Охота на журавля

— А зачем? Может, телефон-то и ни при чем?

— Как это? — хором удивились мы с Никитой. — Он же не придет лично?

— Мог этот Котов все переговоры провести по электронной почте? Она гораздо анонимнее телефона. С левого ящика, естественно.

— Ну, Глебов! Полезешь званцевский почтовый ящик проверять?

— Вот еще! Я когда последний раз на котовский компьютер лазил — помнишь, Рита, ты просила базу еще раз посмотреть — на всякий случай маленького троянчика им оставил. Сейчас можно залезть и поглядеть, чего там у него с почтой.

Нужное послание — действительно, со свежеоткрытого почтового ящика — обнаружилось сразу. Отправлено полсуток назад, значит, Званцев его уже, наверное, прочитал. Текст не оставлял никаких сомнений — Глебов абсолютно прав. Ай да Иннокентий, ай да невинное дитя! Дитя, впрочем, и само несколько растерялось:

— И что мы с этим делать будем?

— Думать, — довольно резко ответила я и начала сосредоточенно переставлять фигурки. Внутреннее напряжение все-таки прорвалось наружу — Котовасий выскользнул у меня из пальцев и, ударившись об угол стола, разлетелся вдребезги. Ну, так тому и быть. Грубить не хотелось, но другого выхода я не видела. План действий у меня уже сложился, но «мальчикам», что большому, что маленькому, лучше было остаться в блаженном неведении. Меньше знаешь — крепче спишь.

— Значит, так… Мальчики, вы прелесть, оба, я вас ужасно люблю, но лучше бы вам сейчас разбежаться по своим домам. Я собираюсь сосредоточиться и серьезно пошевелить мозгами.

Мальчики переглянулись, пожали плечами и удалились.

Вообще-то шевелить мозгами не было никакой необходимости. Ситуация выглядела ясной, как третий закон Ньютона. Доказать причастность Котова к смерти Марка или куприяновской жены нереально. То есть — совсем нереально. Да и не станет никто этим заниматься. И что — оставить все как есть? А как же — не должно быть преступления без наказания?

Почему-то ни Робин Гудом, ни Бэтмэном я себя не чувствовала. Предстояла очень неприятная и грязная работа. На сбор ста тысяч долларов — Котов оказался удивительно скромен в запросах, испугался, что ли? — господину Званцеву предоставлялось трое суток, так что следовало поторопиться: одни сутки уже почти прошли. Правильно, что я «мальчиков» отправила — незачем им в это соваться. Хотя… Я вспомнила взгляд, которым на прощание одарил меня майор… Не исключено, что он что-то понял, соображалка у него работает быстро и точно.

Так. Хватит тянуть время, за работу. На всякий случай я еще раз проверила свои рассуждения, поискала альтернативные варианты… Нет. Щелкни кобылу в нос — она махнет хвостом. А люди ненамного сложнее. В жестко определенных ситуациях они и действуют определенным образом. Что бы там ни было, если процесс пойдет нештатно, две-три запасные точки, с которых можно свернуть, я на всякий случай оставила.

Ага, вот еще что, для полной готовности. Фигурки, в которых больше не было необходимости, вернулись на свои места. Поехали!

Сначала я позвонила Подбельскому и задала два вопроса. Борька немного удивился, но нужную информацию выдал и расспрашивать не стал. За окнами по-прежнему моросило. Тоже мне, поздняя весна, неправильная она какая-то. Натягивая куртку, я заранее поежилась. Впрочем, выбора все равно не было.

Звонить с домашнего телефона было бы не только фантастически глупым, но, скорее всего, и опасным. Ну, ничего, до намеченного автомата, очень удобно расположенного — на отшибе, с тыльной части одного из соседних домов — всего-то метров двести.

Черт! Дождь под телефонную «крышу» заливает, гадость какая. А, ладно. Не размокну.

— Я говорю с Олегом Сергеевичем Званцевым?

— Да. А с кем говорю я?

— Олег Сергеевич, у меня для вас достаточно важная информация, выслушайте. Вы сегодня утром получили крайне неприятное письмо.

— Я их получаю десятками, приятные и неприятные, в чем дело?

