Страница 38 из 77
Пятнадцатого февраля бойцы из отряда Абрамука, в основном чимкентцы и кзылординцы, продолжали теснить бандитов. Петр Николаевич на поле боя с радостью встречал молодых, одетых в красноармейскую форму, младших командиров. Это были посланцы Ташкентского пехотного училища имени В. И. Ленина. Подразделением курсантов командовал стройный с обветренным мужественным лицом коммунист Малышев.
После короткого совещания, проведенного Абрамуком, Малышевым, Поляковым и политкомиссаром Султановым, объединенный отряд пошел в наступление и, смяв отступившие за святое место «Жылтырак-ата» группы Абильбека, взял курс на Сузак.
В пути Петр Николаевич рассказал Малышеву о последних боях, о мужестве комотрядника Андреева, об активном участнике гражданской войны Андрее Леонтьеве, боевом чоновце, храбром вожаке чимкентской милиции Иване Тригубове, комиссаре Ефиме Захарове, бывшем политработнике латыше Августе Ауезене…
— Настоящие солдаты партии и революции, — закончил свой рассказ Абрамук. — Все они пали смертью храбрых в эти трудные дни.
— Жалко товарищей, — согласился Малышев. — Но что поделаешь. Борьба идет не на жизнь, а на смерть.
Комотрядники без выстрела прошли ущелье Балыкчи, преодолели Кыз-Токкен, Сувиндыкский перевал, выехали на равнину. Уже виднелись отдельные дома, темная пелена дыма, стлавшаяся над древним Сузаком. На сопке Актюбе по приказу Абрамука было установлено орудие. Расчет изготовился к открытию огня, а отряд двинулся к Сузаку. Его сопровождал житель кишлака Жакуп Искаков.
Артиллеристы открыли огонь, когда бойцы были в километре от кишлака. Два снаряда со свистом пронеслись над домами, разорвались в центре Сузака. Малышев пустил в небо красную ракету, громко скомандовал:
— В атаку — вперед!
Рассредоточившись, бойцы и курсанты с криком «Ура!» ворвались на улицы Сузака, вступили в бой с подготовившимися к отпору бандитами. Взводы объединенного отряда захватывали одну позицию за другой. Султанбек пришел в ярость.
— Ни шагу назад! Вера аллаха с нами! — истерически кричал он. — Бей неверных!
Двух бандитов, повернувших вспять, Султанбек пристрелил сам. Остальные, чувствуя обреченность, бросились навстречу шквальному огню и были сражены пулями. Султанбек обернулся, чтобы приказать стоявшему рядом Асадулле поехать на левый фланг, привести с собой верных людей. Но того и след простыл. Как выяснилось позднее, Асадулла, увидев приближающихся красных бойцов, поспешил скрыться.
— У, шайтан! — процедил сквозь зубы Султанбек.
Через Арыстанбека он передал Сагындыку, Мурзахмету, другим приближенным, чтобы те отходили к сараю Дала-базару, стоявшему неподалеку от Сузака. Засев там, бандиты еще долго отстреливались.
Окружив сарай Дала-базар, бойцы объединенного отряда вели непрерывный огонь. Через некоторое время они ворвались в Дала-базар, усеянный трупами мятежников. Отстреливались те, кто еще мог держать в руках оружие. Многие бросали винтовки, топоры на землю и с поднятыми руками пятились к стенам. Подтянутый к входу в сарай пулемет короткой очередью прошил сопротивляющуюся небольшую группу бандитов. И когда, сраженный пулями, упал высокий широкоплечий в белом, халате пожилой человек, лежавший рядом с Абрамуком боец Жакуп радостно воскликнул:
— Вот он, Султанбек! Пришел конец и этому зверю…
С тех пор, как произошли описанные выше события, связанные с ликвидацией контрреволюционного выступления в Сузакском районе, прошло много лет. Но народ не забыл своих героев, тех, кто отдал жизнь за наше правое дело. На привокзальной площади в Туркестане высится обелиск. Под ним покоятся воины, чекисты, павшие в борьбе с бандитами Султанбека.
О жарких схватках напоминает и памятник, установленный в центре совхоза «Сузакский». На нем, рядом с изображением красноармейского шлема, высечена надпись:
«Группе партийных, советских и комсомольских работников, павших в борьбе с врагами Советской власти в феврале 1930 года».
Помнят о бесстрашных своих сынах и в Чимкенте. В центре города, в парке культуры и отдыха, окруженный со всех сторон живыми цветами, днем и ночью горит вечный, огонь. Рядом с ним в братской могиле захоронены Клоков Федор Васильевич, Григоренко Александр Георгиевич, Леонтьев Андрей Владимирович, Ауезен Август Иванович, Андреев Сергей Федорович, Тригубов Иван Иванович, Захаров Ефим Алексеевич.
