Страница 39 из 57
Однако оманцы не растерялись. Они, к счастью, знали, что делать. Возбужденно крича, они устремились на полуют[62]. Абдулла сменил у румпеля Эндрю и с помощью Мусалама переложил руль, развернув судно против ураганного ветра. Это позволило уменьшить парусность корабля, и воздействие ветра на судно значительно поубавилось. «Сохар» выпрямился, выставив бушприт против ветра, и такелаж сбросил напряжение, как расслабляющий мускулы гимнаст. Однако затем налетел новый шквал, и матросы снова принялись за работу, чтобы вывести судно из-под удара стихии. Казалось, что вызов моря они приняли с удовольствием, хотя паруса могли в любую минуту порваться, тяжелый рангоут сломаться и свалиться на палубу, балласт сместиться, а само судно — перевернуться.
С первыми двумя шквалами мы совладали, но было ясно, что стихия на этом не успокоилась. Наступила ночь. В разрывах темных клубившихся облаков мелькали редкие звезды. Мы напоминали людей, играющих в прятки со своими многочисленными противниками, стремившимися нас изловить и предать наказанию за дерзкий вызов стихии. «Сохар» явно был жертвой, а шквалы — свирепыми, не знающими пощады охотниками. Мы всматривались в темноту ночи, прислушивались, стараясь по облакам, надвигавшимся с горизонта, и по завыванию ветра определить, не ждет ли нас новый удар стихии, но наступила такая тьма, что с бака не видно было конца бушприта, а шум разбушевавшихся волн заглушал звуки ветра. Нашими сенсорами стали носы и кожа. Мы явственно ощутили запах дождя, предшественника нового шквала, а еще раньше — перед дождем — почувствовали озноб, что говорило о том, что температура понизилась, и, значит, шквальный ветер вот-вот снова обрушится на «Сохар». И вот раздался хлопок.
Корабль бросило в сторону. Рангоут и такелаж затряслись, словно протестуя против непомерного напряжения, «Сохар» угрожающе накренился.
«Не перевернется ли судно? — с тревогой спрашивал я себя. — Может, я мало уменьшил парусность? Но не опасно ли при таком волнении моря опускать грота-рей? Рангоут или намокший трос могут кого-нибудь покалечить. Может, лучше отстояться на якоре?»
В течение ночи все оманцы, вне зависимости от вахты, оставались на палубе. На всех были непромокаемые плащи, за исключением Абдуллы, считавшего, что и в дождь футболка и набедренная повязка более подходят палубному матросу. В относительное затишье оманцы, как обычно, шутили и балагурили, ожидая новой атаки ветра. В отличие от них, европейцы, отстояв свою вахту, шли спать, мало заботясь о том, что на них сверху капает, — в дождь сквозь рассохшиеся доски палубного настила просачивалась вода. Оманцы оставались на палубе вовсе не потому, что не полагались на европейцев, не имевших морского опыта, — просто они считали «Сохар» своим кораблем. Своя вахта, чужая — для них это в минуты опасности значения не имело, они были палубными матросами и выполняли свой долг.
Погода не улучшалась, и вскоре налетел новый шквал, принесший первую значительную поломку на судне. Казалось, ничто не предвещало беды — «Сохар» уверенно лавировал против ветра, но тут шальная волна подкатилась под киль, высоко вскинула судно, а затем поднялась с подветренной стороны, бросив «Сохар» во впадину. От сотрясения бизань-рей, потеряв кофель-нагель (свое крепление), грохнулся на палубу вместе с парусом. Это была серьезная, значительная поломка; хуже — только сломанный грота-рей. Бизань-рей вместе с парусом, должно быть, весил три четверти тонны, и эта громада, как гильотина, упала на ют[63], на котором стояли люди. К счастью, в это время на юте находились лишь трое: рулевой, один из матросов и Ибрагим, собиравшийся готовить еду. Им всем повезло. Падая, бизань-рей отклонился чуть в сторону, видимо, по причине того, что ветер наполнил парус, падавший вместе с реем. К тому же ползуны, крепившие рей к бизань-мачте, притормозили его падение. Если бы всего этого не случилось, без жертв, возможно, не обошлось бы. А так люди не пострадали, и лишь сильный удар о палубу потряс весь корабль.
Когда случилось это неприятное происшествие, я находился в своей каюте. Меня поднял на ноги громкий звон сигнального колокола.
Все наверх! Тревога!
