Сын Наполеона

Итак, все вместе они отправились туда, где картина сэра Филиппа Трелони, помещенная в центре, прекрасно освещенная и в великолепной раме, привлекала внимание посетителей. А поскольку наши герои буквально застыли на месте, восхищенные не только совершенной композицией полотна «Сельские забавы», пейзажем, грациозными позами персонажей, но особенно поразительным мастерством, с каким художник передал нежную и меланхоличную обворожительность Люси, один из смотрителей Национальной галереи подошел к ним и начал рассказывать о картине.

Энни и Люси явно не испытывали восторга. Болтовня смотрителя только мешала, хотя, конечно, он зарабатывал таким образом свой шиллинг.

Ла Виолет уже приготовился рявкнуть на незваного гида, или, как их называют итальянцы, чичероне. Однако, предупреждая извержение вулкана, тот рассыпался в извинениях:

— Эта картина очень привлекает иностранцев… Вот почему я позволил себе обратить ваше внимание на нее… тем более после случая с моряком… Об этом писали в газетах!..

— С моряком? — переспросила Люси, чуть не вцепившись в незадачливого чичероне. Она уставилась на него, ощутив легкую дрожь, пробежавшую по всему телу, — …вы говорите, с моряком? Каким моряком?

— Если позволите, — произнес чичероне, чувствуя, что становится объектом внимания, — я расскажу… Вам это обойдется… в один шиллинг.

Он протянул руку в сторону картины и забубнил гнусавым голосом, как это делают, наверное, все чичероне в мире:

— Да будет известно вам, леди и джентльмены, что полотно представляет собой три фута и четыре дюйма в ширину и два фута и шесть дюймов в высоту. Оно написано маслом. Сэр Филипп Трелони является штатным королевским художником, членом Королевской академии, профессором королевской художественной школы. Полотно названо «Сельские забавы». На радующем взор сельском пейзаже, возле ручья, веселятся пастухи и пастушки. В пастухе справа, на втором плане, мы узнаем самого художника. Для девушки, подающей корзину цветов сэру Филиппу Трелони, позировала натурщица.

Тут Люси предусмотрительно отвернулась из опасения быть узнанной, поскольку тогда чичероне не преминет сообщить об этом во всеуслышание.

— А моряк: — спросил Ла Виолет, которого вся эта околохудожественная чепуха мало интересовала. — Вы нам обещали моряка. Так что же с ним?..

— Я дойду до него, — невозмутимо прогнусавил чичероне. — Это как раз связано с пастушкой справа. Приходит тут мичман королевского флота…

Побледнев, Люси старалась не пропустить ни слова.

Чичероне откашлялся, давая понять, что его рассказ достиг кульминации:

— Примерно с неделю назад, утром, этот мичман влетел сюда как умалишенный… В руках у него был журнал с репродукцией «Сельских забав»… Он ринулся к полотну, явно чтобы сравнить. Вел себя он довольно странно, поэтому за ним наблюдали, ибо в музеи часто приходят вандалы и портят картины… Но тут моряк вдруг попытался поцеловать полотно, начал плакать и громко кричать: «Это же моя мать!.. Моя дорогая мамочка Люси!..» Что с вами, леди? Кажется, ей плохо…

Энни успела поддержать Люси, которая еле слышно прошептала:

— Это он!.. Моряк… Андре… сын!

Удивление и возбуждение охватило всех, кто оказался свидетелем этой сцены.

— Ну же, дружище, — умолял Ла Виолет, в то время как Энни повела Люси к банкетке и усадила ее, — не тяните, расскажите нам об этом моряке… Ему показалось, что он узнал свою мать, говорите вы, в этой молодой женщине с корзиной в руке… Леди, пришедшая с нами, поняла из ваших слов, что речь идет о ее сыне, которого давно потеряла, он действительно моряк, и она уже давно разыскивает его… Пастушка, вы, наверное, не заметили этого, точное изображение леди. Это ее встретил художник и нарисовал… А теперь расскажите все, что знаете… Этот моряк…

— Его история наделала шуму. Дошло до сэра Филиппа Трелони. Они встретились. Но сэр Филипп, к несчастью, не многое сумел ему рассказать… Эскиз он набросал случайно, по дороге из Кренкенвиля, он ничего не знал о девушке, ни имени, ни откуда она… Только слухи не прекращались. Об этом писали в газетах… В тех пор люди валом валят посмотреть на картину и послушать, как сын, моряк королевского флота, узнал свою мать в образе пастушки из знаменитого полотна королевского художника сэра Филиппа Трелони…

— Даю больше, — Ла Виолет вложил деньги в руку чичероне. — И скажите еще… Этот моряк ничего больше не говорил? Имени?.. С какого судна?.. Где его найти?..

