Улыбка Бога [СИ]

И тишина. Ушел. Рысенок не мог сказать, почему он так решил, но знал точно — ушел. А два мешка странных продуктов остались. Что делать? Кинул взгляд на поляну. Пусто. И птицы поют. Решился и пулей прополз к командиру.

— Старшина!

— Ты чего? — недовольным шепотом спросил Стеценко.

— Говорят, не придут немцы. Заблудились.

— Как заблудились? — старшина с подозрением посмотрел на бойца. — И кто говорит?

— Хрен знает. Кто-то из леса меня окликнул. И сказал, что немцы заблудились и не придут. А нам надо тащить детям жратву.

— Кто тебя окликнул? Что с кем-то говорил — слышно было…

— Да не в курсе я! Видно никого не было. Лешим представился.

— Рысенок, — не выдержал Стеценко, — ты что, зовсим з глузду съехал? Сам с собой разговариваешь, про леших баешь.

— Я тоже сначала так подумал. Только мешки с продуктами-то прилетели. И вполне материальные. Хоть и странные какие-то.

— Шо, не сало? — подмигнув, спросил Петро.

— Ни, — передразнил Костя, — и горилки нема.

— Бред какой-то! Пойдем, глянем.

Через пять минут оба удивленно рассматривали серебристые упаковки.

— Да, то не сало, — сержант поскреб свободной рукой затылок.

— Я ж говорю, странные.

— «Странные»! А то, что с тобой леший разговаривает, то не странно? Короче так, в леших и домовых я не верю, но если они на нашей стороне, то и против ничего не имею. Нехай будуть. А жратва детишкам лишней не станет. Так что до ночи с позиций не уходим, а ежели фрицы не придут, догонять пойдем. Чай, впятером дотащим…

Большинство мужчин любят охотиться. Ну, может и не большинство, но всяко больше половины. И если кто-то категорически не хочет гоняться за зверьем, утверждая, что не любит, то чаще всего только потому, что невероятно лениво куда-то специально ехать, даже не будучи уверенным, найдется ли в нужном месте хоть какая-то дичь. Но когда уже приехал, в руках оружие, а потенциальная добыча пытается сбежать, с треском ломая кусты… Тогда оживают древние инстинкты кормильцев и добытчиков, и ничто не способно доставить большее счастье настоящему мужчине. И чем опаснее и хитрее добыча, тем сильнее удовольствие от охоты. А какой зверь хитрее и опаснее человека?

Поэтому-то охота на людей так завлекательна… Если ты, конечно, сам не выступаешь в роли дичи. Костя был дичью не первый раз. Первый был в этих же местах. Когда, догоняя детдомовцев, наткнулся на десяток фрицев, внимательно изучающих детские следы. Решение пришло мгновенно. Два выстрела — два трупа.

Рысенка гоняли три дня. Сначала немцев было восемь человек. Как раз неполное отделение, озлобленное потерей двух своих. Потом подтянулись ещё. Он уходил на юго-запад, в противоположную от детей сторону. В первые часы мог оторваться, но не стал, опасаясь, что тогда немцы плюнут на него и вернутся к следам…

А потом уже не мог. Фрицы обкладывали по всем правилам, и с каждой минутой пограничник всё явственнее ощущал ледяное дыхание конца.

Смерти Ухватов не боялся, считая себя уже дважды убитым, но на свидание с Костлявой не спешил, кружа по чащобам и продираясь через буреломы. Он был силен и неплохо обучен, но к вечеру третьего дня оказался прижат к большому болоту, где принял свой очередной последний бой. Охотников сбежалось слишком много для одинокого рядового, но слишком мало для сотни бойцов.

И снова повезло. Остатки стрелкового полка, выходившего из окружения, очень удачно смели два десятка фрицев…

История повторялась. Снова начинался июль сорок первого. Те же немцы на том же самом месте, изучали те же самые следы, а он опять наблюдал за увлекшимися врагами из-за густого малинника. И очень скоро фрицы должны были начать самую увлекательную охоту.

