Страница 44 из 54
Было ясно, что старший артиллерист на «Ринауне» производит залпы самолично с помощью знаменитого «firing director'a» Перси Скотта. Это было видно по тому, что все его орудия стреляли одновременно, и падения снарядов были также одновременными. Вероятно, британский офицер находился на фор-марсе, откуда он мог наблюдать за результатами стрельбы, не стеснённый пороховым дымом. Попадавшие в «Дерфлингер» тяжёлые снаряды взрывались при ударе в броню, и весь корабль вибрировал, словно негодуя и протестуя.
Первый 381-мм снаряд с «Ринауна» пробил бортовую броню к носу от барбета башни «А» и разорвался на главной палубе, сделав в ней пробоину пять на пять метров и пробив верхнюю палубу. Разрыв снаряда вызвал большие повреждения, возник пожар, с которым с трудом удалось справиться. Затем в «Дерфлингер» попало ещё три снаряда – один из них угодил во второе казематное 150-мм орудие, отбил половину его ствола и осколками убил и ранил почти всю его прислугу.
Следующий снаряд разорвался в воде рядом с корпусом на уровне 150-мм орудия номер один. Обшивка ниже броневого пояса деформировалась на длине десяти метров, швы разошлись, и вода стала просачиваться в угольную яму. Затем два снаряда попали в главный броневой пояс: один на стыке двух трёхсотмиллиметровых броневых плит, вдавив их края на семь-восемь сантиметров в прокладку из тикового дерева, другой вдавил целую плиту. Ещё два снаряда проникли внутрь корпуса и взорвались, вызвав сильное сотрясение.
Очередная полоса тумана набежала и поднялась, как театральный занавес. «Ринаун» был хорошо виден, и Хазе засёк два прямых попадания в него – «Дерфлингер» давал сдачи, выбрасывая по четыре двенадцатидюймовых снаряда каждые двадцать секунд. Бой шёл на равных, однако вскоре тяжёлый снаряд сорвал в носовой части «Дерфлингера» две броневые плиты, сделав при этом громадную пробоину размером пять на шесть метров. Эта пробоина была надводной, но при бортовой качке через неё в крейсер постоянно вливались потоки воды.
Снаряды падали. Хазе уже не имел связи с наблюдателем на марсе – телефонная связь и переговорные трубы были перебиты. А затем германский крейсер получил очень тяжёлый удар.
Пятнадцатидюймовый снаряд попал в броню башни «Цезарь» и взорвался внутри неё. Командиру башни оторвало обе ноги, почти вся прислуга была перебита. Осколки снаряда подожгли один главный и один дополнительный полузаряд. Пламя горящих зарядов ударило в перегрузочный пост, где загорелись ещё два главных и два дополнительных полузаряда. Они горели факелами, взметнувшимися над башней на высоту многоэтажного дома. Однако германские заряды только горели, а не взрывались, как английские, и это спасло крейсер. Всё же действие горящих зарядов было катастрофическим: их пламя убивало всё на своем пути. Из семидесяти восьми человек команды башни спаслись только пятеро, выскочив через люк для выталкивания стреляных гильз.
А через несколько секунд после этой катастрофы произошла вторая: 381-мм снаряд пробил крышу башни «Дора» и взорвался внутри. И снова погиб весь башенный расчёт, до погребов включительно, за исключением одного матроса, выброшенного силой взрыва через входной лаз. От этого взрыва загорелись все дополнительные заряды, вынутые из пеналов, и несколько главных зарядов. Из обеих кормовых башен к небу поднялись высокие столбы пламени, окруженные жёлтыми облаками дыма, как два погребальных факела…
«Надо выходить из боя! – промелькнуло в сознании Хазе, только что выпустившего очередной залп из носовых башен. – Иначе…».
Что будет иначе, он додумать не успел – тяжелый снаряд ударил в броню переднего артиллерийского поста в полуметре от него, и взрыв потряс крейсер до последней заклепки. Снаряд взорвался, но не смог пробить толстую броню рубки, хотя большие куски брони отскочили внутрь поста. Казалось, рубка руками гигантов была подброшена в воздух, словно детская игрушка, а затем, вся вибрирующая, опустилась на свое место. И наступила тишина, которую через несколько секунд разорвали крики «Хох!» и «Рипалс!».
Вновь припав к перископу, от которого его отбросило силой взрыва, Хазе увидел дым и огонь, проглотившие головной английский корабль. «Вот так!» – торжествующе подумал он.
…Ни Хазе, ни командир «Дерфлингера», капитан цур зее Хартог, ещё не знали, что их корабль, получивший около двадцати попаданий, принявший больше трёх тысяч тонн воды, потерявший половину артиллерии и расстрелявший больше половины боезапаса, за упорство в бою будет прозван англичанами «железным псом».