Чичероне, дважды поблагодарив за щедрую плату, положил деньги в карман и ответил, что у него нет точных сведений об этом моряке, но, может быть, сэр Филипп Трелони, принимавший его у себя в мастерской, знает что-то больше.

И в надежде на доплату чичероне предложил, что если джентльмен еще вернется в Национальную галерею, то он, чичероне, сможет дать ему необходимые сведения, так как спросит у моряка…

— Вы думаете, что увидите его? — оживился Ла Виолет.

— Ну да, скорее всего, даже обязательно… если только его корабль не вышел в море… Вот уже неделю он приходит сюда каждый день после обеда. Стоит перед картиной подолгу и никогда не уходит, не послав воздушного поцелуя пастушке справа, которую называет своей матерью…

— Значит, он придет и сегодня?..

— Это как раз его время… Он должен уже быть здесь. Погодите, точно, вот он!..

Вошел молодой моряк и под взглядами зевак, следивших за рассказом чичероне и расслышавших обрывки его разговора с Ла Виолетом, направился к картине «Сельские забавы».

В тишине зала раздался крик…

К молодому человеку бросилась Люси и прижала его к своей груди, плача и смеясь одновременно:

— Андре, мальчик мой!.. Наконец-то! Сынок!.. Обними меня, сын мой, мой Андре!..

После первого волнения с последовавшими краткими объяснениями Ла Виолет поторопил мать и сына выйти из Национальной галереи, где любопытных собралась тьма. В гостинице было намного удобнее переживать случившееся.

Они покинули зал, сопровождаемые чичероне, умиленным и уже сочиняющим новую историю, которая должна стать продолжением первой: встреча матери с сыном перед картиной «Сельские забавы»…

А Энни, обрадованная счастьем Люси, похоже, совсем не была уверена в собственном:

— Он и не посмотрел на меня!.. Конечно, не узнал… Для меня-то он всегда Андре. Как был, так и остался. А вот осталась ли я для него?!

Трактир «Роза»

Замок Шенбрунн, резиденция австрийских императоров, расположен в юго-западном предместье Вены. Недалеко от того места, где позже построили вокзал южной дороги, находился постоялый двор. В воскресные дни лета 1830 года там собирались студенты и богатые горожане, мнящие себя благородными. Гремела музыка, устраивались концерты и балы. Крытая деревянная терраса всегда была полна народу, за столами, уставленными кувшинами с пивом, колбасой, ветчиной и маленькими булочками — гордостью венских хлебопеков, — получали удовольствие и мужчины и женщины.

Трактир «Роза» держал старый солдат, участник итальянской и германской кампаний против французов. Ему помогали жена и дочь. Девушку звали Эльза. Крепко сбитая, жизнерадостная обладательница голубых глаз, с белокурыми косами и налитыми щечками, и впрямь напоминала свежую розочку, о коей сообщала вывеска заведения. Вокруг нее крутилось множество ухажеров, но никто из них не мог похвастать, что соблазнил ее. Считалось, что она выйдет замуж за того, кто добьется особой милости императора Франца-Иосифа и получит место привратника в замке Шенбрунн.

Этим бравый хозяин постоялого двора желал воплотить мечту своей жизни — ему всегда хотелось служить привратником в замке, но годы прокатились так быстро, что в конце концов он и вовсе отказался от надежды облачиться в зеленый расшитый мундир. Как он смотрел из своего трактира на величественного слугу, в обязанности которого входило открывать и закрывать ворота парка! Разве не достоин он треуголки и серебряного шнура?! Как бы бился о его сапог охотничий нож в медных ножнах! Это куда больше подходит старому солдату, нежели шампур и шпиговальный нож, которыми он орудовал на кухне.