Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 43 из 59

Костя, сначала тоже несколько обеспокоившийся за психическое здоровье товарища, быстро сообразил, суть возникшей проблемы, и попытался успокоить страдальца:

— Яша, ее там не может быть! Просто голос похож!

— Какая разница?! — возмутилась Светка, — кого бы там ни обижали…

— Грым! — перебил ее Яшка. — Ви хотите сказать, шо внук бессарабского ромэ не сможет узнать голос своей любимой, коварно плененной гнусными немецко-фашистскими захватчиками, когда эти криворукие поцы делают ей больно? Ви вслушайтесь в этот надрыв, в это дребезжание, Ви же слышали этот голос, когда еще были Костей, и немножко до войны. Ви только вспомните, как она пела на воле, в моих руках! Я же слышу ее боль и ее несчастье! Это таки совершенно невозможно! Ми же не можем бросить ее в беде, Костя! Только не говорите, шо это рискованно, у нас есть таких других проблем, но я Вам скажу за эту: ее надо освободить. Ви же меня понимаете, Грым!..

В этот момент Светка не выдержала. Заорать она не могла из-за слишком близкого нахождения противника. Поэтому, девушка всего лишь подтянула ефрейтора поближе и приглушенно зарычала в лицо потомку греко-цыган:

— Кого освободим? Кто там?! Кто?!!

— Звин, успокойся, — ответил за старого товарища, несколько ошалевшего от вида разгневанной девушки, Костя. — Яша услышал гитарный перезвон. И абсолютно уверен, что в том длинном сарае находится именно его инструмент, оставшийся на нашей родной заставе, когда мы пошли на прорыв. Не представляю, как она уцелела в разрушенной казарме. Когда мы уходили, уже пожар разгорался. Но то, что наш цыган ошибся, уже полная фантастика.

— Ты хочешь сказать, что все эти переживания из-за гитары? — тем же рычащим шепотом спросила Светка.

— Светик, представь, что там томится твой любимый мяч! — попытался объяснить йети.

— Да мы этих мячей по шесть штук за тренировку в клочья драли! — возмутилась девушка.

— Ну, огнетушитель, — Грым ткнул пальцем на торчащий из кармана штормовки красный баллон.

Светка задумалась. Вытащила обсуждаемый предмет, покрутила в руках, убрала обратно, посмотрела на суетящихся вокруг зениток немцев и резюмировала:

— Нах!

— Не скажите, уважаемая, — вмешался Шамси, — если бы там был мой лук, я…

— Этот? — девушка-йети с презрением посмотрела на стоящее возле таджика оружие.

— Э, разве это лук! — подскочил с места Абазаров. — Эту палку я выломал в лесу, чтобы из нее стрелять грязный шакал! У меня дома, в Фанских горах, есть лук, из которого мой уважаемый предок убил персидского шаха! Или арабского хана… Неумолимое время не сохранило ничтожного имени правителя, мнившего себя великим… — Абазаров задумался, — и того бека, который пожаловал моему предку то оружие — тоже не сохранило. Зато сохранился лук и имя пехлевана. Его звали Шамси Абазаров, как и всех первенцев в нашем роду. За этот лук я бы…

Потомок славного рода лучников замолчал.

— Этот поц абсолютно не умеет играть! — простонал одессит. — Костя, Ви будете смеяться, но даже Ви имеете это делать гораздо лучше! Рискну подумать, но и в этом теле тоже!

— Яша! Очнись! — Костя попытался привести группу в рабочее состояние. — Мы операцию планируем, или у нас вечер воспоминаний? Не будем мы рисковать людьми ради твоей гитары.

— Таки я все прекрасно понимаю, — горько вздохнул Любецкий, — и таки я сам подопру этот сарай и совершу таких аутодафе, шо вся Германия здрыгнется! Эту гитару делал сам Моня Шлисельман! Это Вам не Страдивари какой, шо клепал фраерские скрыпочки не для ридного батьки, не за готовы гроши! Лучший мастер Одессы, Ви понимаете?! Нет, Ви не понимаете… Специально под мою руку, шобы таки пелось! Она была со мной везде и всегда и погибла на заставе в неравном бою с фашистской сволочью, прикрыв наш прорыв своим звонким телом. И шо я теперь узнаю? Шо она попала в плен к этим нелюдям, а они насилуют ее своими кривыми отростками, шо растут у этого говыдла заместо рук! А я совсем рядом и ничем не могу ей помочь! Только своими руками сжечь любимую, шобы по крайней мере избавить ее от таких мучений!

