Сын Наполеона

— Прощай!.. Я иду к отцу!

Явился запыхавшийся архиепископ Вагнер. Его предупредили, что приближаются последние мгновения герцога. Он хотел дать ему святое благословение, но смерть опередила его. Герцог Рейхштадтский уже не мог его слышать. Было пять часов восемь минут утра 22 июля 1832 года.

Болезнь или, быть может, яд, так как никто и никогда не проверял любовного напитка, который предложили герцогу, — история сохранила только предположения: отравление, работа тайных агентов, — к великой славе Священного союза и спокойствию Европы сделала свое дело.

Европейские монархии освободились от кошмара, а во дворце Шенбрунн закончились мучения отца и сына. Династия Наполеона была навечно погребена в двух могилах: Шенбруннском склепе и на скале Святой Елены. Смерть уравняла и соединила Франца и Лизбет.

Пока еще не началась агония, герцог Рейхштадтский приказал доставить во дворец трактирщика Мюллера и его дочь.

Он объявил им, что, по его просьбе, суперинтендант дворца, заполняя появившиеся вакансии, назначил трех новых привратников: Карла Линдера, Альберта Вейса и Фридриха Блюма.

Все трое, получив должность, которая являлась условием для завоевания руки Эльзы, оказались в одинаковом положении. Фридрих Блюм и Карл Линдер оказывали герцогу услуги, Альберт Вейс был настоятельно рекомендован ему графиней Камерата, умолявшей кузена простить ее неучтивость и переодевание и напомнившей ему о его отце.

Как мудрый Соломон, герцог предложил Эльзе самой, по велению сердца, выбрать жениха.

Эльза, поблагодарив герцога, заявила, что не хочет торопиться, и отложила выбор до весны следующего года.

По приказу канцлера Меттерниха, в лавку Мелхиседека нагрянула полиция.

У полицейских был приказ на арест особы по имени Рахиль, живущей у старьевщика. Настоящее имя «Рахили» было Лидия д’Орво. Она оказалась вдовой итальянского маркиза Луперкати. Ворвавшаяся в лавку полиция нашла лишь мертвого старьевщика, по всей видимости, отравленного. Маркиза Луперкати исчезла.

Сэр Уильям Бэтхерст покинул Вену и отбыл в неизвестном направлении. Говорили, что он вернулся в Италию, где примкнул к карбонариям, среди которых быстро приобрел влияние. Бэтхерст все время в переписке с английским министерством, которое отправляет ему субсидии, хотя он и делает вид, что далек от службы британскому правительству.

Андре с Ла Виолетом вернулись во Францию. Юноша спросил у Энни, вспоминает ли маленькая цветочница с лондонских улиц об их прошлых клятвах. Ответ был достаточно ясен, и спустя несколько недель Энни и Андре предстали перед чиновником, ведающим актами гражданского состояния, который объявил их супругами. Люси Элфинстоун очень счастлива и забыла о своем горе, созерцая радостных молодоженов.

Молодая супруга, краснея под вуалью, прильнула к своему мужу и сказала, что тронута прекрасными подарками, которые прислала с верным Ла Виолетом вдова маршала Лефевра. Веселый сверх всякой меры, гордый ролью свидетеля, Ла Виолет объявил громоподобным голосом, что произнесет непревзойденную речь на свадебном обеде.

В конце обеда, проходившего очень оживленно, от Ла Виолета потребовали сдержать свое обещание.

Старый тамбурмажор поднялся. Все взоры обратились к его овеянному солдатской славой лицу. Он приложил руку ко лбу, отдал честь и прогрохотал:

— Друзья мои, да здравствует император!

Затем сел и добавил, обращаясь к соседям:

— Этим сказано все, верно? Передайте-ка мне шамбертен, вино Наполеона. Я пью за здоровье молодых…

Тело герцога Рейхштадтского нашло последнее успокоение в подвалах церкви Капуцинов, месте погребения императоров, куда его отправили с большими почестями.

Через несколько дней после похорон у церкви в задумчивости остановился какой-то молодой человек, явно путешествующий, похоже, иностранец.

Он долго смотрел на могилу того, кто обозначен в реестре императоров под именем Наполеона II и принадлежит скорее легенде, нежели истории.

Иностранец вышел из церкви Капуцинов весьма взволнованный.

Служитель, сопровождавший его к могиле сына Наполеона, расслышал, как он прошептал:

— Что ж, кузен, теперь честь носить твое имя и занять трон, куда тебе не суждено было подняться, переходит ко мне… Я принимаю на себя бремя, от которого ты отказался вместе с жизнью… Мой дорогой кузен, на твоей могиле я клянусь достойно нести крест, судьбой врученный мне, твоему преемнику и наследнику!..

Служитель покачал головой: должно, сумасшедший.

Иностранец ушел, а служитель окликнул полицейского, стоявшего у входа и, казалось, тоже обратившего внимание на посетителя. Он спросил, не знает ли тот имени молодого человека, который, как ему показалось, говорил что-то несуразное перед могилой Его Высочества герцога Рейхштадтского.

— Частное лицо, прибыл из Швейцарии, — спокойно ответил полицейский. — Сказал, что бюргер из Тургау. Безобидный малый.

— Как его зовут?

— Кажется, Луи-Наполеон.