— Это письмо очень неприятное, его вряд ли можно перепутать с другими. Помимо всего прочего, там упоминается Майя Александровна.

— Что вам сейчас-то нужно, в конце концов?

Ага, он, похоже, решил, что это я его шантажирую. Логично, в общем.

— Чтобы вы дослушали. Если вы ничего не читали, разговор бессмыслен. Я попытаюсь перезвонить завтра, но нет уверенности, что у меня это получится. Письмо было отправлено сегодня утром, в девять сорок семь. Так вы его читали?

— Ну, предположим. Зачем вы позвонили?

Нет, он точно меня за автора письма принял. Вот умница-то!

— Вас интересует, кто отправитель?

Званцев, видимо, напрочь ошарашенный, молчал не меньше минуты. Морось уже превратилась во вполне приличный дождь. Ветер забирался под куртку, стараясь довести мое бедное тело до температуры окружающей среды. Вдобавок какая-то мелкая дворняга решила, что если она прислонится к моим ногам, станет теплее. Эх, бродяга, чтоб тебе в какой-нибудь подъезд не спрятаться?

Наконец сквозь шорохи и трески прозвучало холодное:

— Сколько?

— Нисколько. Я получила информацию… в общем, случайно, и мне просто жаль ваших детей, если начнется скандал, по ним ударит сильнее всего. Могу еще сказать, что предупреждение об информации, оставленной для газет и телевидения — чистый блеф. По крайней мере, в настоящий момент. Что будет через три дня, не знаю. Кстати, данные, которыми вам угрожают, наверняка фальшивка, так что Майя Александровна — просто пешка. Так что отправьте ее на пару месяцев куда-нибудь отдохнуть, хотя бы до окончания выборов. Девушка сама по себе ни при чем, но это единственная, хотя и очень слабенькая ниточка, связывающая вас с тем, кто вам угрожает.

— Кто?

Я сообщила ему все, что знала о «Тонусе» и его директоре, повесила трубку и пару минут успокаивала дыхание: сердце колотилось так, словно я пробежала полдюжины стометровок. Конечно, то же самое можно было проделать с помощью электронной почты, но я хотела быть абсолютно уверенной в том, что информация — и чужая, и моя собственная — попали точно по назначению. Вернулась домой, выпила две кружки огненного чая, посомневалась, не добавить ли чего покрепче, но не стала.

Собственно, а чего я так напрягаюсь по поводу этого звонка, почему чувствую себя последней скотиной? Информацию о «Тонусе» Званцев вполне мог выбить и из Майи сразу после получения письма. Или все-таки нет? Для нее логичнее уйти в глухую несознанку: я не я, и лошадь не моя. А если бы даже и проговорилась — клиника состоит не из одного директора, стали бы трясти всех подряд, чего хорошего? Уймись, Львовна, рявкнул внутренний голос. Ах, какие мы нежные, ах, нам надо непременно решить степень необходимости, как будто от этого зависит — скотина мы или нет… хватит опилки пилить, фарш назад не провернешь.

Следующие два дня я изображала из себя подводную лодку, залегшую на грунт: Ильину и Глебову наврала про завал на работе, а в редакцию сообщила, что немного простудилась. Телевизор не выключала, просматривая на всех каналах все местные новостные программы. К вечеру второго дня одна из программ сообщила, что «в одном из городских парков обнаружено тело Виктора Андреевича Котова, директора клиники «Тонус», смерть наступила от огнестрельного ранения в голову, на теле многочисленные следы побоев, основная версия следствия — сведение счетов между конкурентами»…

Вот теперь действительно все.

35

Все хорошо, когда хорошо кончается.

Ни Глебов, ни Ильин больше ни разу не упоминали ни «Тонус», ни его злополучного директора. Вместо разбитого Котовасия Никита подарил мне очаровательного фарфорового тигренка и сказал, что его зовут Иннокентием. Очень мило.

Олег Сергеевич Званцев даже не вышел во второй тур и, вероятно, огорчившись таким провалом, решил расширить сферу своей деятельности, приобретя через третьих лиц осиротевший «Тонус». Майя Александровна теперь там директорствует. По крайней мере номинально.