Застава в огне

Сказав еще несколько слов, она присоединилась к группе журналистов, окруживших Надир-шаха и протянувших к нему диктофоны.

— Каждый год производится пятьсот тонн героина, — говорил политик. — Половина афганского героина идет в Соединенные Штаты Америки, половина — в Европу. Так охраняет кто-то границу или нет? Дайте нам возможность, и мы сами решим эту проблему. Все, благодарю, вечером вы услышите все это в моем выступлении. Благодарю вас.

Попрощавшись с журналистами, Надир-шах направился в оргкомитет конференции. По пути он посмотрел на стоящего в условленном месте Додона. Тот держал в руке мобильный телефон, ждал звонка. Встретив беспокойный взгляд шефа, отрицательно покачал головой — мол, ничего пока не известно.

Дела на заставе складывались для пограничников не лучшим образом. Словно из-под земли, возле ограды вырос вражеский гранатометчик. Разрывов гранат давно не было, и потому Клейменов счел, что дело ограничилось двумя гранатометчиками, убитыми ранее. Ан нет — появился еще один, причем в непосредственной близости от БМП. Вынырнув из-под мостика, он выстрелил и тут же ликующе завопил, отбрасывая пустой ствол.

БМП окуталась черным дымом. Из люка выбрался и соскользнул вниз обгоревший Белкин. Упав возле траков, прапорщик пытался подняться, но силы оставляли его. Из ушей бежали струйки крови, обожженные глаза ничего не видели. Федор повернулся лицом в сторону самой оживленной пальбы и даже прополз несколько метров в этом направлении. Ему хотелось как можно быстрее избавиться от своих мучений, и, словно выполняя его последнюю волю, афганская пуля быстро настигла прапорщика, прекратила страдания…

Одновременно с ним погиб и капитан Клейменов. Смерть настигла Константина в окопе, где он отстреливался из пулемета. Несколько моджахедов — из тех, которые зашли на заставу с тыла, набросились на него и расстреляли в упор. Потом один из них с остервенением бил прикладом по рукам мертвого Клейменова, пристывшего к пулемету. Бил до тех пор, пока рядом с ним не остановился Абдул-Керим. Он склонился над телом Константина и, внимательно всмотревшись, сказал:

— По-моему, это один из врагов шаха.

Оглядываясь на многочисленные трупы моджахедов и сокрушенно покачивая головой, к окопу подошел Абу-Фазиль. За ним, как всегда, шли радист и два боевика-телохранителя. Он остановился возле Абдул-Керима, который все еще разглядывал Клейменова. Прислушался — со стороны заставы доносились одиночные выстрелы и короткие автоматные очереди. Моджахеды закрепились перед КПП, но дальнейшего продвижения не было.

— Почему ты остановился? — спросил Абу-Фазиль.

— Люди должны немного передохнуть, — ответил Абдул-Керим; он и сам еле держался на ногах. — Я потерял почти половину состава.

— Да я уж вижу, тут ничего не поделаешь. Но они теперь в раю. А другие на земле и должны идти вперед. Вперед! Зачищай заставу!

— Слушаю. А где Селим?

— У меня нет с ним связи, но вон же, слышишь перестрелку? Значит, он ведет бой.

Абу-Фазиль был раздражен тупостью командира. Ему говорят, чтобы он шел вперед, а он начинает выяснять, где Селим. Хотя сам мог бы догадаться. Почувствовав его недовольство, Абдул-Керим с преувеличенной ретивостью повел людей в сторону КПП:

— Вперед! Вперед! Зачищайте все! Берите пленных!

Моджахеды начали осторожно приближаться к ограде заставы. Когда Абдул-Керим оглянулся на Абу-Фазиля, ожидая одобрения своих действий, тот поманил его пальцем.

— Послушай, где пленные? Неужели никого нет? Ведь все же тут захватили.

— Не сдавались гады. Есть всего один.

— Давай его сюда!

Через несколько минут двое моджахедов приволокли израненного Самоделко. Они тащили его за руки, ноги Виктора волочились по земле, одна брючина была сильно окровавлена. Моджахеды бросили сержанта перед Абу-Фазилем. Пытались поставить его на колени, однако Самоделко все время падал лицом вниз, и командующий велел прекратить это бесплодное занятие. Заставил моджахедов перевернуть Виктора на спину, что те моментально сделали.

