Дольмен

– И потом… Рано или поздно Жильдас бы заговорил.

– О чем заговорил? – встревожился Артюс.

Пи Эм тут же пожалел о сказанном. Что за идиот!

– Объяснись, черт тебя дери! – пробасил старик.

Супруг Армель принялся бормотать что-то невразумительное. Неожиданное появление Жюльетты спасло его, хотя бы на некоторое время, судя по выразительному взгляду отца: разговор, мол, не закончен.

Только пятнадцатилетняя Жюльетта, хорошенькая ангелоподобная блондиночка, была способна смягчить сердце деда, ибо она напоминала ему Гайдик – его покойную жену.

– Прости, дедушка, за опоздание. Я заболталась с Од и Никола, – не моргнув глазом солгала она, одарив старика лучезарной улыбкой.

Артюс улыбнулся в ответ, продолжив еду. Жюльетта искоса взглянула на деда, забавляясь тем, что ей так легко удалось его провести. Знай он, что внучка полночи провела вне дома и к тому же не одна, аппетит бы у него испортился.

Примерно о том же думал и Пи Эм. Лучше бы уж он держал язык за зубами. Теперь старикан вопьется в него клещами и не отступится, пока все не выпытает. И он будет вынужден рассказать, почему отсутствовал прошлой ночью и по какой причине. От этой мысли Керсена-младшего бросило в пот, и он с отвращением отодвинул яйцо с ненавистным дрожащим белком.

Ресторанный зал словно застыл в унылом оцепенении несостоявшегося праздника.

Лойк от удивления чуть не выронил чашку кофе, стукнувшуюся о стойку бара, и уставился на Жанну.

– Не могу поверить, мама! Почему ты никогда не рассказывала нам о ней правду?

– Хотела защитить тебя и брата, – коротко ответила она.

– Защитить?

У Жанны сорвался с губ горький смешок, и она продолжила, понизив голос:

– Теперь ты понимаешь, что нужно молчать?

Лойк в отчаянии сорвался на крик:

– Что толку?! Всевышний – он все видит! И требует крови.

Пройдя за стойку, не поднимая головы, он достал с полки одну из бутылок. Шотландское виски. Не долго думая налил в стакан и выпил, не закусывая.

Лицо Жанны помрачнело. Из всех детей Лойк был самым уязвимым, и она прекрасно понимала, что ей снова придется не спускать с него глаз, чтобы он вторично не скатился в пропасть. После смерти жены Катерины тринадцать лет назад Лойк в полном смысле слова погибал у нее на глазах. Пьянки, лекарства, постоянные депрессии – не прошло и трех месяцев, как крепкий мужчина превратился в развалину. Жанна, пройдя все круги ада, все-таки собралась с духом и отправила сына в психиатрическую клинику Морбиана, где по ходатайству Ива Перека ему выделили отдельную палату. Через шесть месяцев интенсивного лечения и тщательного ухода Лойк вернулся на остров.

А ровно через год им выпала большая удача: Жанна выиграла в лотерею большую сумму, и они построили «Ируаз».

Отобрав у сына бутылку, она сердито проговорила:

– Не Всевышний написал твоему брату анонимное письмо, а тот, кому зачем-то понадобилось ворошить прошлое, и уж поверь мне, это существо – из плоти и крови!

– Кто он? И чего хочет?

В холле зазвонил телефон. Лойк двинулся было, чтобы снять трубку, но Жанна удержала его за локоть.

– Не нужно. – И, не отрывая глаз от его лица, пояснила: – Мари ничего не должна знать. Ты слышишь, Лойк?

– Разумеется, мама… Господи! Ну что мне стоило вернуться тогда вместе с Жильдасом! А я стал донимать его упреками, что он, дескать, настолько пьян, не стоит на ногах, и в конце концов бросил его с Ивом. – В запоздалом раскаянии Лойк обхватил голову руками.

– Стало быть, Ив Перек последний, кто видел его живым? Удивленный изменившимся голосом матери, Лойк выпрямился. Выражение лица Жанны заставило его похолодеть.

– Не думаешь же ты в самом деле… – пробормотал он, содрогаясь от отвращения. – Нет… нет… Жильдас – его друг…

– Когда есть риск потерять все, друзей не бывает!

Лойк был готов защитить доктора, но вдруг вспомнил, что именно Ив вызвался подождать и проводить до дома отставшего Жильдаса той злополучной ночью.

