Страница 12 из 47
Андрей колол смолистые чурбачки, складывал поленья в ровную горку, и поглядывал на входящих и выходящих из трактира людей. В основном, клиентами трактира были наёмники-охранники, и заезжие купцы. Местных, коренных ремесленников или торговцев, было довольно мало. Возможно, они заходили в другие питейные заведения, а может вообще не ходили по злачным местам — хотя, вряд ли. Наличие такого огромного количества этих самых заведений свидетельствовало о том, что горожане любили их посещать, иначе бы эти заведения давно вымерли. Просто, скорее всего, у всех клиентов имелись свои предпочтения в посещении тех или иных трактирах. Вряд ли в «Серый кот» потащатся гомосексуалисты, когда известно, что хозяин трактира их терпеть не может. Вот проституток хватало везде. Самое что отвратительное, то, что, как узнал Андрей, считалось вполне нормальным, что добропорядочная мать семейства может вечером сходить и подработать проституцией, или отправить на панель свою дочь. Или ещё пуще — сходить вместе с дочерью — ну как будто на прогулку, на панель.
Исчадья поощряли распутство — говорили, что это угодно Сагану, а женщины вообще не должны отказывать мужчинам — их предназначение удовлетворять мужчин.
Так что, в трактире частенько пребывало не меньше десятка таких непрофессионалок, или сказать полупрофессионалок, пользующихся спросом даже больше, чем проститутки, посвятившие этому ремеслу всю жизнь.
Не раз и не два Андрею предлагаю воспользоваться услугами этих дам, но он отказывался — в душе он так и оставался, монахом, хотя в этом мире распутства и его приверженность чистоте могла дать трещину.
В прежней, до монастыря, жизни, он никогда не отказывал себе ни в хорошем вине, ни в обществе красивых женщин. Первое время в монастыре он аж на стену лез, так ему хотелось секса…потом приобвык. Но тут было слишком много раздражителей…
Монах ещё активнее принялся стучать колуном, с удовольствием разбивая звонкие чурбаки.
Внезапно, его взгляд привлёк один из стражников, вооружённый, кроме обычного вооружения, арбалетом. Он зашёл в трактир, а Андрей задумался: " Вот и арбалет. И покупать не надо. Подстеречь в тихом месте, стукнуть по башке — и арбалет твой. Не зашибить до смерти этого придурка-стражника бы только… Ну и зашибить — служит ведь исчадьям, так чего с ним церемониться? Может и так…»
Часа два он рубил и подтаскивал к кухне дрова, поглядывая на то, как наливается вином стражник, прислонивший арбалет к столу. Потом, напившийся солдат, встал с места, покачнулся, поднял арбалет, положил его на плечо и вышел из трактира.
— Василий, я пойду схожу в лавку, мне надо иголку купить и ниток, поистрепался, надо подшить кое-что.
— Да Матрёна тебе зашьёт, чего ты будешь сам корячиться. У бабы и получится лучше, чем у тебя!
— Да, Андрей, давай я зашью, чего стесняешься? — откликнулась Матрёна
— Нет, спасибо, я сам — Андрей открыл дверь и встал на пороге трактира — я быстро обернусь.
— Ладно, только не задерживайся — у нас скоро будет наплыв народа, помогать на кухне надо будет.
Андрей осторожно зашагал за солдатом, который уже отошёл на метров двести. Он опасался упустить его из вида, а ещё больше, опасался того, что тот направлялся куда-нибудь на службу, а не домой. В этом случае его акция будет провалена. В этот раз.
Впрочем — вряд ли он шёл на службу, нажравшись. Скорее всего сменился со службы, зашёл в трактир, а сейчас идёт домой, или к какой-нибудь бабе. Ведь что делать, когда ты нажрался, и считаешь, что весь мир у тебя в кармане? Ну конечно — идти искать приключений на свою пятую точку.
Солдат шёл медленно, его коренастая фигура в потёртой кольчуге и стоптанных сапогах качалась из стороны в сторону, но он упорно преодолевал притяжение планеты и двигался вперёд, сжимая вожделенный для Андрея предмет, удерживая его на плече. Старый вояка даже пьяным, заботился об оружии и не выпускал его из рук.
Добротные дома на улице сменялись простенькими домишками, те простыми хибарками, почти лачугами бедняков, и на улицах оказывалось всё меньше народа. Наконец, солдат и его преследователь оказались в промежутке между длинными заборами — улица тут была очень узкой, между заборами было не более пяти метров.
