Страница 59 из 69
— Кусачей?
— Эти самые свирепые. — Паук задумался. — Например, как вы его называете «черная вдова». Очень положительный тип. — Он помолчал. — Но тут вот какое дело…
— Что такое?
— У нас свои трудности. Боги…
— Боги?
— Вы их называете муравьями, а мы — вождями. По положению они выше нас. К сожалению. Но на вкус ужасны — приходится оставлять их птицам.
Человек привстал. «Птицы? А они…»
— Мы достигли соглашения, которое действовало веками. Я вам расскажу. Время у нас еще есть.
Человек почувствовал, как сжалось сердце.
— Еще есть? Что ты имеешь в виду?
— Ничего особенного. Как я понимаю. предстоит заварушка. Давайте я вам все расскажу, а то ведь вы не в курсе.
— Я слушаю. — Человек поднялся и принялся расхаживать по комнате.
— Примерно миллиард лет тому назад муравьи неплохо управляли Землей. Люди пришли с другой планеты. Какой? Этого я не знаю. Высадившись на Земле, люди сочли ее вполне пригодной для себя. Качалась война.
— Значит, мы — пришельцы, — пробормотал человек.
— Конечно. Война превратила и вас, и их в варваров. Вы разучились нападать, а они превратились в замкнутые социальные группы — муравьев, термитов…
— Понятно.
— Последние из вас, знавшие, что произошло, создали нас, развели, — паук вроде бы даже усмехнулся, — чтобы мы выполняли эту достойную функцию. Мы их неплохо сдерживаем. Знаете, как они нас называют? Едоками. Не очень приятно, правда?
Еще два паука спустились по паутинкам на стол. Все трое сбились в кучу, обсуждая что-то.
— Дело серьезнее, чем я думал, — небрежно сказал Грызун. — Обнаружились некоторые дополнительные детали. Вот Кусач…
— «Черная вдова» приблизился к краю стола.
— Великан, — произнес паук тонким звенящим голосом. — Я хочу поговорить с вами.
— Я слушаю.
— Предстоит драка. Они идут сюда, и их много. Я думаю, мы задержимся здесь и займемся ими.
— Ясно, — кивнул человек. Он облизал губы и трясущимися руками провел по волосам:
— Как вы думаете… каковы шансы?
— Шансы? — задумался Кусач. — Ну, мы давно занимаемся этим делом, почти миллион лет. Думаю, что, несмотря на кое-какие наши слабости, у нас есть и преимущества. Соглашение с птицами и, разумеется, с лягушками…
— Я думаю, мы спасем вас, — весело добавил другой паук. — Собственно говоря, такими делами мы занимаемся с удовольствием.
Из-под половиц донесся неясный шелест — видно, топот сотен тысяч крохотных лапок и скрежет челюстей. Человек услышал этот звук и сжался.
— Вы уверены? Думаете, вам это удастся? — Он вытер пот со лба и, продолжая прислушиваться, взял со стола водяной пистолет.
Звук под половицами нарастал. Туча моли поднялась из кустов возле дома и билась в оконное стекло.
Звук доносился уже отовсюду, в нем слышались решимость и злоба. Человек огляделся.
— Вы уверены, что вам это по силам? — пробормотал он. — Вы действительно можете спасти меня?
— Ох, — смущенно сказал Кусач, — я не это имел в виду. Я, конечно, подразумевал род, расу… а не вас лично.
Человек уставился на него, и трое Едоков ощутили неловкость. Облако моли за окном сгущалось. Пол начал шевелиться у него под ногами.
— Ясно, — сказал человек, — извините, что я вас не так понял.
Перевел с английского Михаил Шевелев
Ярослав Голованов
ЗЕМЛЯ БЕЗ
ЧЕЛОВЕКА
«Sifata sinant»[6]
Вергилий.
Итак,
человечество вступает в борьбу с разумными
насекомыми. Сюжет
не
нов, однако до сих
пор
подобные
битвы
происходили в космосе, на далеких планетах. Но
чтобы
на нашей родной, теплой,
покоренной Земле!
Что ж, Филип Дик, как всегда, парадоксален, даже в миниатюрах. Ну, а что если, подыграв автору, представить нашу планету лишенной
человеческого
присутствия? Кто же тогда
сможет
претендовать на звание «венца
творенья»?
Этот
сугубо
фантастический вопрос
редакция журнала адресовала писателю Ярославу Голованову. Адресат был выбран не случайно —
в свое
время
блестящий очерк
Ярослава Голованова,
вызвал
немало
споров.
