Страница 33 из 40
Лица обеих были бледны, а глаза красные и полные слез.
Кроме них в комнате стояла еще, прижавшись в угол, старая, скромно одетая женщина.
Сыщики поклонились, и Джон обратился к сидевшим на постели дамам:
— Простите, сударыни, простите нам нашу смелость. Я — Джон Вильсон, а это — мой брат и помощник Фред. Мы прибыли ночным поездом по вашему вызову.
— Так это вы! — воскликнула графиня, — я, конечно, очень рада. Но как вы вошли в дом?
— Ваше письмо, сударыня, — сказал Джон, — подсказывало мне, что вы находитесь в большой опасности. Я выехал поэтому немедленно. Прибыв сюда, мы долго и тщетно звонили сначала у ворот, а потом у входа. Когда нам никто не открыл, мы влезли через окно бельэтажа. В первой же комнате нам удалось обезвредить человека, который вам мог бы быть вредным.
Графиня смотрела на сыщика с недоумением.
— Я вас не понимаю. Насколько я знаю, внизу нет ни живой души.
— Внизу находился человек, — ответил Джон. Но тут к нему подошел патер Керро и протянул ему руку.
— Простите, мистер Вильсон, что я так вас встретил. Но мы все, вот эти дамы и я, находимся в таком возбужденном состоянии с тех пор, как граф Тортони и его сын погибли так трагически. Но больше всего нас взволновало покушение на жизнь контесс Эдит, произведенное во время ее прогулки по лесу.
Сыщик кивнул головой и обратился к графине:
— Не будете ли вы, сударыня, столь любезны рассказать, как все это случилось, — сказал он.
— Насколько я могу, я сделаю это с удовольствием, — ответила она усталым голосом. — Несчастье это началось несколько недель тому назад. В один прекрасный день моего мужа принесли домой мертвым. Сильный, пышущий здоровьем, отважный человек погиб на охоте. Его нашли на поляне. Рядом с ним лежало ружье его. Я не хотела верить, что он сам покончил с собой и думала, что он стал жертвой катастрофы, но теперь я изменила свое мнение.
— Вы думаете, что граф сделался жертвой убийцы?
— Нет, это невозможно, — вставил патер, — пуля, пробившая сердце графа, выпущена из собственного ружья графа. Это доказано и я исключаю возможность убийства, и не допускаю также самоубийства, но уверен, что граф сделаллся жертвой собственной неосторожности.
— Гораздо проще было дело с моим единственным сыном Гаскон, — продолжала графиня, — его нашли мертвым, сидящим в кресле за столом в своем кабинете. Рядом с ним стоял недопитый бокал вина, к которому примешан был сильный яд. Гаскон отравился и оставил даже несколько строк, в которых он извещал нас о своем решении положить на себя руку…
— Имеете ли вы еще записку, оставленную сыном?
— Да, я спрятала ее, после того как ее осмотрела полиция, я сейчас вам ее покажу.
Она подошла к шкафу, открыла дверь и вытащила оттуда ящик.
— Боже мой! Где же записка, — воскликнула она. — Я хорошо помню, что положила ее сюда.
Она еще раз перерыла все письма и записки в ящике, но записки в нем не было.
Она была вне себя и громко зарыдала:
— Я готова поклясться чем угодно, что я записку положила сюда, что ключ от шкафа не выпускала из рук. Положение становится все более и более страшным.
— Вы, наверно, ошибаетесь, дорогая тетушка, — сказал патер, — ведь записка без сомнения нашлась бы, если вы положили бы ее сюда.
Графиня ничего не ответила, но продолжала горько плакать.
— Но и я хорошо помню, что мама положила записку в этот ящик, — добавила контесс[14]Эдит, — и это очень странно, как она могла исчезнуть.
Вильсон во время этой сцены зорко следил за патером. Он производил на сыщика все более и более плохое впечатление.
— Мне записка больше не нужна, — сказал Джон, — но вы, сударыня, наверно помните точное ее содержание.
— Конечно, — ответила графиня, — вот дословный текст записки: — Ухожу из этой жизни, так как она мне надоела. Кто меня понимает, тот меня простит.
— Записка была без обращения и без подписи?
— Да, — ответила графиня скорбно.
