Страница 10 из 47
Слова Юримару заставили Кагэро задуматься. Он словно раздвоился: одна часть его существа была полностью согласна со старцем, другая же — протестовала негодуя. И вернуло все на свои места только появление Итиро с кружкой-котелком в руках. Очень быстро Юримару сварил сытную похлебку, ее с лихвой хватило на троих.
Сразу после ужина, а была уже ночь, и быстро всходила луна, Юримару ушел в хижину. Спать.
Кагэро сидел молча и смотрел, как прыгает слабеющий огонь по темно-вишневым углям.
— Дед говорит, в долине по ночам неспокойно, — робко заговорил Итиро.
— Так почему бы ему не пустить нас внутрь?
— Ну… он сказал, что у меня смелый и сильный господин.
Кагэро скрипнул зубами и сжал кулаки.
Еще не известно, кем лучше быть — слугой или хозяином. По крайней мере, у слуги есть, у кого просить защиты.
— Если я твой господин, значит и жизнь твоя принадлежит мне? — Кагэро посмотрел прямо в глаза Итиро, и тот был вынужден отвести взгляд. Негоже слуге смотреть на хозяина как на равного.
— Да…
— Так почему я должен защищать тебя, а не прикрываться тобой? — Кагэро осекся. — Нет, конечно, я этого делать не буду… Давай лучше спать.
Но он долго еще лежал и смотрел в открытое небо, где столько звезд, что хватило бы на миллионы ожерелий… Но звезды слишком высоки… А потом Кагэро отвел взгляд. Негоже слуге смотреть на хозяев как на равных.
На пятый день пришла беда.
Утро было дымное, и солнце висело в небе красным шаром. Лучи земли не достигали, так что в долине плавал серый сумрак. Кагэро проснулся рано и увидел, что Юримару стоит в сотне шагов от хижины и смотрит куда-то вверх.
Там, на гребне скалы, мелькали фигурки людей. И уж их крики могли пробиться сквозь плотный туман. Кагэро понял, что ничего хорошего ждать не следует. Правда, непонятно, что можно искать в убогой хижине, одиноко стоящей в окружении скал?
Стрела, взвизгнув, вонзилась в землю.
— Жалко, что сейчас не ночь, — услышал Кагэро голос и увидел, что Юримару уже стоит рядом с ним.
— Почему?
— Долина темная, я бы позвал о-бакэ,[2] и они распугали бы… этих. А если бы их не остановили о-бакэ, тогда я позвал бы одного из о-ни.[3] А днем никто не придет, чтобы помочь старику…
У Кагэро на голове зашевелились волосы. Юримару говорил такие вещи, что следовало опасаться за здравость его рассудка. О-ни… Всем известно, как ужасны о-ни, хотя мало кто их видел.
Еще три стрелы взрыли землю под их ногами, а остальные засвистели над головой. Из хижины выскочил Итиро — услышал крики. Круглое лицо его было перекошено так, будто он сам только что увидел о-ни в темном углу.
— Молись, внук, мне нечем защищаться, — сказал Юримару. Он даже не пытался укрыться от стрел, но стрелы словно сами не желали ранить и убивать старика.
Пришельцы уже спустились в долину и бежали в сторону хижины. Кагэро внезапно почувствовал страх. Юримару же было все равно. И Кагэро понял почему: он знал, что этим все кончится, и потому давно приготовился к этому дню.
— Почему вы не сказали?! — заорал Кагэро. — Почему? Мы все могли бы спастись!
— Человеку не нужно знать свое будущее, — покачал головой Юримару. — Ты скоро будешь знать свое. Я бы сказал тебе — ты увел бы Итиро, и он бы понял. И ты уже не отвертелся бы от его просьб сказать, «что же будет, если?». Очень трудно жить, когда знаешь будущее…
Голос Юримару потонул в крике Итиро. Он, сжав в кулаке нож, кинулся вперед с намерением распороть живот одному из пришельцев. Тот как раз стоял, открывшись, и громко смеялся, глядя на хижину старика и ее обитателей. Итиро вполне мог бы осуществить свой замысел, но он ведь никогда не убивал. Рука остановилась, а Итиро упал под тяжелым ударом, скорее даже не ударом, а оплеухой.
Тогда взялся за свой меч Кагэро. Уж его-то рука не дрогнула — и согнулся смеявшийся мгновение назад воин. Согнулся, а потом упал, чтобы никогда не встать. Итиро отполз за спину Кагэро.
— Что ты делаешь? — Кагэро повернулся. Итиро лежал на земле, страшно вращая глазами. Он сходил с ума от страха. Юримару сидел, подобрав колени, будто ничего не происходило.
