Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 69 из 100



Уход волею своих. Отказ тебе от мира решением собственного племени.

Что бывает хуже?

Песни учат, что хуже бывает странствие в чужих краях.

Испытывал ли он страх? С приближением реки дальнейшая жизнь становилась всё реальней…

А чего бояться? Пожелай конфедерация племен — его бы уже догнали. Пожелай раньше его родное племя — его бы не отпустили в эту безнадежную гонку, безнадежную не потому, что нельзя успеть, а потому что незачем успевать.

Только бы не встретить за рекой Одинокого Воина — и спасен.

Одинокий Воин был ужасом… нет, ужас неверное выражение, Одинокий Воин был постоянной проблемой собратьев. Это так говорилось: «Одинокий Воин», как будто речь шла всегда об одном существе. На самом деле, они бывали разные, однако воевали исключительно поодиночке. Ни разу собратья не сражались сразу с двумя Одинокими Воинами. Чтобы выстоять против этого удивительного, редкого бойца требовалось около двадцати собратьев. Будь бегущий даже лучшим изо всех, а он таковым не был, все равно он не смел бы надеяться на удачу в поединке с Одиноким Воином.

Но он его не встретит, к счастью для племен Одинокий Воин не приходит часто. Когда его видят — это событие. Может быть, дело в том, что и прятаться этот враг умеет превосходно.

Враг… А нет больше врагов. Это теперь не его враги. Он подвешен в пустоте, ни врагов, ни друзей. Как отвратительно быть одному!

Не исключено, что молочному брату и бедняге буленбейсеру сейчас лучше.

Он прыгнул в реку и поплыл.

Так началось изгнание.

Вода не была холодной, но течение ощутимо относило в сторону.

Я должен забыть свое имя.

Он должен был вышвырнуть имя, утопить его в пограничной реке: изгнав, племя отбирало данное ему при рождении; его бывшее имя по закону теперь принадлежало племени. Он не жалел. Он лишь помнил, что обязан забыть.

Для изгнанников одно имя на всех — Волк.

Он преодолел течение, стараясь держать голову над водой. В тот миг, когда он вышел из реки, кусты шевельнулись.

Капли с его тела падали на песок, а он застыл, он врос в чужой берег, так как узнал боевую раскраску.

Одинокий Воин глядел на него безразличным горящим взором. Никуда не спеша. Немного задумчиво.

Вся эта история могла не начаться и, соответственно, не закончиться, если бы в ветвях, прямо над ужасающим, словно светящимся в ночи силуэтом Одинокого Воина не ждал с интересом нахохлившийся, изо всех сил старающийся не спать попугай.

Да и если бы Волк не был волком, а Одинокий Воин — тигром…





И если бы не разделяла река две цивилизации, два враждующих мира: организованные в жесткую союзную систему стаи волков на северном берегу — и почти независимые, разрозненные кланы хищников-кошек, контролирующие берег южный.

В какой-то из своих инкарнаций эта планета обрела путь, при котором первенство разума получал не один-единственный избранный вид. Гонка за приз, то есть за культуру и цивилизацию, не оборвалась с отрывом лидера от преследователей. То ли планета решила, что она достаточно велика и способна принять более сложный узор жизни, то ли так решили ее высшие покровители, то ли им очень не понравились возможные альтернативные варианты.

Семь цивилизаций, семь чудес смотрели на звезды разумными глазами; семь видов, а это важнее, чем раса, строили государства, еще примитивные, сливающиеся со средой обитания. Они находились на уровне примерно VIII в. до н. э., если сравнивать с другой, несправедливой версией развития этой планетки и принимать то, усредненное, неверное исчисление времени.

Волки ни в коем случае не называли себя волками. Они делились на племена, и лишь враги именовали племена стаями. Обозвать собрата волком было тяжким оскорблением, чреватым всеобщим выступлением в поход других собратьев. Так некогда и затеялась не прекращающаяся война между конфедерацией и кланами.

