Мой личный врач

Костик по этому поводу молча бесился, а Маргарита Львовна, видимо, вспомнив, как ее пес лишил меня сумки, тут же стала мне поддакивать и рассказывать о том, какой, по словам ее племянника, у меня красавец и умница кот, чему я страшно удивилась.

Понедельник

Рано утром в понедельник тщательно расчесанный Персик дрых на заднем сиденье моей машины, в то время как я катила из Москвы в сторону, противоположную Крыму, чтобы начать свою трудовую деятельность в качестве сиделки в доме господина Шадрина А. З., чью личную жизнь мне предстояло сделать достоянием общественности. Чувствовала я себя в роли папарацци достаточно скверно, но что поделаешь, если у моих старших племянников оказался абсолютный слух и мамочка с папочкой решили, что детей необходимо учить играть на скрипке и фортепиано.

В восемь ноль-ноль, как было условлено, я подъехала к высокому, потемневшему от дождя бетонному забору, незатейливо украшенному сверху мотками колючей проволоки. Из-за забора выглядывал огромный домина с башенками, балконами, балюстрадами и стрельчатыми окнами в достославном стиле новорусского ампира. Рядом с железными воротами стояло нечто наподобие средневековой сторожевой башни, сверлящее меня оком видеокамеры. Весь этот слегка шизоидный архитектурный ансамбль славно бы гармонировал с малиновыми пиджаками, золотыми цепями и бритыми затылками героев девяностых годов прошлого века, которые в свое время так душевно погуляли на просторах родины чудесной, но с образом просвещенного технократа нашего времени как-то совсем не вязался, хотя, безусловно, у богатых свои причуды.

Не успела я просигналить, как створки ворот разъехались в стороны, чему я удивилась, а потом вспомнила, что Агнесса записала номер моей машины. За воротами, быстро и бесшумно сомкнувшимися за спиной, меня встретил суровый парень в камуфляже. Он вежливо попросил паспорт и долго изучал его, как пограничник во Внуково, временами вскидывая на меня проницательный взор, недоверчиво сравнивая изображение на фото с оригиналом. Я натужно улыбалась и ждала, когда начнут проверять багаж, где среди дамских тряпок присутствовали фотокамера с объективами и ноутбук. Но багаж, слава богу, камуфляжный привратник проверять не стал, а всего лишь заглянул в машину и если и удивился, увидев курносую и зеленоглазую кошачью морду, то вида не подал. Мотнув головой в сторону парковочной площадки, он порекомендовал мне поставить машину ближе к забору и удалился в свою сторожевую башню.

Я еще не успела выключить мотор, как ко мне подошла домоправительница. Над ней был раскрыт большой семейный зонт.

– Рада вас видеть, Лиза, пойдемте, я покажу вашу комнату, а потом мы будем завтракать.

– Я уже завтракала, спасибо.

– Но ведь от чашечки кофе вы не откажетесь?

– Конечно, не откажусь.

– Вот и славненько…

Когда я, накинув на правое плечо лямку от рюкзака с вещами и посадив на левое кота, двинулась под прикрытием зонта Агнессы через лужайку к дому, навстречу нам из-за кустов сирени выкатился на велосипеде голенастый подросток. На нем была просторная куртка с наброшенным на голову от моросящего дождя капюшоном, шорты и кроссовки на босу ногу. Резко затормозив, подросток спрыгнул на землю и восторженно уставился на Персика.

– Прикольный кот, он что, у нас жить будет?

– Временно, – ответила я.

– А здороваться не нужно? – строгим голосом спросила Агнесса.

– Здрассьте… – кивнул юный велосипедист и, совершив лихой вираж, укатил по дорожке за угол дома.

По дороге Агнесса сообщила мне, что прислуга живет в отдельном здании, но я, как и нянька младшей хозяйской дочери, буду проживать в господском доме. Комната расположена рядом со спальней Веры Дмитриевны, моей подопечной.

Отведенное мне жилье находилось на третьем этаже, куда мы поднялись на бесшумном, сверкающем белым металлом лифте. Комната была обставлена элегантно, но безлико, и напоминала номер в хорошей европейской гостинице. К ней примыкала совмещенная с туалетом ванная комната с биде и душевой кабиной. Персик, вместе со мной осматривающий свои новые владения, мурлыкнул. Я подняла крышку унитаза, кот прыгнул в белоснежную чашу и устроился писать, поза его при этом была сосредоточенно-величественной.