Научно-производственный комплекс, принадлежавший Перекам, занимал около двух гектаров прибрежной территории и буквально утопал в зелени, обилие которой было скорее результатом человеческого упорства и безумных расходов на садовников, чем щедрости суровой бретонской природы. Созданный отцом Ива в семидесятые годы прошлого столетия комплекс средств ухода за кожей и лечебной косметики на основе водорослей и планктона – или, проще, лаборатории – достиг небывалого процветания на волне «возвращения к природе», сверхпопулярной в то время. После смерти Перека-старшего руководство лабораториями, естественно, перешло к Иву, врачу-терапевту, который тем не менее продолжил практиковать. Он любил говорить, что ему попросту не оставили выбора: на острове он был единственным медиком, а других последователей Эскулапа, пожелавших обречь себя на круглогодичную ссылку, не нашлось. Для самого Ива так вопрос не стоял – он родился и умрет в Ландах, что укладывалось в его жизненную философию: «Лучше быть королем у себя дома, чем лакеем во дворце».

– Повторяю, она не поверила в несчастный случай!

Ив нервно расхаживал взад-вперед по кабинету, прижав к уху трубку переносного телефона. Просторная, почти лишенная мебели комната казалась пустой. Мраморный пол, письменный стол матового стекла, низкий, обитый белой кожей диван. Лишенная жизни обстановка аскета. Единственная диссонирующая нота – старомодный, длиной во всю стену, шкаф – живая память медицинского прошлого островитян в течение многих поколений, в незыблемости перешедшая от отца к сыну. Через открытую дверь кабинета просматривалась смежная с ним приемная для обследования пациентов.

Обратив взгляд к небу, словно в поисках поддержки свыше, Ив простонал в трубку:

– Знаю, это создает проблемы, но я не мог настаивать, чтобы не вызвать подозрений.

Свободной рукой он шарил в ящике, пытаясь отыскать сигарету, припрятанную им на черный день, с тех пор как бросил курить. Мари, не позволившая ему подписать документ о захоронении тела Жильдаса, сделала для него этот день именно таким. Не говоря уже о ее требовании провести медицинскую экспертизу на материке.

Поначалу он взбунтовался:

– Твой брат умер в результате черепно-мозговой травмы при ударе о скалу!

– Я нашла его на песке, – возразила та с упорством, которое отличало всех Кермеров.

– Значит, он поранился об утес во время падения.

– У Жильдаса кружилась голова, когда он просто становился на табуретку, а ты хочешь, чтобы он ни с того ни с сего принялся разгуливать по краю двадцатиметровой пропасти?

– Да у него в крови обнаружено столько алкоголя, что он легко мог почувствовать себя птицей! Я видел и не такое.

– А кровь на менгирах ты тоже видел?

Тогда Ив решил поменять тактику. Если вскрытие – единственный способ положить конец ее сомнениям, следует его провести. Но доверить тело Жильдаса неизвестно кому, случайным людям, которые будут рассказывать сальные анекдоты, вскрывая ему грудную клетку и извлекая внутренние органы…

– Жильдас никогда бы мне не простил, а я не прощу себе, если допущу подобное. Из уважения к памяти брата – пойми, не с легким сердцем я тебе это предлагаю – разреши мне сделать вскрытие самому.

Мари была тронута, но отказала наотрез.

– Ты… вы с Жильдасом дружили… а здесь нужна холодная голова. И потом, ты не располагаешь необходимым оборудованием для проведения полноценной экспертизы.

Иву пришлось капитулировать. Он предвидел возможный отказ и принял ряд мер, чтобы ничем себя не скомпрометировать. Мари тогда поспешила уйти, захватив вещи, найденные при покойном. С четырехчасовым паромом на остров должны были прибыть представители регионального отделения судебной полиции, чтобы забрать с собой тело, передав его затем в Институт судебно-медицинской экспертизы. Не мог ли Ив отвезти тело брата к этому времени в порт?

Разумеется, он обещал.

Едва сдерживая ругательства, Ив Перек продолжал шарить пальцами по дну ящика. Как она сейчас нужна ему, эта чертова сигарета! Наверняка девица Курсен выкинула ее во время уборки, она и не на такое способна… Наконец он ее нашел, закатившуюся за степлер.