— Происшествия в этом доме все очень странны, — сказал сыщик. — А где же произведено было покушение на жизнь контесс Эдит?
— В лесу, расположенном недалеко от дачи, — ответила сама контесс Эдит.
— Я это место непременно осмотрю.
Джон Вильсон слегка наклонил голову и спросил с едва заметной иронией:
— Нет ли у вас подозрения на кого-нибудь?
— Ни малейшего, — ответила графиня, — вообще для нас необъяснимо, кто может быть против нас так враждебно настроен. Мы вообще мало соприкасались здесь с людьми, а зла не делали никому.
— Вы, судя но вашей фамилии, итальянского происхождения?
— Да, лет десять тому назад мы обосновались здесь, а племянник мой, господин патер Артур Керро, находится у нас с полгода, — ответила графиня.
— Нет ли у вас еще родственников?
— Имею еще брата Джузеппе Керро. Он живет в Риме, — продолжала графиня.
— Так мистер Артур Керро является сыном этого господина?
— Нет, — ответил патер коротко, — мой отец, второй брат графини, и моя мать уже давно умерли.
— Кто явился бы наследником всего вашего имущества, в случае смерти вашей и контесс Эдит? — спросил сыщик далее.
— Я вас, мистер Вильсон, понимаю и охотно вам на ваш вопрос отвечу. В случае смерти моей и моей дочери, наследниками являются брат мой из Рима Джузеппе и племянник мой Артур.
— Тетушка, — воскликнул патер с пафосом, — дай Бог, чтоб и ты и Эдит жили еще долго.
— Я тебе охотно верю, мой дорогой Артур, — ответила графиня, — ведь ты такой богобоязненный человек и так стараешься оградить нас от опасности, нас окружающей.
Наступила минута молчания. Потом сыщик спросил:
— Еще одно, сударыня. Не знаете ли Вы, каким образом и откуда молодой граф Гаскон достал яд?
— Нет, абсолютно не знаю, да и все расспросы по этому поводу ни к чему не привели.
Вильсон внезапно повернулся к патеру, посмотрел ему пристально в лицо и медленно спросил:
— А где Вы, мистер, были в день покушения на жизнь контесс?
Патер в лице слегка изменился. Он не в состоянии был переносить пристального взгляда сыщика, он повернулся я стал ходить взад и вперед.
— Не понимаю этого вопроса, — проронил он нехотя.
— Меня удивляет, что Вы не были с дамами.
— Я был дома, — заявил Керро. — Старая Катрина знает, что я был в своей комнате.
— В каком этаже находится Ваша комната?
Патер топнул ногой и грозно крикнул:
— Вы меня выводите из терпения. Вы ставите вопросы так, как будто подозреваете меня в чем-то. Но это, право, смешно.
Вильсон уже повернулся к патеру спиной и обратился к старой служанке:
— Вы старая Катрина?
— Yes, Sir, — ответила она, — я — Катрина Дорес и уже пять лет служу в этом доме.
— В каком этаже комната господина патера?
— В первом этаже, в задней части, ответила она.
— Вы теперь единственная прислуга в доме?
— Да, единственная.
— Вся прислуга покинула меня, — сказала графиня, — люди все говорили, что в этом доме творится что-то неладное, и из боязни все ушли.
— А старая Катрина единственная, которая осталась?
— Да, — сказала она, — но и мне хочется уходить.
— Почему?
— Я живу в постоянном страхе, в этом доме так жутко.
— Ну теперь, графиня, контесс и мистер Керро, я должен просить Вас побороть свой страх и спуститься снова вниз и занять свои прежние помещения. Я и брат мой будем жить с Вами, пока не вернем Вам возможность мирного и спокойного житья, и я надеюсь, что Вам придется ждать недолго.
Графиня, заметно успокоившаяся с приездом Вильсона, и контесс согласились спуститься вниз.
Когда все были в бельэтаже, раздался звонок. Перед дачей стояла карета со многими служителями из больницы, приехавшая за бежавшим Жак Бэринг.
Дамы немало ужаснулись, увидев связанного человека. Патер также не мог скрыть смущения и он поблагодарил сыщика за избавление от этого опасного субъекта.
Сумасшедшего увезли, и Вильсон одному из служителей вручил для передачи директору свою карточку, где он сообщил ему, что сегодня будет у него.