Дольмен

Вместо нее к нему приблизился человек в мокром облегающем костюме подводника.

– Риан?!

Нежданный гость вышел из каюты только к утру, а неподвижное тело Кристиана осталось лежать на банкетке.

Риан наклонился над столом, взял маленькое записывающее устройство и сунул его в привязанный к поясу футляр.

На мгновение он задержал взгляд на шкипере, словно в чем-то сомневался, потом выпрямился и проговорил спокойно и торжественно:

– Ты погружен в глубокий сон. Когда проснешься, ты не будешь ничего помнить, ничего. – Его губы тронула холодная улыбка. – Ты поймешь, есть кое-что похуже смерти: потеря любимой женщины.

Люка всю ночь не сомкнул глаз. Едва забрезжили первые лучи солнца, он открыл глаза и посмотрел на Мари. Нежно и осторожно отведя руку, лежавшую на его плече, он встал и постарался уйти, не потревожив ее сна.

Ему не просто хотелось, оставив Мари, дать ей побольше времени для сна, была у него и другая цель: поговорить с Жанной один на один. Если кто и мог знать что-нибудь о судьбе найденного на берегу ребенка, то именно Жанна – единственная оставшаяся в живых из родителей береговых разбойников.

Подождав мать Мари на выходе из часовенки, стоявшей на отшибе, где, как он знал, она молилась по утрам, Люка Вскоре ее увидел. Лицо ее выразило непритворное удивление И неприязнь. Она повела глазами вокруг, рассчитывая увидеть поблизости и дочь.

Твердо, хотя и полным предупредительности движением, он взял ее под руку и слегка иронично предложил ей пойти побеседовать к ней домой, а не стоять на ветру. Он знал, что дома находился Милик, а Жанна стремилась, чтобы муж знал как можно меньше.

Вот ей и пришлось прогуляться с майором, хотя она и постаралась отойти подальше от часовни, будто близость к святому месту не позволяла ей вести такого рода разговоры.

Люка поведал ей о том, что под гипнозом сообщил Пьеррик. Жанна выслушала его с чрезвычайном вниманием, но лицо ее оставалось бесстрастным, взгляд был устремлен вдаль, к морю, которого она, конечно, не видела. Люка дал себе слово, что проявит настойчивость вплоть до угроз, чтобы получить от нее хоть какие-то клочки информации. Тем сильнее было его удивление, когда она вдруг заговорила:

– Да, это я забрала ребенка у Пьеррика. Мне едва удалось освободить его из тряпок и унести с собой.

– Почему вы никогда не говорили об этом раньше?

– Думаете, мне было чем похвастаться? Сыновья – виновники гибели всех этих людей, его матери. А я, по-вашему, должна… – Жанна наклонила голову, перекрестилась и продолжила шепотом, слова давались ей с трудом. – Тем же утром я отвезла его в Брест и оставила на ступенях церкви Сен-Северин. Частенько я спрашивала себя, что сталось с бедным мальчиком, да и сейчас спрашиваю. Надеюсь, его усыновили хорошие люди.

Она обратила взгляд на Ферсена, и тот увидел, что в ее глазах стояли слезы.

– Скажите Мари: пусть не осуждает меня. Позже она об этом пожалеет.

Пообещав передать Мари напутствие матери, Люка посоветовал Жанне не говорить никому ни слова о том, что она ему сообщила. Итак, она да Пьеррик остались единственными людьми на острове, кто хоть что-то знал о ребенке Риана.

Жив. Мой ребенок был жив, когда корабль раскололся о скалы Ланд! Представляю, что пережила Мэри, дав жизнь моему ребенку в ту ужасную ночь, когда меня рядом не было. Мысль об этом заставляет меня содрогнуться.

Боже Пресвятой! Как я мог согласиться, чтобы она отправилась в Америку вместе с нами?!

Ведь сначала было решено, что она до родов останется в Ирландии, а позже присоединится к нам, приехав в Соединенные Штаты.

Ограбив банк в Париже вместе с Салливанами, мы отправились в Руан, где нас уже ждал готовый к отплытию корабль.

Корабль… и Мэри.

Я все перепробовал, чтобы отговорить ее, но она упрямо выпятила подбородок и отказалась уступить. Корабль ушел без меня. Но с Мэри и нашим ребенком.

