Страница 16 из 47
Кончилось все тем, что Кагэро повалился на пол у стены, закрыл глаза и долго любовался хороводом цветных шаров. В голове же была каша. Единственное, что можно было выделить из хаоса звуков и изображений, это слова:
«Истинно… Достоверно… Действительно…
Рожденный однажды, родится дважды и трижды… и ни смерть, ни болезнь… не коснутся его…
Истинно… Достоверно… Действительно…
А если смерть осмелится приблизиться к нему… да падет проклятие на тех, кто позволил это… кто не отдал свою жизнь взамен его жизни… кто не встал грудью за него… кто не пал ниц, дабы спасти его…
Истинно… Достоверно… Действительно…
Ежели кто будет так безумно смел, что поднимет руку на него… или хотя бы осквернит его словом, или взглядом, или мыслию… того лишить рассудка, либо глаз, либо рук… а кто убьет его, тому никогда не увидеть смерти…
Истинно. Достоверно. Действительно».
Последние слова прозвучали твердо, словно говорящий был уверен в том, что произносит. Потом все встало на свои места. Осталось только желание уснуть и легкое головокружение. Так он и просидел до утра, привалившись к стене. А утром пошел к Мудзюру.
Тот воззрился на Кагэро невинными глазами.
— Прекрати это! Я всю ночь не мог уснуть и сейчас не могу, хотя глаза слипаются!
— Нервы, — невозмутимо ответил Мудзюру. — Ты до сих пор не научился успокаивать нервы? Это же элементарно!
— При чем тут нервы? — вскричал Кагэро. — Чего ты хочешь добиться от меня этим? Что я должен сделать, чтобы ты вернул мне сон?
Лицо Мудзюру сразу стало жестким и суровым, будто выточенная из стали маска. И глаза — словно два изумруда. Таким Кагэро видел его только тогда, в долине…
— Ты должен понять. Понять, что сделать. Понять, не чего я хочу, а что тебе нужно.
Мудзюру говорил, будто бросался фразами. Бросал каждую, как копье. И каждая попадала в цель. Кагэро вдруг понял, что хочет научиться говорить так, используя не только слова.
А закончил Мудзюру и того эффектнее:
— Пошел вон!
Почему-то Кагэро не захотелось возражать, и он покорно вышел. Только снаружи пришел в себя, вдохнув свежего воздуха. Только сейчас до него дошло, что воздух в доме Мудзюру пропитан запахами благовоний и чая. «Как он там выдерживает так долго», — думал он…
Дома в селении были не очень богатые. Видно, что живут крестьяне, пусть и не нищие. Кагэро ходил по улицам, смотрел в лица людям, но встречал лишь тени. Да, именно так. Он не видел огня жизни в их глазах, не видел радости внутренней, а не внешней. Без всего этого они были мало похожи на людей, скорее, на подобия тех кукол, одной из которых совсем недавно был сам Кагэро. Еще ночью он чувствовал, как жизнь уходит из его тела, а пустоту заполняет нечто враждебное. Именно поэтому он с содроганием ждал следующей ночи.
Иногда Кагэро обращал взгляд в сторону гор, где блистал императорский дворец. Наверное, вокруг него много таких селений. Хотя он вовсе не так близко, как кажется отсюда. Нет, добраться до дворца затруднительно, если не знаешь нужных троп. Да и люди не столь безумны, чтобы беспокоить потомка богов попусту.
Вернувшись, Кагэро влез на крышу своего дома и повернулся лицом к дворцу. Закрыл глаза — и мысль полетела, освобожденная, над камнями, над скалами. К сверкающим покоям.
Но всякий раз разбивалась, словно искра, о стену изо льда. В конце концов, Кагэро устал и спустился вниз. В прохладу дома. И ему удалось уснуть. Он с наслаждением упал в мягкую, теплую тьму.
Проснувшись, он увидел, что Итиро сидит неподалеку у стены и что-то шепчет, закрыв глаза. Видимо, был уже вечер, потому что дом затопили густые сумерки. Кагэро видел лицо своего слуги, но в потоке темноты оно размывалось, становилось похожим на большое круглое пятно, бледное и даже источающее свет. Нельзя сказать, что смотреть на это было приятно.
