Великий лес

Однажды, когда Змитро очень уж изнывал от одиночества, все порывался куда-то пойти, Клавдия, чтобы хоть немного развеять его, избавить от каких-то недобрых мыслей, как видно закравшихся ему в голову, призналась, что она беременна, что у них будет ребенок.

— Правда? — не поверил сперва, с интересом поднял на нее глаза Змитро.

— А что ж ты думал? Думал, я не смогу? — подошла ближе к Змитру Клавдия, села рядом с ним на лавку.

— Так ты же… сама говорила. Столько лет жила с мужем, и детей не было.

— Потому что муж был такой. А ты… молодчина!

Даже нос задрал от похвалы Змитро.

— Люблю, когда меня хвалят. Может, потому, что никогда нигде не хвалили. Кляли только. А ты вот… хвалишь… — как будто даже смутился Змитро. — Первая…

— Да как же тебя не хвалить, — придвинулась ближе, заглянула ему в глаза Клавдия. И не совладала с собой, зажмурилась, прижалась к широкой груди Змитра. Не вытерпел и Змитро — взял Клавдию на руки, поднял как пушинку, понес на кровать…

Долго они в тот день лежали друг подле дружки, разговаривали. Змитра обрадовала новость, что Клавдия беременна.

— Гы-гы, — смеялся он. — Неужели у нас дитенок будет? Сын или дочка? — спрашивал и сам же себе отвечал: — Вот если б сын, а? Я бы тогда… я бы…

Клавдия так и цвела.

— Будет сын! Посмотришь, сын будет! — уверяла она Змитра.

— И что, на меня похожий? Гы-гы, — счастливо смеялся Змитро.

— А на кого же, если не на тебя? — смеялась от радости и Клавдия.

— Может, на тебя.

— На меня дочка будет похожа. А на тебя — сын!

— Вот бы сбылось! Вот бы!.. — прыгал на радостях в постели Змитро. — Пускай бы род наш продолжался, пускай бы жил. А то большевики извести хотели. Чтоб и памяти, корней не осталось. Батьку с матерью выслали, а меня в тюрьму запроторили. Нет, я им этого не прощу!..

— А что ты им сделаешь?

— Как — что? Да я их, я их… — распалялся Змитро, и глаза его наливались мстительной злобой. — Как меня, так и я их… Не пожалею. Просто руки свербят, дождаться никак не могу, когда можно будет правоту свою им, голодранцам, доказать.

— Докажешь, не горячись. Придет время, — успокаивала, остужала Клавдия Змитра. — Вот немцы придут — и доказывай все, что хочешь…

— Когда уже эти немцы сюда придут? — сжимал кулаки Змитро. — Яма тут у вас какая-то. Всюду давно немцы, а тут… Ни то, ни другое…

— Ты же знаешь, мосты кто-то пожег.

— Я бы тех поджигателей… Самих бы в огонь!

— Успеешь, никуда они от тебя не денутся, — смеялась Клавдия. — А пока побудь со мной. Когда на службу пойдешь, не до меня тебе будет.

— Гы-гы-гы, — скалился Змитро. — Не бойся. Меня хватит. На всё, на всех хватит…

И обнимал Клавдию, привлекал к себе… Как-то раз, проснувшись утром, Змитро сказал Клавдии:

— Слухай: а не сходить ли мне в эти ваши Ельники?

— Чего? — недоуменно спросила Клавдия.

— Попросить немцев, чтоб не тянули, скорей в Великий Лес приезжали. И заодно… на службу к ним подрядиться…

Клавдия задумалась, не знала, что и ответить.

— Понимаешь, — продолжал рассуждать вслух Змитро. — Боюсь, что, пока я с тобой в постели валяюсь, кто-нибудь опередит меня. Останусь с носом…

— Да зачем тебе эта служба? — ничего другого не нашлась спросить Клавдия.

— Чтоб жить.

— Так ты ведь живешь.

— О, не так жить, — засмеялся, захохотал Змитро. — Жить так, чтоб всего было вдоволь. Чтоб боялись меня, слушались. Вот о чем я мечтал и мечтаю!

И чтоб над каждым я мог свой суд чинить и не отвечать ни перед кем…

— А разве будет такая служба у немцев? — усомнилась Клавдия.

— А как же! Должна быть! Им же большевиков надо переловить и уничтожить, порядки свои новые навести. Нет, без таких людей, как я, им не обойтись. Я это чую. Я бы у них выслужился и катнул бы домой, в свою деревню. Ну и показал бы я тем, кто меня и моего батьку когда-то хотел со свету сжить! Так бы истоптал, как меня когда-то топтали. Чтоб знали, помнили Змитра Шламака!