Память героев нетленна!
В. Исмамбетов
НА ЗВЕРИНОЙ ТРОПЕ
Поздним январским вечером Ибраим ушел из Карагуля. Боясь преследования, он пробирался через непроходимые заросли камыша и шенгеля, крался звериными тропами, которые знал только он. В опасном многодневном пути Ибраиму помогал долголетний опыт батрака. С детских лет он пас в этих местах скот бая Карамысова, известного далеко за пределами Куйганской глухой окраины Балхашского района. Ибраим шел вперед, не выпуская из рук охотничьего ножа — единственную надежду на спасение в случае нападения дикого зверя.
«Теперь недалеко и Акколь», — решил Ибраим, переходя по льду Джедели, одну из проток, образовавшуюся при впадении реки Или в озеро Балхаш.
…Акколь. Тогда, в 1930 году, здесь гремели выстрелы, лилась кровь. Он, Ибраим, поддавшись агитации бая Карамысова, участвовал в налете на аул. «Как я мог допустить такое? — думал сейчас Ибраим. — Примут ли меня? А вдруг узнает кто-нибудь. Тогда пропал. Не смогу доказать чекистам, что сам иду к ним. Пусть арестуют. Но прежде я хочу, чтобы люди поняли меня. Не по своей воле я пошел на грязное дело».
Во второй половине дня Ибраим пришел в Акколь. Но никто не спросил его, кто он, куда идет? У подслеповатой глинобитной избушки Ибраим остановился, постучал в окно. Тотчас к стеклу прильнула детская мордашка с раскосыми глазами.
— Есть! Есть хочу, — выдохнул Ибраим и, боясь, что его могут не услышать, положил в рот большой палец, зашлепал губами. Через минуту на улицу вышел подросток и подал незнакомцу бычье ребро с остатком мяса, маленький кусочек лепешки.
— Пить! — попросил Ибраим.
— Сейчас принесу.
И пока мальчик ходил за водой, съел мясо и хлеб. В благодарность за угощенье Ибраим склонился перед подростком и увидел свою длинную тень. Оглянулся. У самого горизонта ярким красным шаром горело солнце. Надвигалась третья ночь. Идти дальше Ибраим уже не мог. Хотелось спать.
Вечером следующего дня Ибраим постучался в дверь районного отделения ОГПУ. Его впустили. Перед изумленными чекистами стоял оборванный истощенный человек. Он с трудом держался на ногах, кто-то пододвинул табурет. Но Ибраим не сел на него, а медленно, словно после ранения, опустился на корточки, привалился спиной к стене.
— Пусть отдохнет, придет в себя, тогда и расспросим, зачем к нам пожаловал, — сказал начальник отделения Николай Иванович Разумовский.
И, обращаясь к фельдъегерю Калиеву, добавил: — Накормите его хорошенько, покажите врачу. Не болеет ли? Пусть отоспится.
На вид Ибраиму можно было дать лет тридцать. Неширокие черные усы, свисавшие по углам рта, глубоко запавшие глаза, длинные пряди давно не стриженных волос подчеркивали его истощенность. Позднее в кабинете Разумовского Ибраим от волнения не знал, куда положить свои руки, и не сразу смог ответить на вопросы начальника, в совершенстве владевшего казахским языком. Но прошло время и он успокоился.
— Кто вы? Зачем пришли к нам? — спросил Разумовский.
— Я из банды бая Карамысова, — глухо ответил Ибраим. — Пять лет ссылки дал мне суд за участие в налетах. И это правильно. Но я снова совершил преступление — бежал с места ссылки к себе в аул. Когда появился в Карагуле, бай Нуржан Тынышпаев и его близкий друг Абдильда Чубутов пригласили к себе и после недолгих расспросов о побеге предложили принять участие в готовящемся мятеже против Советской власти. Я долго колебался, так как не мог сообразить, что мне делать, вернее, как отвертеться от них. Заметив это, Тынышпаев сказал, если я не соглашусь, он через председателя аулсовета сообщит в ОГПУ, и меня арестуют. «Зачем, — подумал я, — он будет доносить на меня. Я сам пойду и расскажу все о себе». Так и сделал. Но помогать Тынышпаеву согласился. Для отвода глаз. Находясь в тюрьме, а потом в ссылке, я встречался с грамотными людьми, беседовал с ними. Узнал, что народ мутят баи, потому что им снова хочется быть у власти. Меня же решили использовать как глупого барана, чтобы потом сказать: «Вот смотрите, хотя и батрак, а стоит за нас, за баев».