Андрей прибавил шаг, догоняя солдата, приготовился к удару…и вдруг солдат резко остановился, обернулся к монаху и сказал, практически трезвым голосом:
— Решил меня ограбить? Не советую. Я располосую тебя на части быстрее, чем ты скажешь — Ап!. Ты идёшь за мной от самого трактира, и ты подсобный рабочий в нём, я тебя там видел. Здесь есть несколько путей, первый: я сейчас делаю попытку убить тебя, ты убегаешь, я нахожу тебя в трактире, и достаю там. Второй: я не смогу тебя убить, так как, возможно, ты исчадье — в чём сомневаюсь — иначе ты меня давно бы тогда убил. Третий — я не смогу тебя убить, потому что ты трезвый и более умелый в воинских искусства — это тоже сомнительно, зачем ты бы работал в трактире, если бы обладал способностью завалить Фёдора Гнатьева. Четвёртый путь — я тебя просто отпускаю, и ты уходишь, и мы навсегда забываем этот случай. И, наконец, пятый — мы сейчас идём с тобой ко мне домой, разговариваем за жизнь, ты мне рассказываешь, какой ты несчастный и как у тебя не удалась жизнь, мы с тобой выпиваем, я даю тебе серебряник и ты уходишь домой. Что выбираешь? Может попытаешься напасть?
— А ты умеешь пользоваться этой железкой? — усмехнулся Андрей и показал на саблю, висевшую на боку солдата — Она вообще не приржавела там к ножнам-то?
— Эта-то? — усмехнулся солдат и мгновенно выхватил из ножен клинок, блеснувший в лучах солнечного света чистотой заточки и узорами, похожими на узоры инея — к твоему сведению, я мастер фехтования, и если я пьян, это не означает, что я менее опасен, чем когда я трезв.
— А самому-то не стыдно стоять с обнажённым клинком против безоружного? — ещё больше развеселился Андрей, солдат ему нравился, вот только жаль, что не удалось добыть самострел. Впрочем — может и правда поболтать с воякой, можно выведать что-то, что ему пригодится в будущем.
— Да кто знает, безоружен ты или нет — может ты проклятое исчадье, и просто со мной играешь, а сейчас убьёшь через секунду! Только надеюсь, пока я гнию заживу, отрубить тебе башку. Одной этой гнидой станет меньше!
— Хммм…ты так ненавидишь исчадий? — удивился Андрей — и не боишься вот так болтать об этом первому встречному?
— Положим, ты не первый встречный. И ещё надо доказать, что я что-то говорил. Вокруг, вроде как, нет свидетелей? Или у меня глаза их не видят?
— Нет свидетелей. Ну что, же, Фёдор Гнатьев — пошли, побеседуем за жизнь. Может уберёшь всё-таки свою железку?
— Э! Э! — попочтительнее с этой «железкой» — возмущённо прикрикнул Фёдор. Эта «железка» досталась мне от деда, а куплена на юге, сделана отличными мастерами, и стоит столько, сколько десяток таких как ты не стоят! — солдат плавным отработанным движением убрал саблю в ножны и повернулся вполоборота к Андрею — пошли! Тут недалеко мой домик, там я и живу. Сразу предупреждаю — сокровищ не храню, не нажил. Кроме бутыли вина…ну может пары бутылей, никаких ценностей дома нет. Но и бутыли я без боя не отдам, костьми лягу, но сокровище не выпущу из рук!
Через минут десять улица привела из к большому дому, стоявшему за довольно крепким забором, с облупившейся голубой краской на шершавых от времени досках. Видно было, что дом знавал и лучшие времена.
— От родителей достался — пояснил солдат — я тогда был в походе, на Матусию, которая так и не хотела признавать, что вера Сагана есть самая лучшая вера на свете.
— И что, теперь признала?
— Теперь признала — угрюмо сказал Фёдор — теперь нет Матусии. Долго они держались, но куда им против исчадий? Особенно, когда чума выкосила половину страны. Думаю — без исчадий не обошлось. После этого я и ушёл из армии. Давай, садись, выпьем. Хоть будет с кем поболтать. А то я тут одичал совсем. Пить в одиночку верный способ сойти в могилу…впрочем — не в одиночку — тоже.