Страница 29 из 91
— Вот и хорошо, — маг быстро принимал обычный свой вид, почти мгновенно изгоняя с лица выражение озабоченности. — Только ты, похоже, погорячился, не дослушав меня. Я же сказал, что это Око мира, в нем отражаются все события и мысли, имеющие место в этом мире. Если попытаться охватить их одним взглядом, то шок, произошедший с тобой, можно считать наиболее благоприятным исходом. Никто не в силах проглотить весь поток информации в целом. Самое сложное — не проникнуть в информационное поле, а научиться в нем ориентироваться и отбрасывать второстепенное, не интересное тебе в настоящий момент.
Руффус слушал долгую лекцию на тему того, как собственно, научиться ориентации в этой вселенной из чужих мыслей, чувств и взглядов, сосредотачиваясь на интересующем фрагменте открывающейся бездны, а сам думал о том, что окрыленность от успехов в начале обучения сыграла с ним первую злую шутку. Иллюзия неограниченно возрастающих возможностей создает опасные искушения, поддаваться которым нельзя ни в коей мере, но с другой стороны, без уверенности в собственных силах — невозможно и продвижение вперед. Как и во всем, в этом мире, если хочешь уцелеть и чего-то добиться, надо непрерывно балансировать на тончайшей нити, по обе стороны от которой бездна, полная останков самоуверенных дураков с одной стороны, и робких перестраховщиков — с другой.
По окончании своей лекции Странд позволил ученику еще раз взять в руки Око мира и попробовать осторожно заглянуть в его глубины.
На этот раз Руффус с опаской брал теплый вибрирующий камень, словно боялся быть укушенным. Ощущение того, что он был живым, раз зародившись, после этого лишь усиливалось. Постепенно начал появляться уже знакомый отдаленный шум, не позволявший пока еще вычленить что-либо, на чем можно было бы сосредоточиться. Принц подавил желание сконцентрироваться на том, что ему действительно было интересно, соглашаясь с учителем, что без должного опыта он наверняка утонет в информации, связанной с Эргосом и его братом. Руффус начал думать о небе и птицах, летающих в окрестностях жилища Странда. По мере усиления шума начали взблескивать размытые картинки, по которым не определить содержания. С этого мгновения принц начал пытаться сдерживать наступление информационной лавины, не поддаваясь ей, как в первый раз.
Вспышки постепенно становились все отчетливей и задерживались на какое-то время. Увидав, наконец, долину, где находился дом мага, с головокружительной высоты, он тут же попытался сосредоточиться на увиденном. Принц почувствовал неимоверное напряжение, но ему удалось зафиксировать картину.
Услышав громкий клекот, он понял, что смотрит на мир глазами орла, нарезавшего несчетные круги над их головами чуть ли не с самого утра. Руффус чувствовал тяжесть в крыльях, уставших от бесконечного парения. Сильное чувство голода заставляло его зоркие глаза все настойчивей разыскивать достойную кандидатуру на обед, но ничего подходящего не попадалось. Разве что эти люди, маячившие с рассвета на горной террасе. По размерам и физическим силам — то, что надо, но он уже ученый, знает, что никогда не угадаешь, чего ждать от этих проклятых двуногих. С виду щупленькие, клювом стукнешь — переломятся, а попробуешь подлететь — какую-нибудь дрянь кинут, пробивающую насквозь, или, того хуже, заклятье наложат. Вот отца его — как опозорили. Наложили над самой землей заклятие, не дававшее ему летать. Разбиться — не разбился, а упал — что надо. Да это ладно, а потом? Неделю ковылял на лапах до своего гнезда, чтобы увидеть, как его выгонит жена, не желающая делить гнездо с ущербным. Позор — хуже смерти, так что пусть себе стоят, эти двуногие, дразнятся сколько хотят. Не клюнет он на такую приманку.
Вот, вот оно… Над лесом появился очень уж высоко взлетевший тетерев. Вот тупица, летал бы себе меж деревьев, так нет же — мы тоже птицы, летать умеем. Тоже мне, орел лесной… Сложив крылья, огромная птица завалилась и камнем начала падать вниз на ничего еще не подозревающего тетерева…
…Радость от полета высоко над вершинами деревьев, с чем ее можно сравнить? Он никогда еще не чувствовал себя так хорошо. Словно, стал больше, круче, весомее. Словно, летая на территории хозяев неба и сам приблизился к ним.
