Сад Рамы

Нет свидетельств того, что умиротворяющие сигналы повлияли на поведение людей. Поскольку основным занятием сетей является обработка информации, их восприимчивость к предложениям о мире неудивительна. Люди же, а особенно их предводители, настолько активны, что у них остается очень мало времени на размышление, если они вообще обращаются к рассудку.

Умиротворяющее воздействие на людей затруднено существенным фактором. Внутри своего вида люди обнаруживают значительную изменчивость от личности к личности; в рамках столь широкого диапазона сложно рассчитать передачу. Набор сигналов, умиротворяющий конкретного человека, почти всегда не влияет на любого другого. Сейчас проводятся эксперименты с различными типами процесса замирения, однако не исключено, что люди принадлежат к небольшой группе космоплавателей, не восприимчивых к умиротворяющей обработке.

В южной части корабля октопауки (N 2666), как и прежде, обитают в колонии, почти не отличимой от прочих изолированных космических поселений этой расы. Полный диапазон их возможного биологического выражения остается скрытым, в основном из-за ограниченных территориальных ресурсов и отсутствия истинного соревнования. Однако им присуще стремление к экспансии, характеризующее успешные перелеты этой расы от одной звездной системы к другой.

До тех пор пока люди не вышли за пределы собственного обиталища, нарушив уединение рас, октопауки уделяли мало внимания остальным двум видам, населяющим корабль. Но, когда люди приступили к исследованиям поселения птиц и сетей, октопауки со все возрастающим интересом принялись наблюдать за событиями на севере. Люди еще не догадываются об их существовании, но октопауки уже начали планировать возможные меры воздействия на агрессивных соседей.

Возможность потери всего сообщества птиц и сетей в огромной степени уменьшает ценность полета. Не исключено, что ко времени окончания полета сети и птицы выживут лишь в зоопарке октопауков. Быть может, к ним добавятся те, которых вырастит человек на острове. Но даже безвозвратное исчезновение вида не позволяет переходить к стадии два; тем не менее продолжающееся непредсказуемое и разрушительное поведение нынешних предводителей людей дает основания для опасений относительно продолжения полета; следует предвидеть новые серьезные потери. Умиротворяющая активность в ближайшее время будет сконцентрирована на тех людях, которые противостоят этим лидерам и подавили в себе агрессивность и стремление к захвату чужой территории.

8

— Моя страна звалась Таиландом. Некогда там правил король, которого звали Рамой, подобно нашему кораблю. Ваши бабка и дед — мои мать и отец — вероятно, все еще живут там в городке по имени Лампанг… вот он.

Наи указала точку на выцветшей карте. Мальчики явно глядели в сторону. «Они еще так малы, — подумала она. — От них еще рано чего-то ждать, невзирая на природные данные».

— Ладно, — сказала Наи, сворачивая карту, — можете выйти на улицу и поиграть.

Галилей и Кеплер надели плотные куртки, прихватили мяч и выскочили на улицу. Уже через какие-то секунды на улице начался футбольный матч — один на один. «О Кэндзи, — думала Наи, приглядывая за мальчиками от дверей. — Как им не хватает тебя. Нельзя быть сразу и матерью, и отцом».

Она начала урок географии, как и всегда напомнив детям, что все колонисты в Новом Эдеме прилетели с планеты по имени Земля. Наи показала мальчикам карту своей планеты, объяснила сначала, что представляют собой континенты и океаны, а затем показала Японию, родную страну их отца. Урок заставил Наи остро ощутить собственное одиночество и тоску по дому.

«Что же, эти уроки, быть может, предназначены не только для вас, — думала она, наблюдая за футболом на тускло освещенных улицах Авалона. Галилей обвел Кеплера и забил гол. — Отчасти они нужны мне самой».

По улице шла Эпонина. Подобрав мяч, она бросила его обратно мальчикам. Наи улыбнулась подруге.

— Я так рада видеть тебя, дорогая, — проговорила она. — Мне сегодня что-то взгрустнулось.

— В чем дело, Наи? — спросила Эпонина. — В Авалоне плохо живется? Но сегодня все-таки воскресенье. И тебе не надо идти на оружейную фабрику, а мальчикам — в учебный центр.

