Миссия на Маврикий

– Никого тут не встретят с такой радостью, как почтальона, мистер Пуллингс! – провозгласил Джек, приглашая того в каюту.

– Откуда путь держишь, Том?

– Прямо от адмирала, сэр, – отозвался лейтенант таким тоном, будто это была лучшая, доставленная им весть.

– От мистера Берти? – переспросил Джек, чей протестующий разум ухватился за последнюю надежду, что флот следует для усиления Явы под командованием совсем другого вице-адмирала и просто проходил мимо.

– Так точно, сэр, – бодро отозвался Пуллингс, – и он вручил мне вот это лично для вас. Том вытащил из кармана свернутый в «собачье ухо» номер «Морской хроники» и вытряс из его страниц официальное письмо. Но, держа его на весу, вместо того, чтобы отдать адресату, он спросил:

– Вы что, совсем не получали почты с момента нашей последней встречи, сэр?

– Ни слова, Том. Ни слова с самого ухода с Мыса. Что-то не так – ни слова почти год.

– Тогда я первый! – завопил Пуллингс, лучась довольством. – Позвольте пожелать вам и миссис Обри всего самого лучшего!

Он схватил безвольную руку Джека, с силой сжал ее и показал страницу журнала, одновременно зачитывая вслух:

«В Эшгроу Коттедж, Хилтон Адмирал, что в Хантсе, супруга капитана Обри, «Боадицея», произвела на свет сына и наследника...».

– Дай сюда! – рявкнул Джек. Он схватил журнал, поднес страницу к свету и впился в нее взглядом.

– «В Эшгроу Коттедж, Хилтон Адмирал, что в Хантсе, супруга капитана Обри, «Боадицея»,... сына...» Черт меня побери! Господи, благослови! Боже, боже! Честное слово, меня словно в ад кинули и взяли обратно... Как обухом по голове! Киллик, Киллик! Бутылку шампанского сюда и доктора позови! Киллик, это тебе, Господь любит нас! – и Джек счастливо захохотал.

Киллик принял пригоршню монет, медленно высыпал их в карман с видом крайней подозрительности, и вышел из каюты, неодобрительно сжав губы.

Джек вскочил со стула, несколько раз прокружился по каюте с тихим счастливым смехом, переполняемый любовью, счастьем и внезапной пронзительной тоской по дому и семье.

– Спасибо, Пуллингс, спасибо от всего сердца!

– Я так и думал, что вы обрадуетесь, сэр, – отозвался Пуллингс. – Мы же знали, и миссис П. и я, как вы хотели мальчика. Девочки – это, конечно, замечательно, но это немножко не то... С ними не хочется быть все время, да и непонятно с ними – что из них получится. А мальчик! Наш пострел, сэр, если только у меня к тому времени будет корабль, выйдет в море сразу, как только оденет штаны.

– Надеюсь, миссис Пуллингс и Джон в добром здравии? – осведомился Джек, но, еще до того, как он получил исчерпывающий ответ, в каюту ввалился Стивен в компании мешка с почтой.

– Стивен, – провозгласил Джек, – Софи родила мальчика!

– Правда? Бедняжка. Но ты, полагаю, теперь успокоишься.

– Ну, – краснея, отозвался Джек, – я никогда и не заикался об этом, ты же знаешь.

Он уже вычислил в уме, что далекое, пока безымянное чудо было зачато в ночь перед его отплытием, и теперь робел и смущался.

– Ну что ж, желаю тебе радости с твоим сыном. Надеюсь, Софи в порядке? Ко всему прочему, – заметил он, глядя, как Джек возится с завязками почтового мешка, – теперь ты не будешь так уж против баронетства?

– Господи, что со мной! – воскликнул Джек. – Первым делом – приказы!

Он бросил мешок, разорвал пакет с адмиральским письмом и тут же обнаружил то, что ожидал: приказ по получении сего с максимальной скоростью проследовать на соединение с эскадрой на или вблизи Родригеса. Он рассмеялся и заметил:

– Может, баронетство когда и придет ко мне, но здесь оно мне точно не светит. Я смещен.

