Страница 82 из 91
— Не так мрачно, командир, — сообщил с улыбкой Валерий, не отрываясь впрочем от бритья. — Я уверен, что ты сделаешь все, что от тебя только может зависеть, но, к сожалению, мы все в какой-то мере заложники этой чисто семейной беседы, что протекает сейчас на холме.
— Это-то меня и беспокоит, — мрачно заметил Ринальд. — Как подумаешь о них — всякое желание действовать пропадает.
— Совершенно напрасно. Тебе просто надо преодолеть синдром, приобретенный при Курре. Маги не так часто вмешиваются в дела людские, чтобы мы могли себе позволить сидеть по лавкам, глушить вино и рассуждать о том, как мало от нас зависит.
— Странно, ты так говоришь, словно относишь себя к обыкновенным людям, а не к магам.
— А я к ним гораздо ближе, чем к магам. Я в той же степени маг, как новобранец — генерал, — Валерий оторвался от бритья и, поднявшись, обратился к офицеру. — Тебе налить отвара? И согреешься, да и пободрее будешь.
— Да, пожалуйста.
— Чудное это вы варево пьете, — сказал чародей, разливая содержимое кувшина по глубоким медным кубкам. — По моему, вы туда какую-то дурь подмешиваете…
Руффус почувствовал, что непрерывная череда выпадов, ударов и уколов, замешанных, в основном, на различных вариациях магии огня, захлебывается и вот-вот должна наступить некоторая передышка. Он не мог толком понять, хочет он этого или нет, потому как уже вошел в определенный ритм и начал ощущать себя вполне уверенно и едва ли не комфортно. Решения сами приходили ему в голову и ответ находился почти одновременно с выпадом. Странд ничем видимым себя не обнаруживал, но тем не менее его помощь и поддержка ощущались практически во всем. Неспроста, видимо, решения о наиболее эффективной и экономичной обороне против каждой из атак брата как бы сами вставали перед ним. Он понимал, что это и есть та помощь, которую давал ему тандем с многоопытным магом. У него даже стало появляться время, чтобы видеть что-то помимо самого поединка, хотя огненный заслон и не позволял видеть в буквальном смысле слова. Но некоторые отголоски ощущений от происходящего вне магического круга доносились до него, и по ним Руффус мог составить представление, что битва людей проходит пока что в соответствии с планами Ринальда. Правда, он старался одергивать себя от увлечения подобными наблюдениями, опасаясь, что легкость с которой он вел поединок, вполне могла оказаться обманчивой, и попросту ловушкой, заранее ему приготовленной.
Был и еще один момент, четкое отношение к которому он пока что не выработал. С самого начала принц поставил себя в положение обороняющейся стороны и никаких активных действий, по сути, не предпринимал. Он вполне элегантно и надежно отражал направленные в него удары, но всякому понятно, что одной обороной, как бы она ни была крепка, победы не снискать. К тому же неясно, насколько серьезными были выпады Серроуса и можно ли по ним составить представление о его реальном потенциале. Возможно, что он проводил нечто вроде разминки, а в таком случае Руффус рисковал нарваться на атаку, с которой ему не справиться, так и не попробовав себя в нападении.
Могло получиться попросту нелепо, но с другой стороны, в подобной тактике было и множество преимуществ. Например, она позволяла ему сохранять свои силы, используя, в основном, энергию самого выпада, приберегая их до удобного момента, который рано или поздно должен представиться. К тому же, пассивная тактика ведения схватки, которую вольно или невольно избрал Руффус, уже начинала заметно нервировать противника. Вполне естественное следствие, ему же не ясно, как на это реагировать. То ли радоваться тому, что принц не готов вести эффективную атаку, а значит надо лишь продолжать натиск, проверяя все доступные ему возможности, постепенно оттачивая удары, корректируя их в соответствии с неизбежно прорисовывающимися слабыми местами обороны. А может, следует внутренне сжаться и ждать в любую секунду ответного выпада, причем сразу же мощного, рассчитанного на невозможность его отвести, ведь и он обнаруживает, хоть и в меньшей степени, свои слабые стороны. Хуже всего, если он просто не вступил еще в реальную борьбу, позволяя противнику потешить себя иллюзией поединка, нисколько не опасаясь нападок в свою сторону. Ведь никто толком не имеет реального представления о подлинных силах друг друга, и, что особенно усложняет оценки, о своих собственных.
