Охота на журавля

Я дернулась было позвонить соседям — попросить какого-никакого инструменту, дескать, замок заело — но Ильин отмахнулся:

— Обойдемся.

Взявшись за ключ левой рукой, он аккуратненько повернул его так, что даже не коснулся гвоздей. Войдя в квартиру, он, не раздеваясь, достал клещи, вытянул из двери гвозди и попросил у меня какой-нибудь пузырек. Чего-чего, а пузырьки из-под витаминов у меня накапливаются обычно в невероятных количествах — хоть фармацевтическое производство открывай. Мне почему-то жалко их выбрасывать — вдруг пригодятся. Вот и пригодились. Никита сложил гвозди в пузырек, посветил фонариком у порога, нашел откусанные шляпки, отправил их следом за гвоздями и, сообщив, что скоро вернется, строго-настрого приказал никому до этого не открывать.

— А Глебов? — только и успела спросить я.

— Глебов в дверь не ходит, — бросил Ильин через плечо и усвистал в неизвестном направлении.

Иннокентий, как и следовало ожидать, появился — на балконе, разумеется, — через пять минут. Чудеса, да и только! На этот раз он приволок — о господи! — кастрюльку с домашними котлетами. Как он с ней спускался?

— Это все Амалия… Пусть, говорит, хоть поест толком, а то она такая худенькая, наверное, и готовить некогда, все бегает. Да еще ты, ну, я, то есть, мешаешься. Я правда мешаюсь?

Ну и глазищи у него! Ждет ответа так, как будто от этого спасение жизни зависит.

— Балда ты, Глебов! Если бы мешался, я уж нашла бы способ тебя куда-нибудь сплавить. Опыт, знаешь ли, имеется. Не бери дурного в голову, а Амалии передай всяческие мои благодарности. Ну, и успокой ее. Насчет чрезмерной тактичности. Ты уже вроде бы как свой. Опять же, кто мне за хлебом, если что, сбегает…

— А что, надо? — тут же среагировало дитя.

— Сиди, реактивный, с хлебом нынче все в порядке.

А Амалия Карловна — право слово, святая женщина. Надо будет выбрать время и нанести визит вежливости. Или как там оно называется. Вот только насчет некогда готовить… Это все лень несусветная, да события, которые аппетит напрочь отбивают. Ну, не хочется, и все тут!

А котлетки-то еще теплые… Мысль о еде энтузиазма не вызывает, но ведь грех пропадать такому добру. Так, поставим разогревать вчерашнюю картошку, а тем временем добавим в тоник немного ангостуры. Гадость, на мой вкус, получается редкостная, зато аппетит после этого — как у своры северных собак. Так, Ильин-то, должно быть, тоже голодный, не маловато ли картошки будет? А мы ее яичницей зальем, а в холодильнике, оказывается, еще полбанки горошка есть, а в ящике петрушка подросла, можно уже стричь. Кто скажет, что неубедительный ужин?

Поедая все это великолепие, я доложила Глебову обстановку. Дитя внимало молча, лишь кивало изредка ржаво-белесой головой.

34

Больше всего на свете я не люблю лошадей.

Ильин положил трубку и повернулся к нам:

— Что, чижики? Хорошо живем. Богато, можно сказать.

— То есть? — тупо спросила я.

— А то и есть. Полный букет на твоих гвоздиках: от столбняка до гепатита, со всеми промежутками. Вот только СПИДа, кажется, нет. Но и без него достаточно. Ах, какая жалость! Безвременная кончина оборвала творческий путь молодой талантливой журналистки… — Никита ерничал и как-то очень зло, ему явно было не по себе.

— Ты, что ли, жизнь мне спас?

— Иди ты! С эмоциями и безмерными благодарностями потом разбираться будем. Если захочешь. Лучше скажи, что ты по этому поводу думаешь. Включи голову. Кому ты так сильно дорожку перешла?

— Котов, разрази меня гром, — вырвалось у меня. — Больше некому.

— А почему не Куприянов? — спросил Ильин.

— Во-первых, ему не было никакой необходимости убивать свою жену. Они мирно, спокойно расходились, никаких проблем. Во-вторых, у Куприянова никаких выходов на меня. А этот мальчик с вакцинацией, да еще гвозди — они-то появились не после моей с ним встречи, а во время нее, а может быть, и до. В-третьих, у него не было никакой необходимости сообщать мне про капсулу. Нет, Куприянов не годится.

