Поединок на атолле

Я видел золотые зубы капитана «Лолиты», настороженные лица пиратов, тораджи как-то по-иному смотрели на меня, видно, я пробудил в них любопытство. Все будто ждали, как поступлю я. А я молчал. Ветер свистел в снастях, навевая погребальные мелодии. «Только скажи ложь – и ты будешь жить,- проносилось у меня в голове.- Ты все разно не спасешь его». «Пустая формальность…», «Спасай свою шкуру…»

Цена слова! Никогда прежде не приходило мне в голову, что от одного только слова зависит жизнь и смерть человека.

А как прекрасен был синий океан, пальмы, шуршащие листвой, небо, белый песок. Хуареи моет в лагуне котел и что-то напевает. Тави и Ронго вьют из кокосового волокна веревку, она необходима для ловушки на лангустов. Сегодня вечером мы собирались поставить ее вон там, у камней с коричневыми прожилками. Нам хотелось поймать живого рака и посадить в садок из камней…

– Время истекает,- объявил Ласковый Питер.- Осталась одна минута.- Он приподнял руку и стал смотреть на циферблат часов.

Я еще не знал, как поступлю, что скажу, но какой-то туман временами стал застилать мне глаза,

и нехорошая томительная слабость разливалась в руках и ногах. То же самое я чувствовал, когда смотрел на убитого фашистом Петю.

Ласковый Питер толкал меня в спину, и я шел, не чувствуя ног. Остановился перед шеренгой людей в серых робах.

– Ну, выкладывай, и ты свободен,- услышал я далекий чужой голос.- Время.

И я стал «выкладывать» все, что думал о подлом предложении негодяя, я ругал его на всех языках, на каких ругались матросы и которые я у них позаимствовал.

Ласковый Питер несколько раз порывался заставить меня замолчать, угрожал пристрелить меня, не дожидаясь «суда». Не знаю, о каком суде могла идти речь. Каждый раз его резко останавливал капитан «Лолиты».

Я сказал все, вернее, прокричал, к удовольствию большинства команды, все, что думал о своем командире и его подлом судне. В такие минуты забываешь об опасности. Не знаю, как я бы вел себя дальше, но я не признал своей вины и, как мог, выгораживал У Сина. Во время своей сумбурной защитной речи я ловил на себе его удивленный благодарный взгляд.

Я замолчал, усталый, опустошенный – все свои силы, мужество я истратил в эту последнюю минуту.

Ласковый Питер вытащил из кармана пригоршню бумажных денег, кажется долларов, и протянул улыбающемуся капитану Симаде.

Среди матросов тоже начался расчет, послышались смех и ругательства.

Расплатившись с капитаном «Лолиты», Ласковый Питер снова подошел ко мне и сказал устало:

– Ты опять выкрутился. Я начинаю верить в счастливую звезду. Но всему бывает конец. Твоя рея ждет, и будь уверен – дождется тебя!..

Я плохо понимал, что он говорит, но его тон и огорченный вид вернули мне силы. Словно среди ночи вдруг радостные волны света хлынули на палубу, все засверкало, заискрилось, бодро загудел прибой. Только растерзанная фигурка У Сина печалила лучезарный день. Но я почему-то был уверен, что и ему сейчас развяжут руки и скажут, что произошла страшная ошибка. И «Лолита» совсем не пиратский корабль. Разве могут быть морскими разбойниками эти славные, веселые моряки…

Словом, я ошалел от счастья и плохо вникал в слова Ласкового Питера, а он говорил:

– …Если бы я не проиграл тебя в карты этому японцу, то ты бы скоро болтался на рее. Вот мне действительно не везет. Какая-то полоса невезенья. Потерять корабль, деньги, и вот вчера вначале я выиграл две тысячи долларов, а затем все спустил, и тебя в придачу, а сегодня, поставив последние деньги на твое благоразумие, лишился и этих жалких грошей.- Он засмеялся дребезжащим смешком и спросил : – Ты что так весел, ты что, не понимаешь, что отныне стал рабом этого пирата? Скоро ты еще вспомнишь обо мне.