И вот ожидаемая пауза наступила. Серроус стоял слегка подвыдохшийся, не то чтобы у него кончались силы, но со свежими идеями явно наступил некоторый временный кризис. Выражение его лица говорило о настороженном ожидании, хотя в нем не было и тени затравленности. Он, совершенно очевидно, полностью себя контролировал и решил использовать отсутствие идей о продолжении поединка у себя для того, чтобы подтолкнуть к активным действиям противника. Как-то расшевелить, что ли, заставить пойти вперед и приоткрыться.
«Нет… — Руффус не мог толком сказать, его ли то была мысль или Странд ее нашептал, — раз уж мы выбрали такой подход, то менять его прежде времени не стоит. Пусть постоит, попереживает, помучается в предвкушении ответных выпадов. Надо продолжать вести бой по своему сценарию, раз уж так вышло, и ни в коем случае не позволять противнику вести себя за собой».
Хотя чересчур затянутой паузы предоставлять Серроусу тоже не стоит, чтобы тот не подготовил какого-нибудь действительно мудреного выпада. А то, так поведешь все по своему сценарию, поведешь, да и проиграешь.
Руффус взмахнул руками, и все внутреннее пространство арены заполнилось искрами, вспышками, оглушительным грохотом и внезапными резкими порывами ветра, переносившими разрывающиеся объекты в совершенно непредсказуемых направлениях.
Серроус отшатнулся и даже инстинктивно сжался, ища способа подавить внезапное нападение. На лице его появилось выражение подлинного страха, когда он понял, что не может нащупать подлинную природу происходящего вокруг. Он отступил к самой границе круга и в отчаянии попытался нейтрализовать этот выпад как обычный безвредный фейерверк, которым представлялись ему с первого взгляда происходящие многоцветные разрывы, подбирающиеся все ближе. Все равно он не видел того, что было скрыто за ними, а просто стоять и ждать — еще более верный путь к поражению, чем проверить первое, что пришло в голову.
Каково же было его удивление, когда яркие вспышки прекратились, оставив лишь тусклые, быстро размывающиеся облачка черного дыма. Это действительно был самый обыкновенный фейерверк!
Облегчение, невольно прорвавшееся было наружу, быстро сменилось еще большей напряженностью, потому что теперь он не знал уже, чего ждать от брата. То ли тот играет с ним, как кот с мышью, то ли пытается запугать самыми примитивными фокусами, скрывая под ними свою полную неспособность к боевой магии, а может, и просто подготавливает почву для подлинной атаки с тем, чтобы он, Серроус, прозевал ее, когда она и в самом деле будет замаскирована под очередной безобидный фокус. Он посмотрел на брата, и в глазах его читалось возросшее уважение к противнику, которому все-таки удалось вывести его из равновесия и заставить перейти в новую атаку, не дав и тени представления о своем подлинном потенциале, заставив его принимать в расчет еще большее число факторов, что неминуемо должно привести к замедлению реакции.
Руффус с легким сердцем перешел к отражению возобновившихся атак, будучи весьма довольным собой за столь к месту пришедшую идею. Теперь надо быстренько подготовить еще парочку фокусов в том же стиле и всерьез заняться подготовкой собственной атаки. Не отвлекаясь, естественно, от защиты, на которую требовалось все больше сил, внимания и изобретательности.
Даже мысли о том, чтобы отразить вторую волну — были явной утопией. Всякая ловушка может сработать лишь один раз. Это — правило, а других возможностей отбиться — не предвиделось.
Но, тем не менее, отборные части пехоты, выставленные на валу, и не помышляли об отступлении. Они понимали, что надежды остаться в живых — слабы, но, все равно, их выбор уже был сделан, когда они добровольно согласились выйти на этот передовой рубеж. Никто не скрывал, что им достается самое трудное место, что шансы уцелеть — сугубо теоретические, но и важность их роли была очевидна всем. Разумеется, не просто осознавать, что ты выступаешь в качестве приманки, но если добавить к этому желание максимально дорого отдать свои жизни и понимание, что от того, насколько успешно они выполнят свою миссию, в большой степени может зависеть само существование всего Хаббада, — становится понятной та твердость, с которой они готовы были встретить свою судьбу.