Усобники

Прискакал гридин из ертаула, донес:

Новгородцы ворота закрыли, ратники на стене!

Новгород показался сразу, едва выбрались из леса. Кованые воротные створки смотрели на гридней строго. А перед воротами, у спущенного на цепях моста, стояли десятка два ратников и тысяцкий Олекса.

Усмехнулся Дмитрий:

Как думаешь, воевода, чем нас новгородцы встречают?

Ровно недруга. Ждут, когда Олекса знак подаст.

Гридни сгрудились, ладони на сабли положили. Новгородцы, видно, догадались, что дружина готова оказать сопротивление. Навстречу князю поскакал тысяцкий. Остановил коня, едва кивнул. Заговорил с достоинством:

Князь Дмитрий, я Великим Новгородом послан. Велено мне сказать, вече приговорило: в город тебя не впускать. Поезжай-ка ты в Переяславль-Залесский. Новгородцы сердиты на тебя, князь: почто ты недоимки, какие с лопарей собрал, в свою казну отправил? Верни взятое, князь: что на дружину твою из казны новгородской мы тебе выделили.

Сдвинув брови, слушал Дмитрий. А тысяцкий продолжал:

Ертаул — передовой отряд, авангард.

Шишак — старинный боевой головной убор в виде высокого суживающегося кверху шлема с шишкой наверху.

Еще, князь, вече приговорило тебя великим князем не признавать и за новгородского не чтить.

Тряхнув головой, Олекса велел санному поезду, на котором везли недоимки Новгороду, въезжать в ворота, а Дмитрий подозвал воеводу и, сдерживая гнев, сказал:

Вели гридням сабли не обнажать, едем в Переяславль- Залесский…

*

От Новгорода Дмитрий с дружиной возвращался местами глухими, болотистыми, с редкими деревеньками в одну-две избы, с навесами, сиротливыми копенками прошлогоднего сена, латками пашни местами уже ощетинившейся ржи, бревенчатыми изгородями от дикого зверя. Снег уже начал подаваться, и кое-где проглядывали грязные прогалины. Почки на деревьях набухли, готовые одеть лес в зелень.

Покачивавшегося в седле Дмитрия тревожило коварство новгородцев. Ведь часть выхода, которую он велел отправить в Переяславль-Залесский, — это та плата, какую он взял с Новгорода. А за то, что горожане не хотят признавать его великим князем, Новгород подчинится силе. Он, Дмитрий, пойдет на него вместе с удельными князьями…

Чавкала под конскими копытами болотная жижа, молчала дружина. Лесная темь таинственная, устрашающая. Неспроста хан Батый остерегался вести орду на богатый Новгород. Лазутчики доносили ему, что татаро-монголов ждет гибель в топи болотной.

В малообжитых далеких лесах в трудную, лихую для Руси пору находили приют удельные князья. Здесь, бросив клич, они собирали ополчения, восстанавливали княжества…

Дмитрий любил Переяславль-Залесский, с ранних лег он был дорог ему. Срубленный у Плещеева озера, он лежал в низине, окруженный земляным валом, обнесенный бревенчатыми стенами с башнями и островерхими стрельницами. А у самых ворот еще Юрий Долгорукий велел поставить собор Спаса. Переяславцы вырубили его из белого известняка.

Красен Персяславль-Залесский с домишками и избами, крытыми тесом и потемневшей от непогоды соломой, с теремами боярскими и хоромами княжескими, с посадами ремесленного люда, прильнувшими под защиту городских стен, с деревнями и пашнями, с озерами рыбными и сельдью переяславской, известной на всю Русь.

Это удельное княжество его, Дмитрия, отца, Александра Невского. Теперь Переяславлем-Залесским владеет он, князь Дмитрий. Он сохранил его и, став великим князем, бывает здесь, в берендеевской усадьбе, чаще, чем во Владимире.

С запустением Киева во Владимир перебралась и митрополия. Во владимирском детинце бок о бок стоят хоромы великого князя и митрополита, высится белокаменный Успенский собор, поставленный, как гласили летописи, еще со времен Андрея Боголюбского. В этом соборе, отправляясь в Орду, Александр Невский отстаивал всенощные, возвращаясь, слушал утреннюю службу.

В княжеских хоромах, во дворце, Невский отдыхал, созывал удельных князей, советовался с ними. Дмитрию ведомо, как жил Александр Невский, и он хотел быть похожим на отца. А всегда ли так получалось?