Женщины зашли внутрь дома.

— Подумай, ты же великолепно устроилась. — Эпонина махнула рукой в сторону комнаты, где они ютились втроем. В конце концов, у тебя просторная комната, не говоря уже про полтуалета и ванную, которую ты разделяешь с пятью другими семействами. Чего же ты еще хочешь?

Наи расхохоталась и обняла Эпонину.

— Ты всегда умеешь утешить.

— Мамочка, мамочка, — в дверях появился Кеплер. — Пойдем скорее. Он вернулся… он говорит с Галилеем.

Наи и Эпонина возвратились к двери. Над Галилеем склонился человек с жутко изувеченным лицом. Мальчик был явно испуган. В руке человек держал лист бумаги. На нем было аккуратно вырисовано лицо с длинными волосами и бородой.

— Ты знаешь это лицо, не так ли? — настаивал человек. — Это мистер Ричард Уэйкфилд, правда?

Наи и Эпонина осторожно приблизились к нему.

— Мы же сказали, — твердо проговорила Наи, — чтобы ты больше не пугал детей. Уходи, или мы вызовем полицию.

Человек озирался обезумевшими глазами.

— Я опять видел его вчера ночью. Он был словно Иисус, но тем не менее оставался Ричардом Уэйкфилдом. Я стал стрелять в него, они набросились на меня. Их было пятеро. Это они разорвали мое лицо. — Человек разразился рыданиями.

По улице бежал санитар.

— Он. Я видел его, — кричал безумец, пока его уводили. — Я знаю это. Пожалуйста, поверьте мне.

Галилей плакал. Наи нагнулась, чтобы утешить сына.

— Мама, как по-твоему, этот человек действительно видел мистера Уэйкфилда?

— Не знаю, — ответила она. Наи поглядела на Эпонину. — Но некоторым из нас очень хотелось бы в это поверить.

Мальчики наконец уснули на своих постелях в углу. Наи и Эпонина устроились рядом в кресле.

— По слухам она очень больна, — негромко произнесла Эпонина. — Ее почти не кормят и притесняют всеми мыслимыми способами.

— Николь никогда не сдастся, — с гордостью проговорила Наи. — Мне бы хотелось обладать такой отвагой и силой.

— Последние шесть месяцев ни Элли, ни Роберту не позволяли видеться с ней… Николь даже не знает, что у нее родилась внучка.

— На прошлой неделе Элли сообщила мне, что обратилась с новой петицией к Накамуре, требуя разрешения на свидание с матерью, — сказала Наи. — Я беспокоюсь за Элли, она продолжает настаивать на своем.

— Элли у нас удивительная, — Эпонина улыбнулась, — даже невзирая на свою невероятную наивность. Она полагает, что, если будет исполнять все законы колонии, Накамура оставит ее в покое.

— Это и понятно… поскольку Элли все еще убеждена, что ее отец жив, — проговорила Наи. — Она разговаривала с каждым, кто заявлял, что встречался с Ричардом после его исчезновения.

— Все эти россказни о Ричарде дали ей надежду, — сказала Эпонина. — Впрочем, капелька надежды не помешает никому…

Разговор на мгновение прервался.

— А тебе самой, Эпонина? — спросила Наи. — Неужели ты позволяешь себе?..

— Нет, — перебила ее Эпонина. — Я всегда честна с собой… Скоро я умру, только не знаю, когда… поэтому зачем мне бороться за жизнь? Жизнь в Авалоне куда хуже, чем даже в исправительном заведении в Бурже. И если бы не те немногие дети, что ходят в школу…

Снаружи послышался шум. Наи и Эпонина замерли. Если их подслушал один из биотов-шпиков Накамуры, тогда…

Дверь внезапно распахнулась. Женщины едва ли не подпрыгнули на месте. Внутрь ввалился Макс Паккетт, он ухмыльнулся.

— А вот я вас арестую сейчас за подстрекательские разговоры.

В руках Макса был большой деревянный ящик. Женщины помогли ему опустить груз в углу. Макс снял свою плотную куртку.

— Извините за поздний визит, леди, но раньше освободиться не удалось.

— Вновь с провиантом для войск? — негромко спросила Наи, показывая на спящих близнецов.