Страница 25 из 81
При этом неожиданном появлении матросы мигом присмирели и невольно отпрянули на несколько шагов назад. Неистовые крики, шум и брань мигом смолкли, уступив место безмолвной гробовой тишине.
С бесконечным презрением, без малейшего содрогания в голосе и вообще без какого бы то ни было признака волнения на холодном и неподвижном лице Морской Разбойник заговорил, на этот раз не только не повысив, но, напротив, даже несколько понизив голос. Тем не менее слова его отчетливо раздались по всей палубе, производя сильное впечатление на виновников.
— Бунт, — начал он с саркастической усмешкой, — открытый, смелый и жаждущий крови бунт на моем корабле! Уж не наскучила ли вам ваша жизнь, ребята? Пусть попробует кто-нибудь из вас выступить вперед. Подними он только руку, пошевели одним пальцем или волоском, осмелься он только взглянуть мне прямо в глаза или даже вздохнуть погромче — и кости его, я ручаюсь, побелеют на дне морском…
В толпе царила мертвая тишина, и ни один из этих буйных и отважных молодцев не смел теперь не только промолвить слова, но даже пошевельнуть пальцем. Смиренно потупив глаза и еле дыша от страха, матросы, равно как и солдаты, стояли покорные и безмолвные перед чародейственной силой этого человека, которому никто еще не противостоял.
Они знали, что этот мягкий и благозвучный голос был способен изречь жестокий приговор. Заметив, что никто не осмеливается ответить на его вызов, корсар еще раз взмахнул рукою, при виде чего мятежники испуганно отпрянули от него еще на несколько шагов дальше.
— Хорошо, — сказал он тем же тихим голосом, — я вижу, вы, хотя и поздно, но все-таки, на ваше счастье, вняли, наконец, голосу рассудка. Долой штыки и кортики!
При этих словах ружья и кинжалы мигом упали на палубу.
— Мистер Вильдер, — спокойно и вежливо, как будто ничего особенного не произошло, обратился Морской Разбойник к своему старшему лейтенанту, — будьте добры, назовите мне зачинщика этих беспорядков и главного коновода негодяев, чтобы я мог наградить его по заслугам. Но сперва объясните мне вкратце причину всей этой глупой истории.
Как ни сильно было желание Вильдера уступить голосу сострадания и скрыть имя зачинщика, но, с другой стороны, он не мог не понять, что строгость в данном случае являлась безусловной необходимостью и что кроткие меры были тут ни к месту. Вот почему, покоряясь печальной необходимости, молодой человек рассказал первоначальную причину ссоры и весь ее ход, строго придерживаясь в своем показании истины, ничего не утаивая и ничего не прибавляя, и кончил тем, что указал на матроса, осмелившегося поднять руку на старшего лейтенанта корабля.
— Я не имею ни права, ни основания, мистер, сделать вам какой-либо упрек по поводу этого печального события, — проговорил Морской Разбойник после непродолжительной паузы. — К сожалению, вы еще чересчур мало знакомы с настоящим характером этой буйной и неугомонной банды, чтобы знать, что только величайшая и непременная строгость, сопряженная с немедленным и жестоким наказанием за такие проступки, может удержать этих негодяев от подобного рода преступлений. Моя беспечность одна была виною всему. Мошенники очень хорошо знали, что я не слежу за ними, иначе, поверьте мне, ничего бы такого не случилось.
Возвратясь однажды с берега на борт, я застал бездельников спокойно восседающими в моей каюте, где они как ни в чем не бывало, весело и не стесняясь, распивали одну бутылку за другой из моего запаса вин, между тем как офицеры сидели в трюме взаперти. Я один вмешался в эту толпу, и через четверть часа и шканцы и ют были очищены от негодяев.
— Такое быстрое восстановление порядка не обошлось, должно быть, без крупных и очень строгих наказаний, — заметил Вильдер, который был не в силах скрыть содрогание, невольно пробегавшее по его телу при виде того свирепого выражения, какое минутами искажало лицо Морского Разбойника, несмотря на веселый и полушутливый тон, каким он рассказывал об этом событии.
