Страница 6 из 8
Аркадий вместе с женой и дочерьми вернулся в Майкоп. С тех пор Мэри, когда случайно сталкивалась с Тамарой, делала вид, что с ней незнакома. В такой, так сказать, жизненной ситуации их дочери, Нина и Натэла, сидели за одной партой и считались подружками.
После того как Аркадий окончательно оборвал все связи с Мэри, та сильно изменилась, стала злой и придирчивой, все время раздраженной. На лице застыла перекошенная улыбка. Ученики, да и учителя ее боялись как огня. Всю свою нерастраченную женскую энергию Мэри направила на единственную дочь. Она так завинтила гайки, что Натэла даже вздохнуть не могла. Мэри контролировала, когда дочка пришла с прогулки, с кем гуляла, с кем разговаривала. Натэла не блистала способностями, и Мэри заставляла ее часами переписывать страницы из книжки, надеясь, что дочь выработает грамотность и почерк.
Соседки качали головой, слыша, как Мэри кричит на девочку, как лупит ее чем придется, как плачет Натэла. Тогда-то Мэри и увлеклась луковыми масками и обрекла дочь на изоляцию. Натэла перестала заниматься музыкой с тетей Лианой, поскольку Мэри считала учительницу тоже виноватой, хоть и косвенно – нечего было язык распускать. Музыка Натэле нравилась, тетю Лиану она любила, но маме она не могла сказать поперек ни слова.
Единственным, кому пришлись по душе произошедшие с Мэри изменения, был Тариэл. Он, конечно же, узнал о том, что у жены был роман, но сделал вид, что пребывает в неведении. Нет худа без добра – он одобрял, что жена взялась за дочь, дрессирует ее, как цирковую собачку. Не мог скрыть он радости и оттого, что жена прикрыла свое знаменитое декольте черными глухими кофтами. Мэри перестала за собой следить, сняла ожерелье и купила туфли без каблуков. Таро тщательно скрывал свою радость – он своего добился: жена пела под его дудку и демонстрировала покорность. Теперь она от него никуда не денется, даже если захочет. Ни один мужчина больше не посмотрит в ее сторону, раз Аркадий сбежал, бросил ее, как последнюю шалаву. Пусть на своей шкуре почувствует, каково это, когда над тобой смеются, когда от тебя отказываются. Вот что думал Тариэл, совершенно не испытывая ревности, жалости, обиды. Только злобный восторг – никому Мэри не нужна. Только ему, Тариэлу. Для него это была победа, безусловная, безоговорочная, нокаут и урок для всех врагов и злопыхателей.
Жизнь шла своим чередом, годы летели незаметно. Натэла и Нина подрастали. У обеих девочек особого выбора профессии не было. Можно было пойти или в педагогический, или в медицинский. За Натэлу решила Мэри – педагогический, и точка, пусть будет преподавателем английского. Место в шестой школе ей всегда найдется. Нина, чтобы разорвать эту странную дружбу, решила поступать в медицинский, что активно поддержала Тамара.
– В семье должен быть хоть один врач! – говорила она дочери. – Мне укол сделать, внуков моих лечить, а дядя Вахо тебе поможет…
– Каких внуков? – удивлялась Нина.
– Как каких? Вот поступишь, потом тебе жениха подберем, замуж выйдешь, и приглашения на свадьбу купим в книжном магазине. Помнишь? Белые, с золотыми кольцами и голубями. Свадьбу можно будет сыграть скромную, человек на двести. Зал снимем в ресторане. – У Тамары от таких мыслей на губах блуждала счастливая улыбка. – После свадьбы родишь ребенка, я тебе помогу, лишь бы со свекровью повезло, такого жениха подберем, чтобы мать у него хорошая была. Надо будет у соседок спросить…
– Мам, я хочу уехать, – вдруг ни с того ни с сего сказала Нина.
Даже спустя столько лет она точно могла сказать, что решение уехать было спонтанным. Ни о чем таком она не думала, пока мама не размечталась на тему свадьбы. Нина представила то, что планировали мама и судьба, и ей стало плохо. До потери сознания. Голову стянуло, как обручем, немедленно отозвался нервным урчанием кишечник.
– Что с тобой? – испугалась Тамара, глядя на дочь, которая вдруг даже не побелела, а посинела. – Я тебе говорила, не ешь так много инжира! Сейчас Вахо позвоню, а когда станешь врачом, сама будешь знать, что с тобой.
– Не надо никому звонить, – остановила ее Нина. – Я хочу уехать. Не хочу здесь учиться.
– А куда ты поедешь? К Аркаше в Майкоп? Надо будет ему позвонить и спросить про их медицину, – опять кинулась к телефону Тамара.
