Сёгун

– А если я не последую твоему совету? Если я буду манипулировать Советом регентов, даже Ишидо, и приведу Яэмона к власти?

– Что бы ты ни сделал, это будет разумно. Но все регенты хотят твоей смерти. Это верно. Я выступаю за немедленную войну. Немедленную. Прежде чем они изолируют тебя. Или, что более вероятно, убьют.

Торанага подумал о своих врагах. Они были сильны и многочисленны.

Возвращение в Эдо заняло бы у него три недели, если ехать по Токкайдской дороге, главной транспортной артерии, которая шла берегом между Эдо и Осакой. Плыть на корабле было более опасно и, может быть, более долго, если только не воспользоваться галерой, которая может идти против ветра и приливов.

Торанага мысленно опять обратился к плану, который он уже продумал, он не мог найти в нем изъянов.

– Я тайком слышал вчера, что мать Ишидо посетила своего внука в Нагое, – сказал он, и Хиро-Мацу сразу стал весь внимание. Нагоя был огромным городом – государством, которое еще не присоединилось ни к одной стороне. – Госпожа должна быть приглашена аббатом посетить замок Джоджи. Посмотреть, как цветет вишня.

– Немедленно, – сказал Хиро-Мацу. – Голубиной почтой. – Замок Джоджи был известен тремя достопримечательностями: улицей вишневых деревьев, воинственностью своих монахов, исповедующих дзен-буддизм, и открытой неумирающей верностью Торанаге, который много лет назад оплатил строительство замка и с тех пор следил за его содержанием, – Самый разгар цветения прошел, но она будет там завтра. Я не сомневаюсь, что почтенная госпожа захочет остаться там на несколько дней, это так успокаивает. Ее внук также поедет с ней, да?

– Нет – только она. Это сделало бы приглашение аббата слишком очевидным. Дальше: пошли секретным шифром послание моему сыну Сударе: я покину Осаку в то время, как Совет регентов закончит свою работу – через четыре дня. Пошли это с гонцом и продублируй завтра почтовым голубем.

Недовольство Хиро-Мацу было очевидным.

– Тогда не стоит ли мне собрать сразу десять тысяч человек? В Осаке?

– Нет. Людей здесь достаточно. Спасибо, старый друг. Думаю, я теперь сосну.

Хиро-Мацу встал и расправил плечи. Потом, уже у дверей:

– Я могу передать Фудзико, моей внучке, разрешение покончить с собой?

– Нет.

– Но Фудзико – самурай, господин, и вы знаете, как матери относятся к своим детям. Ребенок был ее первенцем.

– Фудзико может иметь еще много детей. Сколько ей лет? Восемнадцать – только что исполнилось девятнадцать? Я найду ей другого мужа.

Хиро-Мацу покачал головой.

– Она его не примет. Я слишком хорошо ее знаю. Это ее внутреннее желание покончить с жизнью. Пожалуйста.

– Скажите вашей внучке, что я не одобряю бесполезную смерть. В прошении отказано.

Через некоторое время Хиро-Мацу поклонился и собрался уходить.

– Сколько времени протянет этот чужеземец в тюрьме? – спросил Торанага.

Хиро-Мацу не обернулся.

– Это зависит от того, насколько жестокий он убийца.

– Благодарю тебя. Спокойной ночи, Хиро-Мацу. – Удостоверившись, что остался один, он тихо произнес: – Кири-сан?

Внутренняя дверь открылась, она вошла и стала на колени.

– Немедленно пошли сообщение Сударе: «Все хорошо». Пошли это скоростными голубями. Выпусти трех из них на рассвете одновременно. В полдень сделай это же еще раз.

– Да, господин. – Она ушла.

«Один пробьется, – подумал он. – По крайней мере четыре погибнут от стрел, шпионов, ястребов. Но если Ишидо не разгадал наш код, послание для него ничего не даст».