Где он теперь? Какова его судьба? Единственный, кто мог бы об этом рассказать, находился в брестской больнице и к тому же давно утратил дар речи.

Я останусь на острове до тех пор, пока не узнаю, что приключилось с моим ребенком. Нет такой силы, которая могла бы мне помешать его найти, если, конечно, он жив.

Взглянув на маяк, возвышавшийся на самой крайней точке Ти Керна, я подумал о мщении и о слитках, за которыми охотился в течение тридцати пяти лет, не подозревая, что где-то есть цель, в тысячу раз более желанная и бесценная в моих глазах.

Ребенок Мэри. Мое дитя.

Скорее в Ти Керн!

Лучи солнца подползли к подушке, на которой безмятежно спала Мари. Золотистая полоса света коснулась ее лица, веки дрогнули, и она медленно выплыла из сна. Рука двинулась в поисках возлюбленного, и его отсутствие сразу пробудило ее до конца. Мари почувствовала легкую досаду, что его рядом не оказалось. Потом в мрачной пляске закружились ее самые черные мысли…

Ее поредевшая семья. Кристиан. Риан. Пьеррик. Следствие. Она отбросила в сторону одеяло и соскочила с кровати.

Увлекаемая неведомой силой, Мари побрела в сторону Ти Керна. Пелена тумана еще покрывала посверкивавшую от росы траву. Прибавив шагу, она подошла к двум уставшим после бессонной ночи жандармам:

– Ничего?

– И следов не осталось от этого Риана! Готов поставить на кон свое удостоверение, что он давным-давно покинул остров.

Они сделали прощальный знак рукой и двинулись дальше. Мари продолжила путь одна. В отличие от этих двоих она не сомневалась, что Риан по-прежнему в Ландах. Интуиция редко ее обманывала.

Сердце у Мари забилось. Будто ее материализовавшаяся мысль, вдали, метрах в пятидесяти от нее, показалась одинокая человеческая фигура. Она остановилась. Риан? Интуиция говорила «да», но разум заставлял ее пристально вглядываться в этот зыбкий силуэт, слишком далекий, чтобы она могла с достоверностью опознать в нем того или ту, кто, стоя на берегу, смотрел вниз, на море, бившееся о скалы Разбойничьей бухты. Повинуясь инстинкту, Мари побежала со всех ног к серой неподвижной тени. Кровь застучала у нее в висках. Человек, стоявший лицом к свету, двинулся по направлению к ней. Она постаралась увеличить скорость бега, чтобы не потерять его из виду. Человек прошел между менгирами, потом скрылся за дольменом.

И больше уже не появился.

Мари помчалась еще быстрее и наконец, запыхавшись, достигла монолитов. Единственным человеком на острове, кто мог таким способом скрыться под дольменом, был Риан. Она собиралась последовать его примеру, но в этот момент ее окликнули:

– Что ты здесь делаешь?

Удивленная, она посмотрела вверх: перед ней стоял Люка.

– Как ты догадался, что я пошла именно сюда?

По двум вертикальным черточкам между бровей она догадалась о его дурном настроении.

– Экраны мониторов снова погасли. Кто-то уничтожил камеры, все до одной…

Она нетерпеливо его перебила:

– Риан только что исчез под дольменом! Нельзя терять ни минуты!

Не отвечая на саркастическое замечание Ферсена, она нажала на солнечный знак, плита сдвинулась, открыв прорубленные в скале ступеньки, ведущие в склеп.

Круглый зал был пуст.

– Я видела, он точно исчез в склепе! – защищалась Мари. Люка не нападал, но его молчание выражало сомнение.

– Не уйду из этого зала, пока…

Слова замерли на ее губах. Луч фонарика высветил деталь, которая ее заинтересовала. Она отошла назад и присела на корточки, обратив все внимание на маленькую веточку вереска, которая осталась зажатой между двумя гранитными глыбами, которые были плотно пригнаны друг к другу. Люка встал на колени рядом с ней. Он согнул кончик торчавшей ветки.

– Гибкая, полная соков – значит, сорвана недавно. Между глыбами есть зазор.

– Я была в этом уверена! Через проход и ушел Риан. Нужно найти механизм, который его открывает.

– Теперь Риан уже далеко отсюда, – проговорил Люка.

– Лучше помоги, чем ворчать!