На север от реки считалось, что волк по натуре дикарь-одиночка, волк не умеет чувствовать коллективизм, тщательно взращиваемый племенами буленбейсеров, бладхаундов и прочих.

Но на юг от реки жили те, для кого волк был стайной тварью, а именно — странствующие индивидуалисты с четким кодексом чести. Клан львов доминировал там, к югу от реки, львы создавали поселения и контролировали территорию, предпочитая оседлость. Клан леопардов, клан гепардов, клан

ягуаров — ни один не мог сравниться по численности с самым жалким племенем конфедерации, но гордые глаза мгновенно сужались от мысли, что их обладатель способен проиграть поединок.

И украшением мира кланов был тигр, которому его потенциальные жертвы дали прозвище Одинокого Воина.

Тигр был индивидуалистом настолько, что в способе речи большинства видов для него не нашлось множественного числа. Тигр появлялся всегда сам, без сопровождения. Если бы тигр не погибал вообще, народы могли бы вообразить, что это такое уникальное существо в единственном экземпляре.

Тигр не имел постоянного жилища. Или же о месте том ничего не знали. Даже львы.

Волки и клановые хищники создали самые агрессивные государства. Они явно склонялись к экспансии, и, пожалуй, судьба-география удачно распорядилась, натолкнув их друг на друга. Взаимная экспансия позволяла самовыражаться лучшим представителям двух видов, но сдерживала и тех, и других.

Боевым народом были также медведи, но ввиду удаленности они жили в собственном ареале. Порой у них разгорались такие междоусобицы, коих не ведала никакая разумная раса. Жестокость и коварство, присущие медвежьей культуре, сделались общим местом в песнях и сказаниях всех прочих. А из-за неторопливости, в холодный период переходящей в инертность, медведи не могли собраться и покарать злоязычников походом возмездия.

Подобно медведям, крокодилы в прошлом не вступали в пограничные конфликты и слабо контактировали с соседями. Однако теперь то прошлое стало очень давним. Благодаря хорошо обученной и, наверное, самой дисциплинированной армии, империя молчаливых убийц, ужасающая описаниями пиршеств — шедеврами их поэзии, превратилась в проблему для остального мира. Их никто не любил. Что могло объединить шесть видов — вопиющая, холоднокровная чуждость седьмого.

Правда, не бывает худа без добра: именно армия крокодилов уничтожила разумных змей, устроив абсолютный геноцид, преследуя последних беглецов даже на землях соседей.

По сравнению с крокодилами, морская республика уже не казалась такой потусторонней. Киты, касатки, дельфины вряд ли в обозримом будущем имели шанс стать кому-то помехой. У них просили помощи, ими интересовались. Им завидовали: ведь они освоили иную стихию, и просторы в их распоряжении находились огромные, ни с кем не разделенные. Им сочувствовали: по той же причине, поди наведи порядок в такой непонятной громаде, как океан.

И оставались загадкой их сложные конфликты, альянсы, использование диких акул друг против друга, их сентиментальность и астрономия, их монашеские уединения в сотнях днях пути от ближайшего разумного существа…

Никто не трогал царство слонов. Слоны жили где хотели — в окружении крокодилов, посреди львиного клана. Они были миролюбивы вплоть до непротивления злу насилием. Каждый второй слон после смерти оказывался великим философом, оставившим учеников. Они развили в себе сверхъестественные умения, хотя и естественные умения слона вполне достойны сопровождения приставкой «сверх». Они придумали технологию, создали ашрам изобретателей, но отменили собственную идею, дабы отложить технологический прорыв. Они решили, что, кроме них, никто не готов к переменам. В теории их царство опережало уровень разума на планете на столетия. Однако насчитывалось их слишком мало, совсем мало…

Ну и летающие мозги: орлы, кондоры, соколы, попугаи, всех не перечислишь. Коршуны-ястребы…

Попугай старался не уснуть. Он наблюдал, как вылез из реки волк, как изменил неподвижность Одинокий Воин.

Попугай вел себя как типичный представитель седьмой расы. Он принадлежал к расе посредников.