой галерее стояли десять столиков, сидя за которыми можно было любоваться прекрасными видами сада и сверкающего вдали моря. Мы забрались в самый дальний уголок — за столик, почти спрятанный от чужих взоров пышно цветущим кустом бугенвиллеи. М. заказала себе гигантских креветок в сладком перечном соусе, я же остановил свой выбор на филе макрели с луком и травами в красном вине. Мы поговорили о колониальной системе хозяйствования и обсудили вопрос недостаточной эффективности любых, даже самых сильных кремов и лосьонов, защищающих от солнечных ожогов. На десерт мы заказали себе по карамельному крему.
Когда официант принес десерты, выяснилось, что М. досталась большая, но какая-то бесформенная порция — казалось, десерт сначала уронили на пол, а затем аккуратно переложили то, что от него осталось, в тарелку. Мне же досталось куда меньшее количество сладкой массы, при этом сохранившей безупречно правильную форму. Как только официант скрылся из виду, М. вытянула руку и схватила мою тарелку, взамен придвинув в мою сторону ту, что стояла перед ней. «Оставь в покое мой десерт», — обличающим тоном заявил ей я. «Я просто решила отдать тебе ту порцию, что побольше», — ответила мне М. с вызовом в голосе. «Ты просто хочешь забрать себе то, что получше». — «Как раз наоборот, я просто хотела сделать тебе любезность. Перестань подозревать меня во всяких гадостях». — «Перестану при одном условии: отдай мне мой десерт».
В считаные секунды мы устроили самую настоящую ссору, за которую должно быть стыдно нам обоим. Обмениваясь на словах почти шутливыми упреками по поводу десертов, мы на самом деле высказывали друг другу давно мучившие нас сомнения во взаимной совместимости и подозрения в неверности.
М. мрачно пододвинула обратно мой крем, пару раз ткнула ложкой в свою порцию и больше к десерту не прикасалась. Больше мы с нею не произнесли ни слова. Рассчитавшись в ресторане, мы поехали обратно в гостиницу. Звук автомобильного мотора удачно маскировал наше дурное настроение. 3а время нашего отсутствия в номере успели сделать уборку. Постель была застелена свежим бельем, на комоде стояли свежие цветы, в ванной лежала стопка чистых пляжных полотенец. Я взял одно из них и вышел на веранду, резко закрыв за собой сдвижную стеклянную дверь. Кокосовые пальмы отбрасывали приятную тень, узор их листьев, отсекавших солнечные лучи, при каждом дуновении ветерка рассыпался и выстраивался заново. К сожалению, никакого удовольствия от всей этой красоты я в тот момент не испытывал. Ничто прекрасное, равно как и приземленно-материальное, не радовало меня с того самого момента, когда мы с М. переругались из-за карамельных десертов. Меня совершенно не трогали ни мягкие белоснежные полотенца, ни цветы, ни прекрасные пейзажи. Настроение категорически отказывалось улучшаться и демонстративно не хотело воспринимать какие бы то ни было исходящие извне допинги и подпорки. Более того, я чувствовал себя едва ли не оскорбленным прекрасной погодой и перспективой барбекю на берегу моря, намеченного на вечер.
Случившаяся с нами в тот день неприятность — ссора, в ходе которой вкус слез смешался с ароматом лосьона для загара и сухостью кондиционированного воздуха, — стала для нас напоминанием об одном из суровых, я бы даже сказал, безжалостных законов логики, согласно которому настроение человека есть категория вторичная и подчиненная. К несчастью для самих себя, мы часто забываем этот закон, когда смотрим на изображение какого-нибудь красивого пейзажа и представляем себе, что в таком замечательном месте непременно будем счастливы, стоит нам там оказаться. На самом же деле способность человека извлекать счастье из эстетически совершенных объектов или же материальных ценностей находится в критической зависимости от степени удовлетворенности куда как более важных эмоциональных и психологических потребностей, среди которых в первую очередь следует выделить такие параметры, как спобность в понимании, в любви, в самовыражении и уважении. Никакие прекрасные тропические сады, никакие роскошные отели на самых великолепных пляжах не доставят нам радости, если мы вдруг обнаружим, что в наши отношения с любимым человеком закрались недоверие, непонимание и взаимное отторжение.