— Подними морду, свинья! — крикнул Абу-Фазиль, но, поскольку пленный не реагировал на его слова, заставил одного из моджахедов приподнять его голову. Сам же достал из кармана миниатюрный цифровой аппарат и навел его на сержанта.

— Надеюсь, ты первый, но не последний. Давай, свинья, улыбайся.

После нескольких пощечин, полученных от моджахеда, Виктор с трудом открыл глаза. Он посмотрел на стоявшего над ним Абу-Фазиля и издал слабый стон, бессильно прошептав:

— Нельзя…

— Чего нельзя? — переспросил Абу-Фазиль по-русски.

— Нельзя фотографировать пленных… — с усилием выговорил Самоделко. Он сделал движение ладонью, должное означать, будто хочет сказать что-то еще, только ему трудно говорить громко, пусть собеседники нагнутся пониже. А когда те склонились над ним, Виктор молниеносным движением выхватил с пояса моджахеда кинжал, другой рукой притянул к себе Абу-Фазиля и с такой силой всадил лезвие ему в живот, что снаружи осталась только рукоятка.

Абу-Фазиль захрипел, язык уродливо вывалился изо рта, и он рухнул животом вниз, так что кинжал вошел еще глубже.

Моджахеды расстреливали Самоделко с остервенением. Казалось, они завидовали этому русскому пограничнику, который способен на такое, что недоступно им самим.

Абдул-Керим распорядился, чтобы радист передал сообщение о гибели Отца, и прошел вместе с моджахедами к КПП. Здесь все остановились и принялись разглядывать странный мешок, привязанный к столбу ограждения. Такой же мешок был подвешен чуть дальше, на следующем столбе. Афганцы принялись гадать, что означают эти мешки. Амулет это или они для чего-то нужны? Опьяненные победой моджахеды вели себя с ребяческой непосредственностью, совершенно забыв о том, что находятся на вражеской территории, что им может грозить опасность.

Между тем за ними внимательно следили — и следил не кто иной, как прапорщик Мюллер. Федор Иоганнович осторожно выглядывал из-за развалин торцовой, «касымовской» стены, которая была разрушена выехавшей БМП. Громадная ладонь Гансыча лежала на пульте дистанционного управления, он выжидал момент и, когда все моджахеды сгрудились возле загадочных мешков, нажал кнопку.

Это был взрыв такой оглушительной силы, что его слышали за много километров от заставы. В живых не осталось ни одного моджахеда из отряда Абдул-Керима, да и сам он тоже погиб.

По другому флангу к заставе приближался отряд Сафар-Чулука. Принявший командование после его гибели Рашид растерянно сообщил по рации:

— Мы потеряли Среднего брата!

Рашид уже был готов дать приказ к отступлению, как вдруг в эфире прозвучал знакомый энергичный голос Селима:

— Я — Младший брат. Слушать меня. Рашид, зачищайте заставу, там почти никого не осталось. Только все равно держитесь осторожно.

— Понял тебя, Младший!

Отступать для Рашида всегда было мукой мученической. Поэтому, едва услышав бодрый голос Селима, он решительно взмахнул рукой, указывая боевикам направление движения, и закричал:

— Вперед! Зачищайте здания. Берите пленных.

Моджахеды двигались небольшими группами вдоль разрушенных построек, стреляя подряд во все отверстия и окна. Слышались выстрелы, короткие очереди, реже разрывы гранат.

Какое-то время зачистка проходила без эксцессов, но вдруг из пролома в стене дома офицерского состава простучала автоматная очередь. Два моджахеда упали мертвыми. Третий, пригнувшись, бросил в пролом гранату и убежал, чтобы присоединиться к другой группе, подходившей к столовой. Та была разрушена сильнее, чем офицерское общежитие. Боевики нещадно поливали проломы автоматными очередями.

Дальше оставаться в столовой было опасно, и Мюллер, сильно прихрамывая, перебежал к разрушенной казарме. Юркнул за угол и тут увидел двух пограничников. Один, раненный, был без оружия, второй стрелял короткими очередями по маячащим на плацу фигурам моджахедов.

— Отходи, пацаны! Отходи к КП, к командиру! — приказал прапорщик. Сам он напрямую через пролом в стене прошел в казарму. Выглянув из окна и убедившись, что возле мостика находится достаточно большое количество моджахедов, привел в действие еще одно взрывное устройство. Этот взрыв по мощности отличался от тех, которые были возле КПП. Теперь крики раненых моджахедов чуть ли не заглушали стрельбу.