Мой личный врач

Видимо, в моем взгляде было что-то очень нехорошее, потому что Константин резво отскочил к порогу.

– Ты ножик-то положи… Ты знаешь, сколько они сиделке платят за месяц? Столько, сколько тебе за два, плюс бесплатная еда, как в санатории. И все чудненько сходится, и все довольны. Я получаю репортаж, а ты – весомую добавку к отпускным и весело и радостно выплачиваешь очередной взнос за кредит на машину…

Я обозлилась:

– Ага, и вместо отдыха на море ухаживаю за паралитиком! Однако лихо ты моим отпуском распорядился, зятек! Все, больше не хочу никакой бредятины слушать! Забирай свои миски и проваливай, чтоб духу твоего не было…

Далее начался сплошной ор. Костик кричал, что мне наплевать на его самопожертвование, на то, что он на все готов ради детей и Милочки, о которых он думает денно и нощно. И что по моей вине погибнут музыкальные таланты моих родных племянников, и что я неблагодарная, потому что он спасает меня от солнечных ожогов и случайных половых связей, кроме того, я, видимо, забыла, что это он пробил мое участие в фотовыставке в павильоне культуры на ВВЦ, организованной их журналом.

Я вопила, что не желаю, чтобы какой-то сомнительный журналюга дергал меня за веревочки, как марионетку, и втягивал в дурацкие авантюры, и я достаточно взрослая, чтобы отдавать себе отчет в своих половых связях, и что я отпахала целый год, кромсая человеческие внутренности, и имею право отдыхать там, где хочу и когда хочу, и что если он наплодил детей, так пусть сам придумает, как добыть эти несчастные две тысячи…

– Ну, так я и придумал, но ты кочевряжишься…

И когда я, рассвирепев, начала выталкивать Костика из кухни вон, он, зацепившись за дверной косяк, выдал последний аргумент:

– А Милочка так хотела, чтобы с этого года мальчики начали заниматься музыкой…

После этой сакраментальной фразы мне не оставалось ничего другого, как, подняв ручки, сдаться на милость победителя.

Несколько минут спустя мы уже мирно сидели за столом, пили чай, и Костик излагал план нашей совместной операции. Самое сложное было сделать так, чтобы моя сестричка не догадалась, что я буду находиться вовсе не в Феодосии. Насколько я знаю ее характер, она не только не одобрила бы эту аферу, но еще и пристукнула бы чем-нибудь тяжелым горячо любимого мужа за то, что он покусился на отпуск ее обожаемой старшей сестры.

Мы с Милочкой осиротели ранним воскресным утром, когда мама с папой отправились в Останкинский парк прогуливать нашу собаку, шотландскую овчарку Рэда, и были сбиты на переходе, на углу улицы Королева и Аргуновской, крутым внедорожником, которым управляло в дым пьяное дитятко высокопоставленного московского чиновника, возвращавшееся из ночного клуба. Домой вернулся только пес с оборванным поводком и сломанной левой задней лапой.

Милочка в ту пору ходила в шестой класс, я, после окончания медучилища, грызла гранит науки в Сеченовке, никаких близких родственников в Москве у нас не было, так что после гибели родителей ждать помощи было неоткуда.

Спас нас тогда папа Саша, друг и коллега моего отца. Он взял меня к себе в отделение, и я, к радости среднего медицинского персонала, набрала себе кучу ночных дежурств, во время которых, если все было спокойно, старательно штудировала анатомию и прочие медицинские науки. Зарплата, конечно, была малюсенькая, но мне разрешали брать домой еду, от которой обычно отказывались состоятельные больные, и мы кормили ею Рэда, а порой ели и сами. Раз в месяц нас баловала продуктовыми посылками баба Моря, вдова нашего деда Алексея Михайловича, проживавшая в маленьком северном городке Никольске. Так что мы с Милочкой не особо бедствовали. Кроме того, еще в училище я окончила курсы массажистов, у меня была своя небольшая клиентура, и по воскресеньям, когда не было занятий в институте, я бегала по домам делать артрозникам лечебный массаж, что также пополняло наш скромный бюджет. На шмотки, правда, денег не хватало, но Милочка с детских лет была рукодельницей и ухитрялась из родительских вещей шить нам модные юбки и брюки и вязать красивые кофточки. Спокойная, веселая, улыбчивая, с толстой русой косой и лучистым взглядом серых глаз, она очень нравилась мальчишкам, но внимания на них не обращала, пока не встретила Константина, студента журфака, жившего через два дома от нас со старой бабкой, старухой вредной и склочной, и французским пуделем по кличке Барон.