Он вышел на палубу и отдал приказ поднять сигнал о смене эскадренного курса, прочь от Маврикия, а затем другой – сплеснить грота-брас. Глядя на обалделое выражение на физиономии Сеймура, он понизил голос (насколько смог), и сообщил тому, что только что получил известие о рождении сына. Приняв поздравления офицеров с квартердека и заметив искреннюю радость в глазах ближайших матросов, Джек вернулся с Китингом, зазвав того «пропустить стаканчик». Бутылка вскоре опустела, почта была рассортирована, и, отдавая полковнику его пакет, Джек заметил:

– Надеюсь, полковник, что ваши новости будут столь же хороши, как и мои, дабы возместить неприятности. Вы оказались пророком как минимум наполовину, и, боюсь, на Родригесе вас будет ждать генерал, как меня уже ждет адмирал.

С этими словами Джек удалился со своими письмами на кормовую галерею, являвшуюся на корабле его маленьким персональным местом отдыха, оставив пораженного полковника, бледного и трясущегося от негодования.

Незадолго до обеда он вышел с галереи и обнаружил в салоне одинокого Стивена. Пуллингс, узнав о новом курсе эскадры, понял, что с его стороны было бы не худо не спешить с известиями, которые стоили коммодору его планов и славы, теперь уныло торчал на юте у поручней, проклиная себя за неуместное усердие.

– Надеюсь, что и у тебя нашлись хорошие новости, Стивен? – Джек кивнул на кучу распечатанных писем.

– Отчасти, спасибо. Но ничего, что ввергло меня бы в радость, сравнимую с твоей. Ты, братец, разрумянился и аж светишься весь. Расскажи же, как там Софи?

– Пишет, что никогда в жизни не чувствовала себя лучше. И клянется, что роды прошли легко, как письмо в щель ящика. Я знаю, Стивен, что к детям ты относишься примерно как старина Ирод, но...

– Нет-нет. Я вовсе не такой упорный несгибаемый детоненавистник, хотя и разделяю мнение, что большинство детей – совершенно излишни.

– Без детей не будет следующих поколений.

– И оно и к лучшему, если посмотреть, во что мы превратили мир, где им предстоит жить. Сперва волчья стая сверстников, а затем больное, бесчеловечное общество – вот что формирует их. Но бывают, конечно, исключения: воспроизведение таких славных созданий как Софи, и, даже, осмелюсь заметить, как ты сам – безусловно, доброе дело. Но, боюсь, я тебя перебил.

– Да я просто собирался сказать, что, может, тебе бы хотелось послушать, как Софи его описывает. Выходит, что это самый необыкновенный, исключительный ребенок...

Стивен слушал с приличествующим любезным выражением, тем временем запах жареного мяса и лука поплыл на корму, барабан грянул «Сердца из дуба», созывая к обеду кают-компанию. Желудок Стивена к тому времени уже вполне был готов подхватить мелодию – а рассказ о замечательном младенце все продолжался:

– Ты даже представить не можешь, Стивен, как это меняет все будущее мужчины – иметь сына! – возглашал Джек. – Вот теперь мне вполне есть смысл посадить в имении грецкий орех. Да что там, заложу целую плантацию дубов!

– Девочки могли бы собирать грецкие орехи и бегать под дубами. А их внуки – уже срубить их.

– Нет-нет, это совсем другое дело. Сейчас, благодарение Господу, у них есть приданное – и они неизбежно выйдут за каких-нибудь сальных типов с фамилией что-нибудь вроде Снукс... Стивен, согласись, это – совсем другое дело.

Прямо перед пятью склянками Джека прервал приход Пуллингса, все еще не в своей тарелке, и до сих пор кипящего негодованием полковника. Ровно в пять склянок появился Киллик собственной персоной со словами:

– Кушать подано! – и неподражаемым жестом ткнул большим пальцем в сторону столовой, куда и проследовала вся компания.

Пуллингс ел свою баранину молча, без особого аппетита, полковник Китинг, хотя и мог, согласно обычаям, говорить свободно за коммодорским столом, оставался также нем, видимо, боясь спугнуть словами последний малый шанс, на который у него еще оставалась надежда. Стивен предавался размышлениям, хотя время от времени ему удавалось заполнять паузы в потоке бодрого красноречия Джека. Когда, наконец, долгий обед был закончен, выпили, чокаясь, теплого портвейна за короля, миссис Обри и новорожденного Потрясателя Вселенной, и гости удалились проветриться, Стивен сказал Джеку:

– Я даже не могу сказать, чем я больше восхищаюсь: твоему неуемному чадолюбию, или твоему великодушию перед лицом разочарования. Не так еще давно ты бы предпочел, по примеру Нельсона, «приложить подзорную трубу к слепому глазу». Ты бы «не получил» этих приказов и взял Маврикий еще до того, как мистер Берти пронюхал бы, где ты находишься.