Застава в огне

Мансур выключил рацию и осторожно пошел вперед. От едкого дыма слезились глаза. В наступившей тишине откуда-то донесся стон раненого. На спортплощадке лежали мертвые тела. Неожиданно капитан услышал чьи-то шаги и обернулся. К нему подходил Исмаилов.

— Алишер, всем было приказано удалиться в ущелье. Ты почему здесь?

— Вы мне еще раньше приказали быть рядом с вами.

Аскеров был вынужден признать его правоту. Они пошли вместе и, дойдя до КПП, увидели, как вдалеке полтора десятка моджахедов уходят по усеянному трупами пологому спуску. Кто-то хромал, кто-то вел раненого.

— Ушли, — сказал Исмаилов. — Можно наших позвать.

— Нет, рано. Еще может быть обстрел. Ты на всякий случай поглядывай по сторонам.

Алишер оглянулся, и ему в глаза бросился развевающийся флаг на флагштоке.

— А флаг не упал, — заметил он.

— И не упадет, — многозначительно произнес Мансур. — Никогда. Можешь не сомневаться.

В это время раздался выстрел, и капитан, застонав, упал, схватившись обеими руками за правую ногу. Пуля попала чуть выше колена, сквозь пальцы медленно сочилась кровь. Алишер, вытащив из кармана бинт, лихорадочно принялся за перевязку.

— Хоть один подарок для нашего шаха, — неожиданно услышали пограничники.

Рядом с ними стоял Селим. Нагло улыбаясь, он держал на прицеле корчащегося от боли капитана. Мансур повернулся к нему левым боком, пытаясь встать на колено. Автомат валялся в двух метрах от него. Он потянулся к нему, но афганец подошел и откинул его ногой подальше. Потом опять приблизился к Аскерову и наставил на него пистолет. На Исмаилова боевик, казалось, не обращал ни малейшего внимания. Но это была видимость — стоило Исмаилову сделать резкое движение, как Селим выстрелил в Алишера и больше на него не смотрел; тот корчился от боли — пуля попала ему в шею.

— Ты помнишь, капитан, как убил моего старшего брата? — спросил Селим. — Помнишь, как это было?

— Я-то помню. А вот помнишь ли ты? Тебя-то при этом не было.

— Ну так что с того, — усмехнулся моджахед, — очевидцы рассказывали. От людей ведь ничего не скроешь.

Беседа вполне устраивала Аскерова. Хуже было бы, если бы Селим сгоряча пристрелил его. Разговор же несколько охладил пыл моджахеда, даже усыпил бдительность. Чем и воспользовался Мансур. Неожиданно развернувшись, капитан выстрелил из пистолета. Пуля попала Селиму в сердце, и боевик упал. А Мансур подскочил к Исмаилову и принялся его перебинтовывать. Пуля прошла по касательной, и рана, судя по всему, не представляла опасности.

В молодости Надир-шах не любил гостиницы. В них его охватывал ужас. Ему казалось, что там он настолько одинок, что никто в мире не узнает, если с ним что-нибудь случится. С годами же понял — не любил, потому что останавливался в дешевых гостиницах, категории две звезды. Когда же появилась возможность жить в дорогих отелях, то очень даже полюбил. Мог целый день напролет провести в номере, не выходя из него.

В «Ташкенте» у него был номер-люкс, не уступавший по комфорту лучшим европейским гостиницам, а поскольку конференция проходила в этом же здании, он даже не выходил на улицу.

Утром Надир-шах появился из ванной комнаты свежий, причесанный, только что после душа. В кресле посреди комнаты сидел Додон, заканчивавший разговор по мобильному телефону. По его вытянувшемуся лицу было видно, что ему сообщают на редкость плохие новости.

Отключив телефон, он испуганно посмотрел на шефа, не решаясь заговорить первым.

— Что стряслось? — спросил Надир-шах. — Большие потери?

Додон молчал, мысленно подбирая наиболее удобоваримую формулировку. Нужно сказать правду и в то же время не огорошить шефа дурным известием. Иначе гнев обрушится на его голову.

Встревоженный Надир-шах подошел к нему вплотную.

— Они не взяли пленных?

Додон опять молчал, сидя со страдальческим выражением лица.

— Они не взяли заставу?

Додон был готов расплакаться. Но Надир-шах по-отечески потрепал его по щеке.

— Ерунда. Это стоило меньше ста тысяч. Переживать не о чем.

Сказав это, шеф принялся одеваться. Костюм он держит в специальном чехле. Рубашка, галстук, туфли — все было в идеальном состоянии, как будто только что из магазина.

Когда Надир-шах в сопровождении Додона шел по коридору отеля, дорогу им преградила группа людей в штатском. Чуть поодаль остановились трое мужчин в военной форме.

Шедший впереди солидный мужчина обратился к нему:

— Господин Надир Харири?

— Да. Что вам угодно?

Мужчина предъявил свое удостоверение и листок бумаги небольшого формата. Не дожидаясь, когда Надир-шах все прочитает, он сразу объяснил:

— Министерство внутренних дел Узбекистана. Это ордер Интерпола на ваш арест.

Надир-шах изобразил ироничное изумление:

— А я-то думал, почему меня так усиленно приглашали в Ташкент. Если не секрет, в чем меня обвиняют?

— Пятнадцать лет назад под именем Джараха Аль Шукри вы участвовали в терактах — в Египте, в США, во Франции, в Австрии. Вы также были членом организации «Черный сентябрь».

Политик нахмурился.

— У вас что — есть свидетели?

— Вас идентифицировали по отпечаткам пальцев.

Стоявший рядом с милицейским чиновником молодой человек показал Надир-шаху золотистую ручку и спросил:

— Это ваша ручка, господин Харири?

Потрясенный Надир-шах смотрел на ручку, о которой и думать давно забыл. Неужели его предала Ситора? Кто бы еще догадался о том, что на ручке можно обнаружить отпечатки пальцев?

— Делайте что хотите, — дерзко и уверенно улыбнулся он. — Все равно это моя Азия, а не ваша. И что бы ни случилось, она всегда будет моей.

За вчерашний день Надир-шах познакомился с большим количеством нужных людей и хотел избежать преждевременной огласки. Однако помешала досадная случайность — конференц-зал в гостинице был расположен таким образом, что конвоирам пришлось провести Надир-шаха через холл, где собрались многие участники конференции. А наручники — большая помеха для имиджа серьезного политика.

Военный вертолет летел над Памиром. Сидя с забинтованной ногой на скамейке возле иллюминатора, Мансур смотрел на бескрайние горы, на вереницу вершин. Сколько раз он и Лейла любовались таким ландшафтом во время прогулок. Они даже придумали игру — найти сходство горного силуэта с каким-нибудь предметом. Скорей бы опять с ней встретиться.

Он повернулся, чтобы видеть салон. Специально присланный борт вывозил раненых бойцов. Он увидел дремавшего Алишера Исмаилова, и взгляд его потеплел. У Алишера была перебинтована шея. Невозможно передать, до чего близок к гибели оказался парень в этом бою. А он, едва придя в себя, бросился первым делом искать тетрадку с математическими записями, решением уравнений Навье-Стокса. Вот уж действительно, каждый человек — это особый мир. И погибший учитель Хуршет, и героический Белкин, и заболевший Жердев, и убитый капитан Касьян, и лежащий здесь же Виктор Самоделко.

Аскеров снова посмотрел на проплывающие внизу горы. Это моя Азия, подумал он, и, что бы ни случилось, она всегда будет моей.