Капитан «Лолиты» резко крикнул, глядя на нас. Ласковый Питер перевел:

– Новый хозяин приказывает тебе покинуть эту пиратскую бригантину. Убирайся отсюда ко всем чертям. Что эта образина намерена сделать с тобой? Думаю…

Я не стал больше слушать его болтовню, а бросился к свободному фальшборту и под гогот матросов вскочил на него и прыгнул в воду.

До сих пор меня жжет стыд за то, что я тогда забыл про У Сина, не простился с ним, не пожал ему руки. Как в такую минуту я мог забыть о нем? Нет, наверное, я не забыл, а просто струсил, боялся, что японец примет меня за сообщника штурмана. Легко быть храбрым во время душевного подъема, под влиянием товарищей, а быть храбрым, мужественным, настоящим мужчиной, быть им всегда, в любых условиях – это совсем другое дело.

Все эти мысли пришли мне в голову много позже, а пока я плыл к берегу, работая руками и ногами так, будто за мной гнались акулы. Сто метров до берега отняли у меня все силы.

Я лежал на песке, тяжело дыша, весь во власти блаженного состояния, которое охватывает после сильного душевного потрясения, когда все уже позади.

Внезапно меня насторожили тревожные голоса. Я вскочил. Все семейство Сахоно стояло возле меня и, тихо переговариваясь, наблюдало за палубой «Лолиты». А там происходило вот что. У Сина подвели к грот-мачте и привязали к ней. Капитан остановился, быстро прошел перед шеренгой матросов посреди строя и стал выкрикивать что- то хриплым, отрывистым голосом, показывая на У Сина. Когда он замолчал, из строя вышел матрос, похожий на гориллу. У него были непомерно широкие плечи, маленькая голова и руки ниже колен. Эта «горилла» в матросской форме быстро, как заправская обезьяна, забралась на нижнюю рею грот- мачты и перекинула через нее линь с петлей на конце. У Сина отвязали от мачты и поволокли к петле. Собрав последние силы, он успел что-то крикнуть. В его голосе не было мольбы о пощаде, он, видно, бросал какие-то справедливые, гневные слова в лицо капитану «Лолиты» и Ласковому Питеру, потому что они закричали в ответ, замахали руками. Матрос-горилла набросил петлю приговоренному на шею и вместе с автоматчиками потянул за другой конец веревки.

Тави и Ронго стояли, полураскрыв рты. В их глазах застыл ужас. Сахоно дышал так, будто только что спасся от барракуды. Жена его сидела на корточках, закрыв лицо руками.

Ветер раскачивал повешенного.

По свистку боцмана матросы расходились по кубрикам. Ласковый Питер крикнул мне, остановившись у фальшборта:

– Эй, мой мальчик! Видел, как пляшут на рее?..

Надо было бежать с этого острова куда угодно, как угодно.

Я схватил Сахоно за руку и стал упрашивать его, умолять сделать это немедленно. Как ни странно, Сахоно понял мою странную смесь слов, скорее догадался, что мне тоже грозит смерть от этих людей, если я останусь здесь, и стал говорить что-то успокаивающее, похлопывая меня по ладони руки.

Я подбежал к лодке, но Сахоно осторожно взял меня за плечи и показал глазами на небо и море. Я понял, что выйти из лагуны сейчас нельзя. Лодку разобьет в щепки в полосе прибоя или перевернет вдали от острова. Небо приобрело сизый цвет, над горизонтом нависло тяжелое, серое облако. И океан изменил свой привычный цвет, стал серо-зеленым и, несмотря на слабый ветер, бросал на барьерный риф чудовищные волны.

Ветер потянул сильней, зашуршали кроны пальм. Ветер стал порывистым, сильным. Затем стих совсем.

Сахоно покачал головой и вздохнул, давая понять, что все идет так, как он и предполагал, и словно в подтверждение на нас обрушился ветер такой силы, что туча песка закрыла и «Лолиту», и всю лагуну. Нашу хижину подняло, словно рукой, и растрепало в воздухе. Пальмовые листья, бамбуковые палки от нашего жилища улетели далеко в лагуну.

В высоте парила чья-то циновка. Сахоно бросился к лодке.

Разговоры о погоде, приход «Лолиты», а затем казнь У Сина отвлекли главу семейства от насущных дел. Теперь он наверстывал упущенное время.

Напрягая все силы, мы вытащили до половины лодку на берег, привязали ее концом к ближайшей пальме.