Я поспешил на палубу по скользкому трапу. Вокруг путались тросы, валялись блоки, поверх лежал порванный парус, полоскавшийся на ветру. Вскоре на юте собрался весь экипаж. Камис-полицейский и Эйд убрали порванный парус. Камис-флотский, Абдулла и Джумах с помощью тросов закрепили рангоут. Однако опасность не миновала. Высоко над нашими головами, на верху бизань-мачты, раскачивался увесистый блок размером три на два фута, сделанный из цельного куска дерева. Под воздействием блока раскачивалась и мачта, издавая тревожный треск. Представлялось весьма возможным, что, даже если блок не сломает мачту, он расколется сам, чего допускать было нельзя; блок — важная снасть на судне. Взобравшись на планширь, я полез по вантам[64] наверх, намереваясь добраться до блока и обрезать крепления, мешавшие его спуску на палубу. Предприятие было опасным: мачту раскачивало, а вместе с нею и ванты. Сорвешься — и прямиком в море, перспектива не из приятных.
Когда я преодолел две трети пути, то внезапно увидел по другую сторону мачты Джумаха, преодолевшего тот же путь, что и я. Джумах, старший по возрасту среди членов нашего экипажа, отличался степенностью и в свободное время обычно сидел на палубе, пыхтя своей трубкой. При необходимости наверх чаще других лазил Эйд. Однако на этот раз Джумах не стерпел и, опередив всех, даже Эйда, сам стал карабкаться вверх, следуя примеру своего капитана. К моему немалому удивлению, Джумах меня обогнал и быстро добрался до топа мачты, после чего, совершив невероятный прыжок, уселся верхом на блок, уподобившись озорной обезьяне. Мне оставалось еще более подивиться. Преодолев последние три фута, я протянул Джумаху свой нож, после чего благополучно опустился на палубу. Воспользовавшись ножом, Джумах перерезал крепления и, совершив новый прыжок, перебрался на ванты и следом за мной спустился на палубу.
— Shabash! Молодчина, Джумах, — похвалил я его.
Однако ни я, ни Джумах не обладали достаточным весом, чтобы, усевшись на блок, способствовать его движению вниз. Пришел черед действовать Питеру Доббсу, весившему четырнадцать стоунов[65]. Добравшись до блока, он лег поперек махины и пропустил трос через колесики блока. Абдулла, Эйд и Эндрю, воспользовавшись ниралом[66], потянули блок мало-помалу вниз. Это была опасная операция. Опускаясь, блок раскачивался все больше и больше, и Питеру то и дело приходилось отталкиваться от мачты ногами, чтобы громада не придавила его. В конце концов блок отпустился, и Питер спрыгнул на палубу. Я вздохнул с нескрываемым облегчением.
На следующий день сила ветра достигала шести-семи баллов, и бурное море скорее напоминало Северную Атлантику у западного побережья Ирландии, чем воды Индийского океана. Стояла низкая облачность, палубу поливал дождь. Грота-рей беспрестанно раскачивался, теребя парус, в результате чего около галса[67] образовался большой зазор, а передняя шкаторина грота изорвалась в клочья.
Ночью разыгралась гроза, а ветер, переменив направление, стал быстро сносить корабль на юг. Нам пришлось совершить поворот через фордевинд, занявшись опасной и трудоемкой работой: перемещать грот на другую сторону мачты. Когда мы закончили, «Сохар» снова пошел на север, лавируя против ветра. В полдень стихия угомонилась, и мы занялись починкой огромного паруса, опустив грот на палубу. Матросы подшивали края разорванной парусины и приводили в порядок сезени[68]. А до этого, утром, на нас обрушился новый шквал. В то время у руля стоял Терри, инженер звукозаписи. Ни он, ни его компаньон Дэвид Бриджес, оператор, снимавший фильм о нашем экзотическом плавании, ранее никогда не ходили на паруснике. Но оба они сделались заправскими моряками, а когда Терри во время шквала стоял у руля, то и ливень, и волны, что с ревом прокатывались по палубе, он встречал с дерзкой усмешкой и твердой рукой приводил судно к ветру.
62
Полуют — надстройка, начинающаяся с кормы, но не доходящая до бизань-мачты.
63
Ют — часть палубы от бизань-мачты до конца кормы.
64
Ванты — тросы, укрепляющие мачты.
65
Стоун = 14 фунтов = 6,35 кг.
66
Нирал — снасть для спуска или стягивания вниз парусов.
67
Галс — здесь: снасть, притягивающаяся с наветра нижних углов паруса.
68
Сезень — короткая плетенка, служащая для крепления убранных парусов.