Код был очень засекречен. Его знали четыре человека: его старший сын, Небару; его второй сын и наследник, Судара; Кири и он сам. Расшифрованное послание означало: «Не обращать внимания на все остальные сообщения. Действовать по плану пять». По заранее установленной договоренности план пять содержал приказы собрать всех лидеров клана Ёси и их самых доверенных тайных советников немедленно в его столице, Эдо, и провести мобилизацию для войны. Кодовые слова, которые означали войну, были «Малиновое небо». Его убийство или пленение делали «Малиновое небо» неминуемым и начинали воину – немедленное фанатичное нападение на Киото, проводимое Сударой, его наследником, всеми войсками, чтобы захватить эту столицу и марионетку императора. Это проводилось вместе с секретно разработанными, тщательно спланированными восстаниями в пятидесяти провинциях, которые готовились годами для такого случая. Все цели, перевалы, города, замки, мосты были давно выбраны. Было достаточно оружия, людей и планов, как это лучше сделать.

«Это хороший план, – подумал Торанага. – Но он не удастся, если выполнять его буду не я. Судара проиграет. Не из-за желания рискнуть, или недостатка мужества, или ума, или из-за измены. Просто потому, что Судара не имеет достаточно опыта или знаний и не может увлечь за собой еще не решившихся дайме. А также потому, что осакский замок и наследник Яэмон станут на его пути, это средоточие для всего – вражды и ревности, которые я накопил за пятьдесят два года войны».

Война для Торанага началась, когда ему было шесть лет и он был взят заложником во вражеский лагерь, потом выпущен, потом захвачен другими врагами и опять взят в заложники, чтобы быть выпущенным, и так до двенадцати лет. В двенадцать он повел свой первый отряд и выиграл свои первый бой.

И так много битв. Ни одной не проиграно. Но так много врагов. И теперь они объединились.

Судара проиграет. Ты единственный, кто может победить при «Малиновом небе», может быть. Тайко мог сделать это, конечно. Но лучше будет не доходить до «Малинового неба».

Глава Четырнадцатая

Для Блэксорна это был адский рассвет. Он был ввергнут в битву с приговоренными к смерти. Наградой была мисочка каши. Оба мужчины были обнажены. Когда бы приговоренного ни помещали в эту огромную, Одноэтажную деревянную ячейку-блок, его одежда отбиралась. Одетый человек занимал больше места и мог скрыть оружие под платьем.

Мрачное и душное помещение было пятьдесят шагов в длину и десять в ширину и набито голыми потными японцами. Слабый свет проходил через планки и балки, из которых были сделаны стены и низкий потолок.

Блэксорн едва мог стоять прямо. Его кожа была в пятнах и царапинах от сломанных ногтей мужчин и деревянных заноз от стен. Наконец, он ударил головой в лицо мужчины, схватил за горло и стал бить его головой о балки помещения, пока тот не потерял сознание. Тогда он отбросил тело в сторону и стал пробиваться через потную массу к месту, которое он наметил себе в углу, и приготовился к новой атаке.

На рассвете наступило время еды, и стража начала передавать мисочки с кашей и водой через маленькое отверстие. Впервые им дали еду и питье с тех пор, как он попал сюда в сумерках прошлого дня. Выстроившиеся для получения воды и еды были необычно спокойны. Без порядка никто не мог получить пищи. Потом обезьяноподобный человек – небритый, грязный, усеянный вшами – оттолкнул его и забрал его порцию, пока другие ждали, что произойдет. Но Блэксорн побывал в достаточно многих матросских драках, чтобы быть сбитым одним предательским ударом, поэтому он изобразил беспомощность, потом яростно лягнул его ногой, и бой начался. Теперь, в углу, Блэксорн увидел, к своему удивлению, что один из этих людей предлагает ему мисочку каши и воду, которые он, как ему казалось, уже потерял. Он взял и поблагодарил его.

Углы были самыми излюбленными местами. Балки шли вдоль, по земляному полу, деля комнату на две части. В каждой части было по три ряда людей, два ряда лицом друг к другу, спинами к стене или брусу, еще один ряд между ними. В центральном ряду сидели только слабые и больные. Когда более здоровый человек в наружных рядах хотел вытянуть ноги, он клал их на тех, кто был в середине.

Блэксорн заметил два трупа, распухших и засиженных мухами, в одном из средних рядов. Но ослабевшие и умирающие люди вокруг, казалось, не замечали их.

Он не мог разглядеть ничего вдали, в этом мрачном, со спертым воздухом помещении. Солнце уже пекло дерево. Стояло несколько параш, но запах был ужасным, так как больные испражнялись под себя и в места, где они сидели в согбенном положении.