Кагэро прислушался, попытался разобрать, что там шепчет Итиро. И это ему удалось, но понять он ничего не смог. Может быть, Итиро возносил хвалу богам на древнем языке, который уже успели позабыть или который изменился до неузнаваемости. Кагэро откинулся на спину и подумал, что этой ночью ему уже не уснуть. Уставился в темный потолок. И долго-долго смотрел не отрываясь в одну точку, пока не стали плавать вокруг стайки крохотных красных светляков. Правда, когда он отвел взгляд, светляки не исчезли. Они продолжали весело шнырять вокруг головы Кагэро. Иногда садились на нос, но только на мгновение, чаще же парили в воздухе на расстоянии одного-двух пальцев от лица или же с быстротой птицы проносились перед глазами.
Кагэро тряхнул головой. Он не испугался — чего тут пугаться? Но чувство необычного все же пришло.
И красные мельтешащие точки принялись полосовать полог тьмы. Она, тьма, распадалась на огромные лоскуты, а те мягко падали вниз. Кагэро увидел странный пейзаж — салатного цвета земля, холмы, на холмах — каменные столбы, покрытые глубокой резьбой, настолько глубокой, что видно было даже с такого большого расстояния. Сам Кагэро стоял на возвышении, видимо, на вершине невысокой горы. Но что это за гора, по склону которой сходят удобные для ног человека ступени?..
Вот теперь наступил черед страха. Вернее, в страх переросло удивление. Кагэро медленно спустился вниз, на землю, ступил на салатную, местами голубую, траву. Прямо по земле ползли облака, легкие и совершенно белые. Совсем не похожие на те, из которых проливается на землю дождь.
Странно было смотреть на эти облака. Странно и жутко. В человеке вообще заложен страх перед всем большим, вернее, огромным. Нависающая над головой скала может внушить гораздо более сильный страх, чем рычащий в двух шагах от тебя дикий зверь… А рядом с Кагэро плыли самые настоящие облака. Что он должен был думать? Небеса спустились на землю!
Он шел вперед, проходя сквозь белые горы, при этом чувствовал только легкий холод. Холмы все как один оказались невысокими, а резьба на венчающих их столбах — замысловатым узором. Но что более всего удивило Кагэро: линии узоров находились в непрестанном движении. Они змеились по поверхности столба, перекрещивались, сплетались… Даже не верилось, что линии вырезаны на камне. А они были вырезаны. Кагэро прикоснулся к столбу кончиками пальцев, ощутил и острый, кое-где выщербленный край линии, и холодную твердость камня. Даже на миг засунул кончик ногтя в вырез. Но тот вильнул в сторону, едва не сорвав Кагэро ноготь.
Из облака вдалеке вырвался огромный, прозрачно-синий шар. Он секунду повисел на месте, будто размышляя, какое направление выбрать, а потом устремился к… к Кагэро. Шар пролетел немалое расстояние за долю секунды, только синяя молния метнулась от облака к холму. И остановился прямо перед лицом Кагэро.
Внутри шара творилось что-то невообразимое. Разгорался и гас свет. Сполохи блуждали по всему шару, пока их свет не иссякал. Часто они собирались у одной точки, той, которая была ближе всего к лицу Кагэро. Ему казалось, что шар разросся до непомерных размеров, и что яркие огни плавают вокруг…
…Огни были холодными, и свет их нес, как ни странно, именно холод. Кагэро никогда еще такого не видел. Он привык, что любой свет в мире так или иначе имеет солнечную природу и приносит с собой тепло. А здесь было чертовски холодно. От холода мышцы одеревенели и слушались без особого желания. Даже губы двигались еле-еле. Кагэро рванулся к лиловому покрову, но… но ладони встретили лишь твердость, монолитную твердость. Он в ужасе зашарил взглядом по поверхности шара — Кагэро и впрямь был внутри. Из верхнего полюса поползли зеленые потеки. Зелень стекала по внешней поверхности дивного шара из совершенно прозрачного лилово-синего камня.
Синие огни запаниковали. Кагэро заметил, что вместе с зеленью исчезает и холод. Огни разгорались все ярче и ярче, вскоре их свет стал просто ослепительным. Кагэро что есть силы сжал веки да еще приложил сверху ладони. Но острые, как мечи, лучики прорывались между пальцев, а пробить веки для них не составляло труда.
Свет погас внезапно. Кагэро открыл глаза, опустил руки. Шар был заполнен мягким зеленым свечением. Мышцы уже повиновались, свирепый холод синих огней стал забываться. Кроме того, неизвестно откуда появлявшиеся оранжевые стрелы время от времени пронзали зеленую полумглу, и от них раскатывались волны жара.