— Да, вы сказали правду! — лаконично ответил пират. — Затем своим обычным спокойным тоном он продолжал:
— Но, так как на этот раз победителями остались мы, Вильдер, то можно будет, я думаю, несколько смягчить наказание этим негодяям, особенно теперь, когда мы все-таки должны принять во внимание нежные, деликатные чувства наших гостей — женщин. Впрочем, помилование, само собою разумеется, последует не иначе, как с вашего согласия, мистер. Одно ваше слово — и смерть дерзкого послужит наказанием за учиненное вам оскорбление.
Выслушав поспешное согласие нашего молодого моряка и убедившись в его готовности простить виновника, Морской Разбойник приказал зачинщику подойти к нему ближе.
Робко и смиренно потупив глаза, выслушал уличенный матрос строгий выговор своего начальника, причем держал себя, равно как и стоявшие поодаль остальные виновники, внимание которых было всецело поглощено словами их командира, как преступник, готовый покорно подчиниться заслуженному справедливому наказанию.
Не мешает, однако, заметить, что капитан, несмотря на несомненное раскаяние виновников, не позволил себе выразить ни малейшего неуместного чувства торжества, ни проявить чем-либо тщеславной гордости. Спокойно и плавно лились из его уст слова, которые именно потому еще глубже проникали в сердца его слушателей.
В заключение своего строгого и внушительного выговора он красноречиво и вполне доказательно опровергнул несправедливые обвинения, какие высказали матросы старшему лейтенанту "Дельфина". Он объяснил им, как обширны сведения Вильдера в морском деле, указал на очевидные результаты этих сведений и наконец, уверил их, что имеет вполне удовлетворительные доказательства его верности и преданности. Затем он приказал успокоившимся матросам немедленно вернуться к своим прерванным занятиям, что и было исполнено быстро и беспрекословно. После удаления матросов Морской Разбойник подозвал к себе наших неразлучных друзей, Фида и негра Гвинею.
Оставив негра на один шаг позади, Фид выступил вперед и стал перед разбойником, при этом он судорожно мял в руках свою фуражку, в то время как негр, как всегда смиренный и молчаливый, медленно поводил своими большими черными глазами, озираясь по сторонам, избегая, однако, смотреть в лицо пирату.
— Мне чрезвычайно приятно, — ласково начал свою речь Морской Разбойник, обращаясь преимущественно к Фиду, — знать, что оба вы так честно и с таким самоотвержением поддержали и защитили своего молодого господина. Я слышал, будто вы уже с давних пор сопутствуете ему в его плаваниях. Так ли это?
— Да, да, ваша милость, это совершенно верно, — отвечал Фид развязно и бойко, забывая, по своему обыкновению, о смущении и робости, коль скоро речь заходила о его любимце. — Вот уж будет приблизительно двадцать лет, полагаю, с тех пор, как мы трос постоянно устраиваем свои койки на одном и том же корабле. Стало быть, понятное дело, что мы друг друга не выдадим и не покинем в минуту опасности. Но, конечно, оба мы — то есть я и Гвинея — люди не многоречивые, а потому в случае надобности можем помочь мистеру Вильдеру преимущественно силою наших здоровенных кулаков, которые, смею думать, исполняют, однако, свою обязанность ничуть не хуже пустых слов. Не правда ли, Гвинея? В ответ на это обращение негр ограничился легким наклоном головы.
— Ваша милость не должна взыскивать с молодца за неотесанность его манер, — продолжал Фид, указывая на молчаливого негра и как бы извиняясь за него. — Вы должны простить ему сдержанность его речи. И то сказать: где же было бедняге научиться говорить красивые фразы. Но зато в душе его таится целый клад; поверьте, сердцем он мудрее многих высокомерных мудрецов, тверд и предан. Назваться его другом ни для кого в мире не может быть позорно, а уж менее всего мне, так как он два раза спасал мне жизнь. А что касается его знакомства с морским делом, то могу вас уверить, что в этом отношении навряд ли найдется человек, которому удалось бы заткнуть его за пояс. Он вам завяжет узел так же искусно, как искусно владеет рулем, поднимет парус так же ловко и проворно, как обрасопит рею во время бури. И, ваша милость, можете быть вполне уверены, что он всегда и в любую опасную минуту чувствует себя на море, как дома. Кстати, чтобы не забыть, я вам расскажу, каким образом он избавил меня от дьявольски меткого удара одного француза…