– Я не поеду в Майкоп, – сказала Нина.
Тамара села на стул, уронив руки на колени.
– А куда ты поедешь?
– Не знаю, в Москву, может.
– И кто тебя там ждет? Кто встречать будет? Или кто-то хачапури в честь твоего приезда испечет?
Тамара все-таки рванула к телефону и стала названивать Асе – соседке, ближайшей подруге и Нининой крестной.
– Ася! Поднимайся! Нина тут такое придумала! Иди скорее, я кофе ставлю!
Ася пришла через минуту.
– Что ты кричишь так, что весь двор слышит? – спросила она.
– Как не кричать? Нино уезжать собралась! Пусть все знают, что моя дочь придумала!
– Пусть едет! – не задержалась с ответом Ася. – Куда ты едешь? В Ботанический сад? Или к дяде своему?
– Какой сад? Какой дядя? Она в Москву собралась!
– Ты так орешь, что куры у соседей кудахтать перестали, помолчи хоть минуту, а то я сама себя не слышу! – одернула Тамару Ася. – И что ты там будешь делать? – спросила она у Нины.
– Учиться, – ответила та.
– А чем тебе тут плохо? – опять закричала Тамара. – Тут нельзя учиться? Все учатся, а ты не можешь? Не хочешь в медицинский, иди в педагогический! Сиди со своей Натэлой еще пять лет!
Нину от этих слов скривило.
– Это ты вот сейчас что такое говоришь? – строго сказала Ася подруге. – Она десять лет с Натэлой мучилась, хочешь, чтобы девочка дальше страдала?
– Вот ты мне сейчас еще раз объясни! – Тамара встала перед подругой. – Я тебя зачем позвала? Чтобы ты на ее сторону встала?
– Нет, пусть она этих лягушек до конца жизни слушает? – закричала в свою очередь Ася. – Пусть всю жизнь белье на тросе растягивает туда-сюда и станет такой же сумасшедшей, как Сона? Пусть выйдет замуж и ее свекровь съест, не разжевывая, и не подавится? Пусть выучится в медицинском и будет своих детей от поноса лечить! Этого ты хочешь?
– Что ты говоришь? Что ты говоришь? – Тамара села за стол и заплакала. Нина молчала. Ася встала и пошла заново варить кофе, который давно убежал.
Нина знала, что мама не сможет ей запретить уезжать. Так было всегда. Тамара могла кричать, топать ногами, даже дать по попе, но, по большому счету, никогда не вставала поперек дороги. Случай с Аркадием был в этом смысле исключительным. Видимо, Тамарой двигал страх, иначе она ни за что не стала бы вмешиваться, покоряясь судьбе. Тома верила в судьбу, в то, что предначертано, что нужно только перетерпеть, и все пойдет своим чередом, так, как должно.
– Денег я тебе дам – на новую стенку откладывала, – говорила тем временем Нине крестная. – Позвоню Георгию, моему троюродному племяннику. Кажется, он живет где-то под Москвой. Хотя я его видела последний раз, когда ему года четыре было. Ничего, не откажет. За Тому не волнуйся. Досмотрю за ней.
Нина всегда помнила и часто вспоминала это слово «досмотрю», в котором было заключено очень многое. Это больше, чем «буду заботиться», «навещать». «Досмотреть» означало оставаться рядом все время, каждую минуту, каждую секунду. Не думать о себе, а думать о том, кто рядом. Столько, сколько потребуется.
Тетя Ася, как показала жизнь, слово сдержала – «досматривала» за подругой до последнего ее вздоха, когда та была уже смертельно больна и тихо угасала. Приходила каждое утро, кормила, мыла полы, готовила и уходила к себе, продолжая прислушиваться к дыханию Томы через стены, через лестницы. Слушала ее шаги и прибегала снова, стоило той задержаться в ванной – Ася до секунды знала, сколько времени подруга проведет там. Она знала, во сколько Тома проснется и когда начнет мучиться бессонницей. Тихонько спускалась в четыре утра, чтобы дать таблетку. Когда болеутоляющие не действовали, Ася варила отвары или «заговаривала боль» беседами. И в семь снова была рядом – чтобы сделать укол. Она красила подруге ногти и по привычке варила кофе на двоих, переворачивая чашку. Кофейная гуща неизменно обещала скорое выздоровление и счастье для Нины. Часто стала приходить Валя – соседка, с которой Тома никогда особо не была близка, но именно ее болезнь их сблизила. Валя иногда подменяла Асю, и ей не было равных в том, что касалось городских сплетен. Валя своей болтовней умела рассмешить, что для Томы было очень полезно, с точки зрения Аси.