Однажды этот самый Барон, видимо, возложив на себя функцию Провидения, ни с того ни с сего во время прогулки набросился на нашего Рэдушку и укусил его за хромую ногу. Завязалась драка. Милочка и Костик кинулись растаскивать рычащих собак и после этого уже не расставались.

Костик провожал ее сначала в школу, потом в педучилище, а потом они объявили мне, что решили пожениться.

Я ничего не имела против, потому что в глазах Константина сквозило такое истовое обожание, такое откровенное восхищение моей сестренкой, что ему можно было простить все – и тощую фигуру, и рыжие лохмы, и отвратительную привычку без спроса брать мою любимую чашку.

Став Милочкиным мужем, Костик развил бурную деятельность: он подрабатывал везде, где можно и нельзя, днем писал свои дурацкие репортажи, ночами мыл машины и все тащил в дом, в семью. А Милочка светло улыбалась, кормила его вкусными обедами, обшивала с ног до головы и рожала очаровательных малышей.

Когда через два года после Сашки родился Гришка, Костина бабка, по причине ветхости и болезненности, отбыла на жительство к его родителям в Тверь, мы с Рэдом отправились в ее однушку, а Мила с Костиком и детьми остались в нашей трехкомнатной квартире.

И хотя я стала отрезанным ломтем, сестренка по-прежнему держала в поле своего зрения мое благополучие, и, возвращаясь из больницы с ночных дежурств, я всегда находила на столе накрытый салфеткой завтрак, в шкафу – отглаженную одежду, в холодильнике – миски с едой и полное отсутствие пыли – на всех поверхностях…

Когда я сказала Милочке, что пора кончать эту благотворительность, ведь у нее куча детей и муж, который вопит, как раненый мамонт, если не может найти подходящий к пиджаку галстук, она мне ответила, что хорошо помнит, как я однажды после ночного дежурства в больнице и занятий в институте уснула в прихожей на собачьей подстилке, не имея сил дойти до кровати, поэтому просит на всякие глупые темы с ней больше не разговаривать.

Короче, если Милочка хочет учить детей музыке, значит, так тому и быть, да и потом, если разобраться в существе вопроса, то в любимую Феодосию я запросто смогу съездить на следующий год, и Костик прав: почему бы не заработать во время отпуска денежку на погашение части кредита за машину?

Меня, конечно, сильно смущала, так сказать, законность сего могучего предприятия, поскольку я слышала о всяких там судах по поводу покушения на чужую частную жизнь. Но у Костика и на этот счет были соображения.

– Слушай сюда, – ораторствовал зять, – здесь ничего страшного нет: сними сопливые кадры, чтобы на них было видно, какой он хороший семьянин, как он любит жену, детей, собак и прочих всяких кошек, как самолично косит газон, играет в теннис, ну и что-нибудь еще в этом роде, ну и кто к этому придерется? И потом, какой с сиделки спрос? Нащелкала себе фоток на память, ну и, черт попутал, продала за денежку в журнал…

Дальше мы принялись разрабатывать тактику и стратегию.

– Знаешь, – фонтанировал идеями зять, – а давай сделаем так: ты свяжешься с Настей, все объяснишь, предупредишь, что не приедешь и попросишь ее позвонить Милочке, и пусть она ей скажет, что у них ковшом экскаватора порвали телефонную линию, чинить, как всегда, будут долго, поэтому звонить тебе можно только на мобильный.

Экскаватор меня впечатлил, и на эту версию я согласилась.

Вечером следующего дня я была представлена Агнессе Николаевне, худощавой, элегантно одетой даме лет под сорок с безупречными манерами английской леди и внешностью, про которую принято говорить «породистая». Она придирчиво рассмотрела документы, подтверждающие мою сестринскую и массажистскую квалификацию. Диплом об окончании мною Московской медицинской академии имени И. М. Сеченова, а также свидетельство о высшей врачебной категории мы решили ей не предъявлять, дабы избежать ненужных вопросов. Костина тетка Маргарита Львовна вообще была уверена, что я ветеринар, поэтому утечки информации с ее стороны можно было не опасаться. Изучив мои «верительные грамоты», Агнесса Николаевна провела небольшой инструктаж и сообщила, что моей пациенткой будет мать хозяина дома. По ее словам, работа меня ждала неутомительная, так как больная после инсульта находится в стабильном состоянии, и мне нужно будет только тщательно выполнять предписания лечащего врача, делать массаж и оказывать необходимые санитарно-гигиенические услуги. Так что все складывалось вроде бы неплохо, и я намеревалась в свободное время добить монографию, благо развлечений никаких не предвиделось. Кроме того, я выговорила право взять с собой Персика, мотивируя тем, что у кота нежная психика, он привык ко мне и в разлуке может получить инфаркт.