Ну да, он самый безумный из всех свихнувшихся тетеревов, раз ухитрился влюбиться в фазаниху. Где оно такое видано? Ну да, такое никогда бы ему не пришло в маленькую головку, лишенную напрочь здравого смысла, до того, как грохнулся на нее здоровенный сук, выбивший последние остатки недоразвитых мозгов. Ну да, куда ему тягаться с богато окрашенным оперением самцов фазана. Но зачем же обзывать его индюком? Он же не зовет ее курицей, хотя любой знает, что они в близком родстве. Обидно же…
Ну ничего, посмотрим, как у нее распахнутся точечки глаз, как замрет в глотке недосказанное квохтанье, когда она увидит, как он гордо упадет с безумных высот на ее излюбленную поляну. Посмотрим, как тогда подавятся своим куриным смехом эти тупые фазаны, полные самодовольства лишь из-за буйного пестроцветия на заднице.
«Переключись скорее на что-нибудь другое».
«Это еще что за чертовщина? Какой еще голубь метит его мозги?»
«Переключайся скорее. Это опасно».
«Вот достали! Опять небось уроды эти двуногие развлекаются. О чем это они там?»
Он поднял голову и в ужасе увидел надвигающиеся с неотвратимой быстротой чудовищные когти, растопыренные в самом что ни на есть враждебном положении. Уже пытаясь резко вывернуться, заваливаясь на левый бок, он понимал, что это не больше, чем формальный акт оказания сопротивления, доставляющий лишь больше радости удачливому охотнику.
«Подумай же о чем-нибудь другом, кретин!»
«И в эту минуту, еще будут лезть тебе в голову! Вот уж уроды, так уроды».
Дикая боль от впившихся в бока огромных когтей. Попытки вырваться, обреченные еще до их начала… Только разлетевшееся облако выдранных перьев… Как же больно! Вот, садист высотный!..
Благостная тьма, разлившаяся вслед за милосердным ударом орлиного клюва по голове… Все, никаких больше мук, никаких переживаний и насмешек… Прощайте до следующей жизни… Там увидим, кому быть орлами, кому фазанами, а кому и туповатыми тетеревами… Лишь бы не уродом каким, нелетающим… особенно, двуногим…
Открыв глаза — увидеть потолок. Вот уж приятная неожиданность. Как он здесь оказался? А, наверное, Странд его сюда принес. Спасибочки. Очень приятно и гораздо удобнее, чем на камнях, хотя там и воздух свежий.
«Не стоит благодарности, — раздалось где-то в голове. — С возвращением тебя».
«Ага, значит мы плотно так поселились в моей голове..».
— Точно, — раздался ответ, а вслед за этим появился в распахнувшейся двери и сам маг. — А ты предпочел, чтобы я так тебя и оставил замечтавшимся в образе съеденного тетерева?
В голове зашевелились неясные воспоминания. Камень, как его там? Око мира, что ли? Орел, тетерев, боль… Чуть позже — подробности. Лучше бы и не вспоминал, вон как сердце затрепыхалось…
— Так это ты мне советовал?
— А то кто же? — и чего он все время так улыбается? — Не только для того, чтобы тебя позлить, поверь уж.
— Понятно, из головы моей ты вылезать не хочешь. Понравилось, что ли?
— Не то чтобы очень. Просто так был хоть какой-то шанс вытянуть тебя обратно.
— А что со мной произошло?
— Видишь ли, это достаточно опасно, работать с Оком мира, — Странд задумался на минуту, а затем скороговоркой продолжил: — Вживаясь в чужой образ, надо достаточно сильно на нем концентрироваться, чтобы связь не прервалась, переключаясь на что-либо другое. Иначе ты опять окажешься перед хаосом совокупных мыслей и ощущений всего живого в этом мире. С другой стороны, надо уметь вовремя прервать эту связь, если твоему образу что-то угрожает, потому как, хоть ты и не имеешь физической связи с объектом, а значит и не можешь повредить свое тело, но психическая связь может оказаться настолько сильной, что не исключено полное отождествление с объектом. То есть, боль, им получаемая, ощущается как твоя собственная. Тебе еще очень повезло, что орел не начал тебя есть живьем, а прибил вначале. Если бы не это, то даже вытащив тебя обратно, я не получил бы при этом ученика. Ты попросту потерял бы рассудок от боли…