Страница 5 из 14
— Будь он белым, стал бы властелином всей Южной Америки, — со значением добавил Карлайл. — Букер Т. Вашингтон[4] даже близко к нему не стоял. Наш малыш унаследовал смекалку всех племен и народов, что были у него в роду, а таких наберется не менее полудюжины, голову даю на отсечение. Меня он боготворит, потому что я единственный человек в мире, кто превзошел его в исполнении регтайма. Бывало, устроимся мы с ним на причале в нью-йоркской гавани — он с фаготом, я с гобоем — и давай наяривать в миноре тысячелетнюю африканскую гармонию, да так, что крысы взбегали по опорам, усаживались в кружок, пищали и подвывали, как собаки перед патефоном.
Ардита расхохоталась:
— Ну ты и заливаешь!
Карлайл ухмыльнулся:
— Да будь я проклят, если…
— А что ты собираешься делать в Кальяо? — перебила она.
— Наймусь матросом и отправлюсь в Индию. Из меня получится неплохой раджа. Честно. Потом куда-нибудь в Афганистан: куплю себе дворец и доброе имя, а лет через пять объявлюсь в Англии — с чужеземным говором и загадочным прошлым. Но прежде всего Индия. Знаешь, поговаривают, будто все золото мира потихоньку стекается обратно в Индию. Меня это зацепило. Опять же, мне нужен досуг, чтобы читать, и как можно больше.
— Ну а потом?
— А потом, — ответил он с вызовом, — настанет черед элитарности. Смейся-смейся, только признай, что я, по крайней мере, знаю, чего хочу, — а ты, подозреваю, о себе этого сказать не можешь.
— Ну почему же? — возразила Ардита, доставая из кармана портсигар. — До встречи с тобой я как раз переполошила всех друзей и родных, потому что твердо знала, куда стремилась.
— И куда же?
— К одному человеку.
Он вздрогнул:
— Хочешь сказать, ты была помолвлена?
— В некотором роде. Если бы не твое появление, я бы вчера вечером — как давно это было! — улизнула на берег и махнула к нему в Палм-Бич. Там меня ждет браслет, некогда принадлежавший российской императрице Екатерине. Только не надо бурчать про элитарность, — быстро оговорилась она. — Этот человек привлек меня тем, что наделен воображением и имеет смелость держаться собственных принципов.
— Но твои близкие его не одобряли, верно?
— У меня близких — раз-два и обчелся: скудоумный дядюшка и безголовая тетка. Так вот, этот человек, похоже, впутался в какую-то историю с рыжей Мими, фамилию не помню; из этого раздули целый скандал — он сам рассказывал, а мне мужчины не лгут, да я и не интересовалась его прошлым: для меня имело значение только будущее. А с этим забот не предвиделось. Когда мужчина в меня влюблен, он не ищет развлечений на стороне. Я сказала, чтобы он немедленно ее бросил, и он послушался.
— Я ревную, — нахмурился Карлайл, но тут же рассмеялся. — Думаю, придется тебе идти с нами до Кальяо. Там я снабжу тебя деньгами и отправлю в Штаты. У тебя будет достаточно времени, чтобы поразмыслить насчет этого человека.
— Не разговаривай со мной в таком тоне! — вспылила Ардита. — Терпеть не могу поучений! Ясно тебе?
Он хмыкнул и тут же неловко осекся: ее ледяной гнев, казалось, загнал его в угол и пригвоздил к месту.
— Прости, — неуверенно выговорил он.
— И нечего извиняться! Терпеть не могу мужчин, которые по-мужски скупо говорят «прости». Замолчи — и все!
Повисла пауза; Карлайл счел ее весьма неловкой, тогда как Ардита, похоже, ничего не заметила: она удовлетворенно затягивалась сигаретой, вглядываясь в сверкающее море. Вскоре она взобралась на плоский камень, легла на живот и стала смотреть вниз. Наблюдая за ней, Карлайл подумал, что девушка эта, как видно, вообще не способна выглядеть неуклюжей.
— Ой, смотри-ка! — воскликнула она. — Внизу уступы, да какое множество! Как широкая лестница.
Он лег рядом, и они стали вместе смотреть вниз с головокружительной высоты.
— Сегодня ночью пойдем купаться, — радовалась она. — При луне.
— В воду лучше заходить с другой стороны, где песок.
— Ну нет. Я люблю нырять. Ты можешь взять плавки моего дяди, только они как чехол на танк, потому что дядя сильно обрюзг. А у меня с собой есть купальный костюм, который приводил в трепет местную публику на всем атлантическом побережье, от Биддефорда до Сент-Огастина.[5]
— Ты прямо акула.
— Да, плавать умею. Но выгляжу не в пример симпатичнее. Прошлым летом один скульптор на курорте близ Нью-Йорка оценил мои лодыжки в пятьсот долларов.
