Страница 5 из 9
— Вот именно.
Ларин вылил в стакан остатки водки, плеснул морковного сока.
— Допустим, тот тип, от которого я убежал, действительно оперативник из «исполнения наказаний». Публику эту я знаю достаточно хорошо и вот что скажу: накопать на такого опера компромата — дело плевое. Любовницы, коррупция, алкоголизм, даже наркомания. А там и вербовочная ситуация, и все остальное.
— Вот тебе и придется всем этим заниматься, — подытожил Павел Игнатьевич.
Глава 3
Столичный следственный изолятор номер шесть куда более известен как «Текстильщики». Назван он так исключительно из-за близости к одноименной станции метро и к производству пошивочных материалов никакого отношения не имеет. СИЗО «Текстильщики» предназначено исключительно для женщин. Правда, тюрьма эта не считается слишком уж жесткой — учитывая ее местоположение, сюда нередко наведываются международные правозащитники. А потому и бытовые условия тут относительно человеческие, и беспредела со стороны администрации почти не наблюдается.
Камера, куда поместили Лидию Погорелову, выглядела небольшой, но относительно комфортной. Свежепокрашенные стены, высокие потолки, керамическая плитка на полу, чистое белье, два цветных телевизора и даже видеоплеер с подбором дисков — в основном дешевых сериалов. О том, что медсестра попала в тюрьму, ей напоминала лишь решетка на окне да массивная металлическая дверь с традиционной «кормушкой». Стены пестрели картинками: фотографии родных, вырезки из журналов, рекламные постеры, аляповатые иконки…
Единственным неудобством была духота, а еще — накуренность. Арестантки, совершенно не комплексуя, сидели на застеленных нарах в нижнем белье, а то и вовсе без него, и курили напропалую. Вентиляция не работала, и сизый табачный дым расползался по всей камере.
Так что Лидии Федоровне сперва даже показалось, что все не так страшно, как она себе представляла. Никаких тюремных ужасов пока что не наблюдалось. На «первоходку» сперва даже никто особо не обратил внимания. Лишь староста камеры, сухая чернявая ведьмочка с косым шрамом на скуле, кивнула новенькой в сторону нар у двери — мол, теперь это твое место, на другое и не думай претендовать.
Несмотря на более-менее сносные условия, Погорелова чувствовала себя отвратительно. И хотя пятилетнего сына забрала сестра, женщина постоянно спрашивала себя: как он там, как ест, как спит, не болеет ли? А еще тревожило — как примут ее на новом месте, какие тут нравы, чего ждать от первой встречи со следователем…
Знакомства начались на следующее утро. Ни особо опасных рецидивисток, ни матерых убийц в камере не было. Большинство арестанток вообще можно было не бросать за решетку. Молодая студентка педуниверситета сидела из-за конфликта с соседом-участковым — сильно с ним повздорила, когда тот был пьян, а правоохранитель в отместку подбросил в ее машину наркотики, после чего организовал образцово-показательное задержание. Пожилую гастарбайтершу из Таджикистана, почти не понимавшую по-русски, посадили за работу на подпольной хлебопекарне. Еще одна приезжая с Кубани сидела за кражу ящика сливочного масла. Единственной настоящей уголовницей с богатым тюремным стажем оказалась староста камеры, Надя Чуракова по кличке Арлекино, которая начала свой криминальный путь еще в начале девяностых, подвизаясь наводчицей у банды курганских гастролеров. Имея три судимости, на этот раз она попалась банально — на карманной краже, хотя, с ее слов, менты сунули ее в «Текстильщики» в отместку за отказ стать их осведомительницей.
Выслушав Погорелову, Арлекино задымила папиросой, задумалась.
— Дело твое фуфловое, даже если ты действительно этого мужика просто перевязывала, — резюмировала она. — Тем более у ментов на тебя вообще ничего нету. Кто-нибудь видел, как ты его перевязывала? Или в документах это есть? Нету? Ну, пусть твой следак и гуляет лесом. Все будет ништяк, не бзди, подруга!
— А если они что-нибудь другое придумают? — боязливо поинтересовалась Лидия Федоровна.