— В-четвертых, Марк ушел из «Тонуса» чуть раньше половины шестого, а в редакции оказался в шесть, только-только добраться, — неожиданно добавил Никита.

— Вот это да! Откуда дровишки? — удивилась я. В самом деле, это сообщение неопровержимо указывало на директора клиники… Я ничего не понимала.

Ильин развел руками.

— Грамотная работа со свидетелями. Рано старую гвардию списывать. Информация верная.

— Ну, Котов, точно. А кофе… — я задумалась.

— Какой еще кофе? — удивился Никита.

— Когда я второй раз к Котову заявилась, он меня опять кофе поил. А я испугалась, вдруг отравит, как Марка, и пить не стала. Сначала хотела просто в урну вылить, а потом думаю — что же добру пропадать? Перелила тихонечко в пузырек от аскорбинки и попросила одного знакомого выяснить, что там такое.

— Ну ты даешь! Мата Хари… И что там было?

— Кофе, и ничего, кроме кофе.

— Что же он так тебя помиловал?

— А запросто. У него, видно, не оказалось под рукой ничего такого, долгоиграющего. Угостить меня чем-то сильнодействующим — проблем больше, чем решений. Он же на этих, несчастных случаях специализируется, умник. Машину я не вожу, значит, транквилизаторами меня кормить бессмысленно. Трихопол? Тоже вряд ли можно надеяться, что я, как Марк, скоренько надерусь. Вот он и не стал ничего добавлять, прислал этого якобы медицинского мальчика, прививку делать. Черт его знает, что там вместо прививки было.

— А мальчик откуда взялся?

— Ну, знаешь, я не ясновидящая. Но должен же у Котова, если он впрямь мошенничает, кто-то быть для мелких поручений. Вот и поручил. Так что, все сходится, он, паразит. Но зачем?!! Ничего не понимаю. Может, он просто псих?

— Может, он подготавливает почву для чего-то? — подал голос Глебов.

— Для чего?

— Ну, например, шантаж…

— Да ну! Кого и чем сегодня можно шантажировать? Разоблачения уже настолько в зубах навязли, что угроза огласки вряд ли способна хоть кого-нибудь напугать. Подумаешь, пользуется человек услугами интим-клиники. Да пусть у него хоть весь венерический букет в организме, ну, кроме СПИДА, конечно, — пожмет плечами, дескать, с кем не бывает…

— Судя по заметкам в таблице, он нацелился на Майю Александровну… — заметил Ильин.

— Ну, и что?

— А выборы? — задумчиво молвило одаренное дитя.

— Что — выборы? — не поняла я.

— Майя Александровна — пассия Званцева, так? — хмыкнул майор. — У него кто основная часть избирателей?

— Ну… старшее поколение. Он же из того еще руководства.

— Как эти люди отнесутся к грамотно поданной информации о том, что господин Званцев не только держит при себе девицу определенного толка — это простили бы — а вдобавок приволок от нее жене и детишкам добрый венерический подарочек? При этом девица лечится в дорогой клинике, а жена и прелестные малютки и знать не знают, чем их папочка наградил…

— О-ё! — хлопнула я себя по лбу. — Да… Это наверняка сработает. Они там за каждые полпроцента голосов готовы драться, а тут потеряют не меньше десятка.

— Ну вот. Сколько стоит предвыборная такого уровня?

— Много. Значит, синицы в руках, то бишь гарантированного дохода от «Тонуса», включая мухлеж с диагнозами, господину директору показалось мало, решил поймать журавля в небе. А осведомленных свидетелей, чтобы не дай бог птичку не спугнули — того-с!.. Черт! Семью Званцева жалко… Сыну девять лет, дочери тринадцать. Папа в политику играет, а им-то за что эта грязь? Если все действительно так. А похоже на то. Очень логично и все объясняет. И ничего не сделаешь. Даже не узнать, так ли это на самом деле…

— Ну… — неуверенно произнес Кешка. — Можно попытаться.

— Что ты имеешь в виду? Повесить жучок на телефон? Так не до такой степени Котов идиот, чтобы по этим вопросам со своего телефона разговаривать. Слушать званцевский номер? Не представляю — как. Ты у нас, Иннокентий, конечно, гений, но до званцевского телефона, я полагаю, и тебе не добраться.