ЗАМЕЧАТЕЛЬНОЕ, ПРЕЖДЕ ВСЕГО, БЛАГОДАРЯ СВОЕЙ
БЕЗОТВЕТСТВЕННОСТИ, ЗАНЯТИЕ:
размышлять о
том,
какой предстала
бы Земля, если бы на ней не было человека. То, что планета была бы совершенно другой, — спору нет. Собственно, этой проблеме посвящены труды великого русского ученого (в должной мере нами до сих пор не оцененного) Владимира Ивановича Вернадского. Именно он сказал, что деятельность человека оказывает не локальное, частное воздействие на окружающую среду, но оказывает воздействие глобального характера. Не ясно другое: а могло ли нас не быть?
Могли бы мы не родиться? Ведь это очень страшно: не родиться! Мне рассказывали, как великий русский писатель Андрей Платонов долго слушал утешения друга по поводу его, Платонова, бедственного материального положения, — знаменитый режиссер, основатель московского Камерного театра Александр Яковлевич Таиров, спасая писателя от голодной смерти, определил его дворником при театре. Андрей Платонов выслушал друга, помолчал немного и сказал:
- Да, ты прав. Все это очень печально. Но знаешь, что меня утешает? Ведь могло быть куда хуже: ведь я мог не родиться! Представляешь, я бы не знал, что есть небо, трава, люди…
Замечательно точно передан трагизм ситуации, над которой мы, честно говоря, почти никогда не задумываемся. Не будучи биологом, я затрудняюсь ответить на вопрос: могло ли нас с вами не быть вообще? Но, исходя просто из соображений здравого смысла, думаю, что прервать эволюцию млекопитающих некой, скажем, космической катастрофой, было возможно.
Мы так привыкли к себе, что сама постановка такого вопроса кажется нам искусственной и, если хотите, не лишенной некоего научно-популярного кокетства. А, между тем, вопрос абсолютно корректен и строго математически обсчитан. Англичанин Майк Харт вычислил, что земная жизнь — вообще, всякая, от самой примитивной, до самой совершенной, — нечто из ряда вон выходящее. Харт подсчитал, что если бы орбита Земли всего на пять процентов была ближе к Солнцу, то еще за многие миллионы лет до появления ходящих, плавающих и летающих тварей наша планета в результате неизбежного возникновения парникового эффекта, превратилась бы в раскаленный мир, напоминающий нынешнюю Венеру. И наоборот, если бы Господь Бог удалил орбиту Земли лишь на один процент от Солнца, то еще 1,7 миллиарда лет назад никакой внутренний вулканизм, никакое тепло недр не спасло бы ее от глобального оледенения и ни о какой цивилизации и речи быть не могло. Выводы англичанина полностью разделял веселый человек и серьезный ученый Иосиф Самойлович Шкловский. «Наша Земля — уникальная планета», — любил повторять он..
НУ, ПОВЕЗЛО!
- вполне можно воскликнуть. Ну, что теперь делать? Радоваться надо тому, какие мы уникальные! И все-таки, возвращаясь в мир фантастики, имеем ли мы право поразмыслить над тем, чтобы было бы, если бы нас не было? Строго говоря, а почему бы и нет? Кто нам может запретить? Проблема эта очень близка к проблеме существования множества обитаемых миров, а, как известно, эта проблема признана абсолютно научной Но вся эта наука упирается, как в стенку, в один совершенно роковой для нее факт: она пытается построить продуманный и обоснованный график, имея на этом графике одну выверенную и бесспорную точку: земную цивилизацию.
В старинных книгах о межпланетных путешествиях (у того же замечательного энтузиаста Николая Рынина) не раз
попадались мне рисунки различных обитателей иных миров, и они всегда чрезвычайно меря разочаровывали. У художников-фантастов обычно не хватало выдумки ни на что другое, как на то, чтобы «скрестить» свинью и жука, слона и жирафа, довести до циклопических размеров дождевого червя или сороконожку. Мы (я, вы и художники) не могли вырваться из земных, с детства выношенных представлений, — все это были компилляции, не более/Иногда, правда, дело доходило до какой-нибудь интеллектуальной паутины или мудрых, многие века живущих, «картофельных мешков», неизвестно как размножающихся. Но опять- таки, и паутина, и «мешки» знакомы нам по земному опыту. Я не историк фантастики и не берусь утверждать, что кому-то это удалось сделать раньше Станислава Лема, но Лем потряс меня своим «думающим океаном» Соляриса. Вот это уж точно было что-то совершенно незнакомое и невероятное! Между тем, Лем оставался среди фантастов в относительном одиночестве. Помню беседу с Иваном Антоновичем Ефремовым — уникальным фантастом масштабов всемирных, — который долго и подробно доказывал мне, что разумные инопланетяне не могут принципиально отличаться от нас.
6
Если бы угодно было судьбе (ют.)