…В воду с шипением плюхнулся раскалённый обломок «Рипалса», и бесстрастное лицо адмирала Дэвида Битти дрогнуло – еле заметно, совсем чуть-чуть. Он видел, во что превратился его «Тайгер», получивший к этому времени не меньше пятнадцати попаданий; по редкой стрельбе мог он и оценить положение «Принсес Ройял», на которой полыхал большой пожар. Адмирал не знал, в каком состоянии находится «Ринаун», зато был уверен, что дальнейшее тесное общение с германскими Große Kreuzer для «Ринауна» ничем хорошим не кончится. Что с ним произойдёт, было видно на примере «Рипалса», и с каждым выпущенным по «Ринауну» немецким снарядом возрастала вероятность того, что именно этот снаряд станет для него роковым – особенно теперь, когда по «Ринауну» ведут огонь уже два германских крейсера, пусть даже потрёпанные. Немцам, конечно, тоже досталось, в этом Битти нисколько не сомневался, однако ни один германский корабль не покинул строй, а «Мольтке» и «Гинденбург», судя по интенсивности их стрельбы, серьёзных повреждений не имеют. И адмирал Битти с тремя уцелевшими кораблями повернул «все вдруг» на восемь румбов влево, выходя из боя.
…На Северное море наползала ночь, растворяя в сумраке силуэты боевых кораблей, ещё не утоливших жажду боя и упорно не желавших разжать двенадцатидюймовые клыки, впившиеся в горло врага. В ходе сражения дредноуты концевых эскадр сторон сближались порой на дистанцию в семь-восемь тысяч метров, яростно увеча друг друга ударами тяжёлых снарядов, и к исходу дня многие английские и германские корабли держались на воде только чудом или отчаянными усилиями команд.
У германцев серьёзно пострадали «Фридрих дер Гроссе», «Принц-регент Луитпольд», «Кайзерин», «Маркграф», «Кёниг», «Тюринген», «Ольденбург», «Вестфален», «Позен» и «Нассау». У англичан были тяжело повреждены «Сент-Винсент», «Коллингвуд», «Вэнгард», «Айрон Дьюк», «Мальборо», «Император Индии», «Беллерофон» и «Сьюперб»; «Нептун» зарывался носом в волны, и считала раны «Куин Элизабет». И дрожал над морем багровый отсвет горящей «Канады», рассыпавший по волнам кровавые блики. Но гореть ей оставалась уже недолго: в сгущавшейся тьме выходили на охоту ночные хищники-эсминцы, и спешили на этот призывный свет, обещавший добычу.
День завершался. Бой продолжался.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЯ. НОЧЬ – ДЕЛО ТЁМНОЕ
С приближением темноты противники, сплёвывая дымную кровь из простреленных труб и всё ещё щерясь друг на друга сломанными зубами повреждённых орудий, разошлись в разные стороны, выстраиваясь по воле своих адмиралов в ночной походный ордер. Бойцы-латники смыкали ряды, готовясь отражать атаки миноносцев, но сделать это удалось не всем.
«Канада» не дождалась германского торпедного «кинжала милосердия»: её командир, кэптен Дональд Шербрук, исчерпав все возможности спасти корабль, отдал приказ оставить его и затопить, открыв кингстоны, а для верности эсминец «Гарланд» выпустил в тонущий дредноут две торпеды. Когда раскалённые огнём надстройки «Канады» вошли в воду, вверх взметнулись клубы пара, и раздалось громкое шипение: умирающий монстр издал последний крик.
Тёмный полог ночи стал погребальным саваном и для «Нептуна»: получивший в ходе дневного боя не менее двадцати попаданий с «кайзеров», линкор к вечеру устал цепляться за жизнь и упокоился под волнами, сомкнувшимися над его развороченной палубой.
Джеллико отходил на NW. Он не то чтобы признал себя побеждённым, хотя зрелище тонущих дредноутов Гранд Флита и состояние его флагманского корабля «Куин Элизабет» не добавило ему оптимизма, – британский командующий избегал ночного боя, невыгодного для англичан. Джон Джеллико был свидетелем гибели не только английских кораблей, но и немецких: он полагал, что противник понёс в дневном бою как минимум не меньшие потери, и видел свою задачу в том, чтобы сохранить свои оставшиеся силы в целости до утра, когда можно будет зализать раны и снова вступить в бой. А принимать этот бой лучше у своих берегов, где, как известно, и скалы помогают, и поэтому адмирал отходил к Скапа-Флоу, не думая о преследовании Хохзеефлотте. Тем не менее, он отправил в ночь свои торпедные флотилии, надеясь, что британские эсминцы смогут пощипать Флот Открытого моря, куда бы тот не направлялся.