Сверкнула сталь. Кагэро успел отбить удар и нанести свой.
Он рубился сразу с тремя или четырьмя воинами, как-то чудом отбивая сыпавшиеся со всех сторон удары. Но все удары он отбить не мог, и наступило мгновение, когда не стало больше сил. Кагэро упал рядом с Итиро. И провалился в забытье.
А когда очнулся — никого вокруг не было. Никого из живых. Только Итиро, да и тот полумертвый. На его белое, белее муки, круглое лицо было противно смотреть — искаженный гримасой страха рот с серыми полными губами теперь растягивался в угодливой улыбке, и она казалась особенно ужасной. Да к тому же по подбородку тянулись две струйки слюны. Глаза Итиро были пусты.
Юримару лежал рядом, из его груди торчала стрела.
А возле хижины стоял Говорящий.
— Скажи спасибо, — он ухмыльнулся.
Кагэро почувствовал жгучую боль в плече. Скосил глаза, увидел, что весь утыкан стрелами, которых до сих пор — поразительно! — не замечал. Теперь стрелы выползали из тела, и сопровождалось это болью и кровотечениями.
— Скажи спасибо еще раз, — сказал Говорящий, когда стрелы упали на землю. — Теперь уж я тебя не оставлю.
И, уже развернувшись, чтобы, как обычно, раствориться в потоке холодного воздуха, Говорящий бросил:
— Береги слугу.
Глава четвертая
Итиро полосовал тушу убитого оленя. Шкуру он аккуратно содрал и, свернув, положил рядом, и теперь вырезал самые вкусные куски — для своего хозяина, для Кагэро.
— Ты знаешь, как нужно обрабатывать шкуру? — спросил Кагэро, следя за работой слуги из-под полуприкрытых век. — Она не должна начать гнить, и запах чтоб был нормальным.
— Знаю, Кагэро-сан, мне часто приходилось работать со шкурами, и я знаю все секреты этого ремесла. Иначе я просто выбросил бы ее. Хотите печень, хозяин?
Кагэро посмотрел на красно-коричневую печень, которую Итиро держал в руке.
— Ты предлагаешь мне есть ее сырой?
— Нет, что вы. Приготовлю наилучшим образом.
Итиро выбросил подальше обрезки и занялся приготовлением ужина. Первым делом он взялся за печень — проколол ее в нескольких местах ножом, обсыпал какой-то сушеной и измельченной травой, солью, тщательно завернул в листья и насадил на металлический стержень. Огонь не дотягивался до печени и лишь обдавал ее волнами жара. Кагэро с любопытством посмотрел на свой будущий ужин.
— Я никогда не видел, чтобы так готовили, — сказал он.
— А почему бы и нет? Видите, листья для того, чтобы не терять сок, который, смешиваясь со специями, будет пропитывать печень или мясо.
Кагэро улыбнулся. Он больше любил традиционные способы, если это касалось пищи.
А еще он с некоторых пор стал любить одиночество. Среди людей ему было жарко, душно, голова отказывалась работать и наливалась такой жуткой тяжестью, что хотелось провалиться под землю. Зато когда он вырывался из толпы — приходила легкость и какая-то пьянящая радость.
Этого оленя убил он сам. Чтобы немного развеяться. Кагэро ушел из деревни, которая встретилась на их пути, но те полдня, что пришлось пробыть там, были сущим адом. Но на этом все закончилось. Кагэро оставил истекающего кровью, еще живого оленя и завалился под дерево, положил голову на руки и ушел в себя.
«Береги слугу…»
Он берег Итиро, а тот совершенно искренне думал, что все происходит наоборот. Что это он не спит по ночам и высматривает в ветвях глаза хищников. Что это он пробует камни на дороге, когда совсем рядом пропасть. Что это он готов выхватить меч и драться.
Пусть считает. Кагэро не мог не выполнять приказов Говорящего, а это был именно приказ. Почему? Потому что Говорящий не умеет просить. И стальная иголка засела намертво в его мозгу: да, он больше не служит странному незнакомцу с вполне обычным именем — Мудзюру, и вторым, больше похожим на прозвище, — Говорящий. Он больше не «раб» его, но ослушаться приказа… Это выше возможностей Кагэро. Возможно, Говорящий так и не захотел отпустить его по-настоящему и оставил какую-то часть усердного землекопа в той долине…
2
Привидения в виде сгустков тумана; принимают разные ужасные облики.
3
Человекоподобные демоны с клыками и рогами, очень сильны и живучи, дерутся с помощью железной шипастой палицы, хитры и умны, иногда превращаются в людей, людоеды; считается, что люди, не умеющие укрощать свой гнев, превращаются в О-НИ; иногда помогают людям.