Маленький костерок застенчиво потрескивал сухими сучьями в ямке. Дрова выбирать умели, так что дыма практически не было. А если и вдруг и вырывалось из пламени крохотное невесомое облачко, то рассеивалось бесследно, даже не сумев выкарабкаться со дна глубокого оврага, скрытого от враждебным глаз густой стеной кустов, кое-где смыкающихся над головами зеленым куполом…



Возле костерка, по-восточному скрестив ноги, устроился Шамси, время от времени с невозмутимым лицом покручивая самодельные деревянные шампуры. Куропатки подставляли жару нежные бока, покрываясь золотистой корочкой, которую так рекомендовала «Книга о вкусной и здоровой пище», и которой так тяжело добиться в условиях кухни оборудованной по самым последним веяниям от наркома Микояна…

С момента появления в отряде, таджик взял на себя приготовление пищи, о чем никто не жалел: готовить Абазаров, действительно, умел. Даже Грым теперь предпочитал таджикско-белорусскую кухню из дичины или трофейных немецких продуктов, уже привычной сырой пище.

Любецкий лежал на спине, бездумно уставившись пустым взглядом в небо, и не обращал ни на что ни малейшего внимания, целиком уйдя в переживания…

Йети сидели наверху, расположившись в зарослях. Контролировали подходы на случай появления внеплановых немцев. И ссорились. Точнее, Светка выплескивала накопившееся раздражение, а Костя старательно делал вид, что ему стыдно.

— Я женщина!!! — телепатически орала она в лицо Кости, подкрепляя мысли синхронным шипением сквозь стиснутые зубы, — понимаешь, женщина! Мне нужны наряды, украшения, выходы в свет, толпы поклонников у ног! И где это всё? Я хочу светской жизни! В свет выходить хочу! И блистать!

— Свет, ну какой теперь свет? — попытался скаламбурить Костя. — Если мы выйдем в свет, он разбежится. И война же идет… С немцами…

— Да имела я в рот эту войну! — заорала вслух девушка. Ее крик услышал даже Шамси. Невозмутимый обычно таджик дернулся и что-то прошептал про «дурных баб, которые дурные даже когда не просто бабы, а албасты»…

— И немцев твоих имела в голову поленом! — продолжила орать Светка, совершенно не заботясь о соблюдении тишины. — Война у него! Все вы, мужики такие! Лишь бы подраться, пожрать и в койку! Трахаться и спать! А развлекать девушку кто будет? А наряды ей новые покупать? А на концерт какой сводить? Сидим в лесу, как медведи дикие! Ни цивилизации толком не видим, ни людей! А как видим, сразу убиваем! Надоело! Слышишь, мне надоело! Я так не привыкла и не хочу!

— И что, немцев больше убивать не будем?

— Как это «не будем»?! В этой глуши, один пень, больше заняться нечем! Всех развлечений — куропаток огнетушителем глушить! На концерт хочу! Я в Тольятти на концерт Шаова ходила! Прикольный такой! Еще хочу!

Грым тяжело вздохнул. Разве мужику дано понять женский ум? Что сестричка с медсанбата, что гандболистка-матершинница, что дикая йети-полуобезьяна, один черт, загадка, завернутая в тайну. Никакой принципиальной разницы нет. Даже зовут одинаково…

— И где ж я тебе посреди леса Шаова достану? — обреченно вздохнул Костя, — тем более, он и родится лет через двадцать с хвостиком…

— А меня это не трахает! Меня ты трахаешь, вот ты и думай, где, как и кого доставать!

Грым разозлился:

— Если тебе не нравится, могу и не…

— Я тебе покажу «не…», — не дала озвучить страшную угрозу Звин, — до самого склада скакать будешь! Ишь ты, еще и отлынивать собрался! Работай давай, а потом думай, как девушку ублажать! Давай, давай! Да, прямо здесь и сейчас, пока Шамси куропаток жарит!..

Когда они вернулись к костру, Костя сумрачно посмотрел на Любецкого и произнес:

— Яшка, мать твою за ногу, признавайся, тебя же, небось, еще и воровать учили?..

К объекту подкрались в районе двух часов ночи. До раннего еще августовского рассвета времени было достаточно…