И все же, несмотря на всю заманчивость, привлекательность того, о чем говорил Змитро, Клавдия не настраивала его идти в Ельники. Не потому ли, что дома, в своей хате, неохота было одной оставаться?

— Обожди, немцы, может, сами приедут.

— Когда они приедут? — горячился, не в силах был больше ждать Змитро.

— Приедут же когда-нибудь… Потому что идти… Это же не близко да по лесу… А в лесу теперь бог знает кто шляется… Еще подстерегут… Зачем это тебе? — отговаривала Змитра Клавдия. — Да и холода скоро, реки замерзнут…

— Ладно, — согласился Змитро. — Обожду… Еще с недельку обожду. Но если не приедут через неделю, пойду к ним сам. Попрошусь на службу. Хватит мне без дела сидеть. И так вон сколько отсидел.

XXII

Организовать занятия в школе оказалось непросто. Вскоре стало известно: кроме Андрея Макаровича и его жены, Алины Сергеевны, в Великом Лесе больше нет учителей. Все до единого разъехались. Кто подался в эвакуацию, кто еще куда-нибудь.

— Что будем делать? — решил снова посоветоваться с женой Андрей Макарович.

— Может, не стоит и начинать, раз все так складывается? — осторожно предложила Алина Сергеевна.

— Нет, начинать нужно! — не согласился с женой, стоял на своем Андрей Макарович.

— Почему ты так считаешь?

— Да потому, что у нас есть определенные обязанности и перед детьми, и перед их родителями. От этих обязанностей нас никто не освобождал. Да и сама подумай — с какой стати детям бить баклуши, заниматься невесть чем, если они могут преспокойно учиться в школе, — рассуждал, доказывал Андрей Макарович.

— А если немцы придут? — задумалась Алина Сергеевна.

— Что ж, придут так придут. Школа как работала, так и будет работать. Не закроют же немцы школу. А мы не при них учить детей начали, а при Советах, Оправдание какое-то будет.

— Перед кем оправдание?

— Да ни перед кем, перед собою. Куда хуже может быть, если немцы или такие, как Кухта, возьмутся занятия в школе налаживать, нас погонят на работу…

— Но нас же теперь всего двое…

— Ну и что, что двое? Помнишь, как мы с тобой — еще при царе — в деревню приехали? Вместо школы — обычная хата. И все ученики — и старшие, и совсем маленькие — вместе. И ничего, учили. А теперь школа такая! В две смены работать можно. С утра первый и второй классы, после обеда — третий и четвертый…

— А со старшими как же? — озабоченно посмотрела на мужа Алина Сергеевна.

— Со старшими пока обождем. А потом видно будет… Может, что-нибудь и для старших придумаем. Скажем, сами будем старших учить, а они — младших. Восьмиклассники, девятиклассники… А то еще кто-нибудь и из учителей возвратится. Подумавши, пораскинув умом, все можно сделать. Было бы желание…

Алина Сергеевна — что ей оставалось делать? — согласилась. И самой ей, если признаться по совести, не хотелось сидеть дома без дела. Отдохнула с дороги — и ладно. Не привыкла она к безделию. Да и о прожитье надо было подумать. Сеять они ничего не сеяли, живности никакой, даже кур, не держали. Ели хлеб, можно сказать, с жалованья. Теперь, правда, жалованья никто им платить не собирался, но люди есть люди: сговорятся, что-нибудь организуют, если у учителей туго с харчами будет. Да оно и было уже туго. Бульбой в основном пробавлялись. Той, что удалось накопать на огороде. Но и бульбы было не так уж много. А впереди зима — долгая, холодная. И это только романтик Андрей Макарович ни о чем другом не думал, кроме как о занятиях в школе. А она, Алина Сергеевна, думала и о том, как прокормиться, что на завтрак, обед и ужин приготовить, на стол мужу подать.

— Ну, раз ты согласна со мною, то не будем откладывать, через день и начнем занятия, — расхаживая по комнате, говорил, рассуждал вслух Андрей Макарович. — Ну и быть по сему, ну и пусть!

— С начальством надо бы посоветоваться.

— С каким начальством?

— Уж какое есть.

— Да нет же никакого начальства. Говорят, Иван Дорошка до недавних пор был. Был и Василь Кулага. Но оба куда-то исчезли. Да и что советоваться — начинать надо, и так много времени упущено.