Видимо, это сообщение не требовало ответа, и Карлайл промолчал, позволив себе лишь деликатную внутреннюю улыбку.
V
Когда тьма стала подкрадываться к ним серебристо-голубой тенью, они прошли на веслах по мерцающей протоке, привязали лодку к скалистому выступу и полезли вверх. Первая широкая площадка оказалась на высоте футов десяти — будто самой природой созданная для прыжков в воду. Они посидели в ярком лунном свете, наблюдая за непрестанным движением вод, которые теперь присмирели, потому что начался отлив.
— Тебе хорошо? — неожиданно спросил он.
Ардита кивнула.
— На море мне всегда хорошо. Знаешь, — продолжала она, — меня весь день преследует мысль, что мы с тобой немного похожи. Оба — бунтари, только по разным причинам. Два года назад, когда мне только-только исполнилось восемнадцать, а тебе…
— Двадцать пять.
— …мы оба, но общепринятым меркам, добились успеха. Я была совершенно фантастической дебютанткой, ты — преуспевающим музыкантом, только что получившим офицерское звание…
— Произведен в джентльмены решением конгресса, — иронично вставил он.
— Пусть так, но каждый устроился в этой жизни. Если шипы у нас не обломались, то по крайней мере сгладились. Но в глубине души каждому из нас чего-то не хватало для счастья. Сама не знаю, чего мне хотелось. Меняла поклонников, суетилась, дергалась, от месяца к месяцу все больше упрямилась и злилась. Взяла привычку забиваться в угол, втягивать щеки — думала, рехнусь; меня преследовало жуткое чувство быстротечности жизни. Хотелось всего сразу и сейчас, сейчас, сейчас! Казалось бы, красивая… я ведь красивая, правда?
— Правда, — осторожно согласился Карлайл.
Ардита вдруг вскочила:
— Подожди-ка. Надо испробовать это восхитительное море.
Став на край утеса, она прыгнула, в полете сложилась пополам, тут же распрямилась и безупречным клинком вошла в воду.
Вскоре до него долетел ее голос:
— Так вот, все дни, а иногда и ночи напролет я читала. Стала презирать высший свет…
— Поднимайся, — перебил он. — Чем ты там занимаешься?
— Лежу на спине, и все. Через минуту буду с тобой. Позволь мне досказать. Меня забавляло только одно — шокировать окружающих: могла приехать на маскарад в самом немыслимом и самом прелестном костюме, появиться на людях в обществе главного ловеласа Нью-Йорка, ввязаться в какую-нибудь рискованную, отчаянную авантюру.
К ее голосу примешивался плеск воды, но вскоре до Карлайла донеслось прерывистое дыхание — Ардита карабкалась на утес.
— Иди купаться! — позвала она.
Карлайл послушно встал и тоже нырнул. Выплыв на поверхность, он, мокрый, сразу выбрался на камни, но Ардиты нигде не было; охваченный мгновенным ужасом, он услышал ее легкий смех с верхнего уступа, футах в десяти. Он вскарабкался к ней, и они немного посидели молча, обхватив колени и переводя дыхание после крутого подъема.
— Мои родственники дошли до ручки, — неожиданно продолжила она. — Хотели поскорее выдать меня замуж. А я, когда почувствовала, что жизнь — пустая штука, нашла для себя… — она торжествующе стрельнула глазами в небо, — нашла для себя кое-что!
Карлайл не торопил, и она выпалила:
— Смелость, только и всего; смелость как жизненный принцип, от которого нельзя отступать. Тогда-то у меня и появилась твердая вера в себя. Мне стало ясно, что все мои кумиры прошлых лет увлекали меня именно проявлениями смелости. В житейских ситуациях я искала только смелость. Вот, например, в профессиональном боксе: человек избит, окровавлен, но все равно поднимается с ринга, хоть и знает, что пощады не будет; я требовала, чтобы поклонники водили меня в бойцовский клуб; куртизанкой проплывала через этот гадюшник, смотрела на толпу как на грязь под ногами, что хотела, то и делала, плевала на чужое мнение, во всем потакала себе, чтобы умереть так, как сама задумала… У тебя закурить есть?
4
Букер Т. Вашингтон (1856–1915) — американский просветитель, публицист, оратор, советник президентов-республиканцев. Его отец был белым, а мать — чернокожей рабыней. С 1890 по 1915 год Букер Т. Вашингтон оставался признанным лидером афроамериканского сообщества.
5
Биддефорд — город в штате Мэн, на берегу залива Сакко. Сент-Огастин — город в северо-восточной части штата Флорида; известен, в частности, тем, что в городской тюрьме там был заточен Оцеола, вождь семинолов.