Покачиваясь в седле, Дмитрий думал, что через месяц-другой он отправится во Владимир, а Апраксин оставит в Переяславле…

Едва Дмитрий выехал из леса, как увидел город, его стены, его застройки. О появлении князя с дружиной стало известно сторожившему на башне гридину. Он подал знак и закричал звонкоголосо:

Е-де-ет!

И тотчас зазвонили колокола в Переяславле-Залесском, их подхватили в монастырской церкви, что в версте от города.

Быстро распахнулись кованые ворота, и великий князь въехал в город по мощенному плахами мосту. Его встречали епископ Паисий с приходом, жена и сын Иван. Сойдя с коня, Дмитрий встал под благословение, поклонился люду и, обняв жену и сына, направился в хоромы. У дверей увидел тиуна, подозвал:

Все ли доставил в целости?

У Самсона улыбка запряталась в бороде, а глаза с хитринкой:

В целости, княже, и в сохранности. В скотнице сложил.

За пушниной доглядывай, Самсон. Чую, в Орде понадобится… А что Новгород нам обиды нанес, то ему учтется.

*

По пути из Ростова, что на озере Перо, мурза Умар завернул в Переяславль-Залесский. Дмитрий гостю не рад, однако Умар — родственник великого хана.

И Дмитрий велел накрыть столы в Берендееве, любимой вотчине Александра Невского.

Здесь не было той красоты, какая имелась в переяславских хоромах, а тем паче во владимирском дворце: клети и амбары сложены из бревен, едва обтесанных, с неровностями, — но в Берендсеве великий князь находил душевный покой.

Дмитрий потчевал гостя щедро. В трапезной сидели вдвоем. Подавали отроки из младшей дружины. Внесли разное мясо: оленину вареную, вепря копченого; птицу — гусей и уток; кашу гречневую и капусту квашеную, пироги с потрохами и ягодами. Вся столешница была уставлена.

Отроки вкатили бочонок с пивом, настоянным на травах, втащили жбан с квасом.

Мурза ел, похваливал. Сытое лицо лоснилось.

Якши, якши.

Дмитрий подсовывал мурзе куски пирога:

Ешь, мурза Умар, вот с требухой, а вот пирог с ягодой.

Мурза доволен:

Хорошо, конязь, ты меня чтишь, якши. Добрый ты, конязь.

Умар сыто отрыгнул, вытер рукавом халата жирные губы. Через узкие щелки глаз долго смотрел на Дмитрия.

Отчего, конязь, ты добрый ко мне?

И тут же, не дожидаясь, ответил:

Великий хан Мангу-Тимур любит мурзу Умара, шибко любит. У кого самый большой табун? У мурзы Умара. У кого самая большая юрта? У мурзы Умара. Ты, конязь, любишь мурзу. Почему любишь? Ох-ох, конязь Димитрий!

И погрозил пальцем:

Конязь Димитрий, отчего не любит тебя конязь Борис Ростовский? Борис-конязь говорил, ты из Копорья привез много зверя пушистого. Хе! Разве там не были ордынские счетчики?

Дмитрий заерзал, втянул шею:

О каком звере ты, мурза, речь ведешь?

Ох, конязь. — Умар поднял палец. — Притащил товар.

Скуластое лицо мурзы расплылось в улыбке:

Нехорошо выход воровать. Чти, конязь, закон Ясы14.

Облыжное наплел князь Борис. Понапрасну злобствует. И не дань я брал, а недоимки, какие Новгороду лопари задолжали.

Яса — уложение Чингисхана

Ты, конязь, забыл закон Чингиса, не чтишь Ясу, завещанную предками. Мангу-Тимур накажет тебя. — Умар нахмурился: — Бог урусов учил: не укради. А ты, конязь, воруешь.

Изменился Дмитрий в лице. Вошел тиун, князь знак подал, и Самсон вскоре возвратился с отроком. Они втащили большой тюк шкурок.

Ты уж того, Умар, прими подношение от чистого сердца. Не огорчай хана.

Умар погрузил руку в меха, лицо сделалось блаженным. Поцокал языком:

Якши, якши. Мурза видит, мурза ничего не слышит.

И кивнул тиуну:

Отволоки батырам15.

На Дмитрия уставился:

Отчего, конязь, не сидит с нами княгиня Апраксия?

Помрачнел великий князь:

Хвори одолевают княгиню.

Хе, хвори. Но зачем, конязь, у тебя одна жена? У меня три жены. Когда какая-либо забрюхатеет, я зову в юрту другую.