– Надо же, – умилилась Агнесса, – может быть, он еще за собой и смывать умеет?

– Пока нет, – ответила я, – но, думаю, со временем научится.

Персика притащил Костик через неделю после того, как мы похоронили нашего любимого старенького Рэдочку. Я тогда старалась как можно реже бывать дома, чтобы не травить себе душу, нечаянно наткнувшись то на его щетку, то на мячик, которым он играл до последних дней.

Зять гордо сказал, что разорился аж на сто рублей, купив животное у какой-то бабуси у входа на ВВЦ, потому что мне, как каждой приличной старой деве, следует завести себе кота. Я, конечно, возмутилась и хотела его выставить вон, но Костик сунул мне в руки пушистый клубочек черно-серебристой шерсти, украшенный курносым носом, грудкой цвета персика, мощными, короткими мохнатыми лапками и огромными изумрудными глазищами. Клубочек жалобно мяукнул, сердце мое растаяло, и с тех пор мы живем душа в душу, правда, Персик с самого начала нашей совместной жизни решил, что он в доме главный, поэтому снисходительно воспринимает меня в качестве обслуживающего персонала при своей царственной особе.

Оставив кота осваиваться на новом месте, мы спустились с Агнессой на лифте на цокольный этаж, в кухню.

Кухня была огромной, сверкающей всяческой иноземной техникой. Посреди нее стоял большой разделочный стол с мраморной столешницей, чем-то напоминающий мне прозекторский, на котором грудастая, пышнобокая тетка в белоснежном поварском облачении раскатывала тесто. Ее круглая мордаха с пухлыми розовыми щечками, курносым носиком и глазами цвета незабудок светилась добродушием и лукавством. На полненьких ножках, облаченных в шерстяные носки и шлепанцы, просматривались вены с варикозным расширением. Увидев нас, она тут же отложила скалку и, уперев руки в бока, голосом обиженного ребенка вопросила:

– Агнесса Николаевна, нет вы мне скажите, почему я не могу все сама приготовить для детского праздника? Почему нужно в ресторане десерты заказывать? Я же знаю, как они делают: сунут в мильфёй[1] мороженую малину, а сдерут, как за свежую.

Домоправительница снисходительно потрепала ее по плечу.

– Люсенька, успокойтесь. Так решила Галина Герасимовна, поэтому этот вопрос не обсуждается. Ну а потом, вам же легче, мороки меньше…

– Ну не знаю, не знаю. – Повариха несколькими взмахами ножа рассекла раскатанное тесто на несколько кусков и с ловкостью фокусника начала сворачивать из них разные финтифлюшки. – Люди они, конечно, богатые, и деньги ихние, но чтобы вот так их на ветер выбрасывать…

Продолжая ворчать себе под нос, она достала из роскошной итальянской электроплиты противень, и густой аромат свежей выпечки заставил меня сглотнуть слюну.

Через минуту на обеденном деревянном столе, расположенном возле стрельчатого окна, стояли чашки со свежесваренным кофе, блюдо с горячими плюшками, миски с медом и джемом, тарелки с ломтиками колбасы и домашней буженины.

– Угощайтесь, пожалуйста, – приветливо улыбнулась мне Люся и, обратившись к Агнессе, тихо, но так, что я услышала, спросила: – А они кто будут?

– Это Лиза, она на месяц заменит Наталью Павловну, – достаточно громко ответила воспитанная домоправительница, не желающая шептаться в обществе.

– Что-то они на сиделку не больно похожи, – окинув меня взглядом с головы до ног, задумчиво заметила повариха, и в голосе ее явно чувствовалось некоторое сомнение в легитимности моего присутствия.

По-моему, я покраснела. Честная Люся, не желающая выбрасывать на ветер хозяйские деньги, с детской непосредственностью угадала мою шпионскую сущность. И мне представилось, как парень в камуфляже с пронзительными чекистскими глазами приставляет к моему горлу пистолет и вопрошает сквозь стиснутые зубы: «Ну ты, папарацци гребаная, признавайся, кто тебя к нам подослал?..»

1

Мильфёй – кондитерское изделие, состоящее из слоев хрустящего пресного теста, смазанных взбитыми сливками и джемом.