— Ну, просто так, на голом месте, не придумают, — затянулась папиросой староста. — Им-то это хлопотно: свидетелей организовывать, вещдоки, очные ставки и опознания, все такое… Ты, главное, как к следаку пойдешь — ничего не подписывай и вообще как можно меньше говори о себе. И не забывай, что любое чистосердечное признание облегчает совесть, но увеличивает срок. Присмотрись, пойми, чего от тебя хотят. А лучше всего — сразу уходи в несознанку, в глухой отказ. Пусть менты на тебя доказательства ищут, если они, в натуре, есть, а не ты им на себя материальчик организовывай. Не облегчай им жизнь.
— А адвокат? Должны же дать по закону?!
— Ну, это ты фильмов про ментов насмотрелась, — хмыкнула староста. — Если по закону, тебе дадут государственного адвоката, которого ты увидишь всего два раза: после твоего ознакомления с уголовным делом и на суде. А если хорошего защитничка искать — это филок стоит.
— В смысле — денег? — не поняла Лидия Федоровна.
— В смысле — лавешек. А их у тебя, затруханной медсестры, наверняка в нужном количестве нету. Так что или квартиру продавай, чтобы на адвоката разжиться, или привыкай к государственному. Или сама себя защищай…
Погорелову вызвали к следователю лишь через восемь дней после ареста. Допрос, как и положено, происходил тут же, в тюрьме, в следственном корпусе. Кабинет следователя выглядел вполне стандартно: стол, клетка для допрашиваемой, решетки на окнах. Следователь — невысокий сутулый мужчина с мрачным лицом и волосатыми пальцами — старался казаться приветливым и даже доброжелательным. Поинтересовался, нет ли жалоб, ладит ли Погорелова с сокамерницами, нет ли у нее хронических заболеваний. Обнадежил: мол, и в тюрьме люди живут, тем более что теперь «гуманизация», так что пусть Лидия Федоровна не падает духом и не теряет надежды.
И лишь после этого перешел непосредственно к делу.
— Вам, наверное, уже разъяснили ваши права? — с казенной улыбкой осведомился следак.
— Разъяснили. Но в самых общих чертах.
— Этого достаточно в рамках Уголовно-процессуального кодекса. А в чем вас подозревают — понятно? — прищурился он и принялся что-то быстро-быстро записывать.
— Нет, — ответила Лидия Федоровна, стараясь держаться как можно спокойней. — Какая-то перевязка, какое-то огнестрельное ранение… Я так ничего и не поняла.
— Дело не в перевязке и не в огнестреле, — следователь отложил ручку. — Как вы сами думаете, почему мы почти неделю не вызывали вас на допрос?
— Вам видней…
— Вот именно! Потому, что за это время открылись новые обстоятельства вашего дела. Как стало известно, — следак принялся буравить подследственную ледяным взглядом, — вы не просто оказывали помощь Андрею Ларину, опасному преступнику, находящемуся в федеральном розыске. Я имею в виду медицинскую помощь. Вы являетесь его непосредственной пособницей и соучастницей как минимум в одном убийстве с отягощающими обстоятельствами.
— Что вы мелете?! Какое такое убийство? — не выдержала Погорелова. — Какие еще обстоятельства?!
— Сейчас все объясню. Вам знаком этот человек? — с этими словами следователь протянул фотографию пожилого мужчины в меховой шапке и шикарной шубе.
— Не-ет… — протянула арестантка растерянно, тем более что этого человека она действительно никогда прежде не видела.
— Это — Седых Иннокентий Иванович, 1946 года рождения, богатый бизнесмен из Сибири, часто бывавший в Москве по судебным делам. Три месяца назад ваш друг, опасный рецидивист Андрей Ларин, похитил его с целью получения выкупа. Долго и изощренно пытал, притом в пытках самое непосредственное участие принимали и вы. Когда выкуп был, наконец, получен, Ларин убил Седых. Чтобы избавиться от трупа, тело решено было расчленить, притом расчленяли тело именно вы как человек с медицинским образованием. Все это происходило в ванной вашей квартиры, после чего ноги, руки и голову вы поместили в выварку, а туловище — в целлофановый мешок и вынесли все это в неизвестном направлении. Следствием также установлено, что вы…