Нет в руках верной самозарядки, но Костя раза в два больше себя прежнего и зарос шерстью, спасающей от холода намного лучше порванной гимнастерки.

И на этот раз дичь не собиралась только огрызаться. Грым и сам был совсем не против поохотиться. А винтовка… Иногда и палка стреляет. Когда она в умелых руках… Хороша полутораметровая палка, заточенная крепкими зубами снежного человека. А их аж четыре штуки.

Немцы активно о чем-то спорили, показывая руками то на восток, то на запад. Похоже, следопыты из них были так себе — никак не могли определить, кто шел по тропе и в какую именно сторону. Йети выбрал место, где смог встать в полный рост, размахнулся, и первый «дротик» отправился в полет. За ним второй…

В отличие от Светки, Костя в гандбол никогда не играл. Зато Грым о метании палок имел прекрасное представление. И хотя скорострельностью подруги не отличался, в меткости вполне мог бы с ней сравниться. Один из немцев ошалело уставился на торчащую из груди деревяшку, пару секунд о чем-то раздумывал и рухнул навзничь. Второй упал сразу. Ему и смотреть по сторонам было почти нечем: разве что новым украшением, появившемся на месте левого глаза.

Ответный шквал пуль капитально проредил малинник. Залегшие фрицы стреляли минуты две. Наконец, успокоились и, прикрывая друг друга, начали приближаться к кустам.

Не обнаружив на месте преступления ничего живого, а так же ничего мертвого, гитлеровцы в который раз за сегодня начали внимательно озирать окрестности. Как обычно старания были вознаграждены: одному удалось заметить метнувшуюся за деревья тень человека. Охота началась! Два с половиной часа отделение гнало добычу на юго-запад, но проклятый большевик никак не хотел даваться в руки. Еще больше руководившего дозором обергефрайтера Арнольда Габеля удивляло то, что отправленные к машине с радиостанцией в самом начале погони связисты так и не вернулись. Заблудились, что ли? Обергефрайтер даже не подозревал, что его посланцы успели пройти всего пятьдесят метров…

Впрочем, ему было не до того: Габель охотился.

А потом начались события. Сначала пропал Лемке. Просто исчез, как будто его и не было. Через сто метров немцы, наконец, увидели большевика. Здоровенный волосатый мужик выскочил из-за большой березы и бросил палку. А потом, несмотря на выстрелы — вторую. И опять обе нашли цель. Красный показал немцам неприличный жест, неторопливо повернулся и скрылся за деревом.

Габелю показалось, что палки прилетели не совсем с того направления, куда летели пули. Иначе как одна из них могла проломить висок Декингеру, стоявшему лицом к большевику? Но вопрос этот для обергефрайтера главным стать не успел.

Нашелся Лемке. Точнее, то, что когда-то было Лемке. Голое изломанное тело упало откуда-то сверху. И произвело на оставшихся в живых солдат неизгладимое впечатление: бросив испуганный взгляд на своего командира, оба бросились наутек, как будто это могло спасти… Тем более, что тот не отдавал никаких приказов.

Обергефрайтер Арнольд Габель лежал на животе и смотрел в голубое небо стальными глазами истинного арийца.

Светка в одних штанах сидела на солнечном бугорке, с удовольствием подставляя светилу левый бок. Когда Костя уходил, она оделась полностью, но сейчас куртка валялась рядом. С учетом того, что ходить в болото одетой — только вещи пачкать, оставалось дивиться героической целеустремленности девушки. Впрочем, непохоже, что дама испытывала какие-либо неудобства, вид у нее был совершенно счастливый.

— Явился не запылился, — последние двое суток ворчание стало привычным тоном Светкиных высказываний. — И где, спрашивается, тебя носило столько времени?

Костя придал лицу максимально умильное выражение. То есть попробовал улыбнуться, спрятав клыки. Заодно выяснил, что сделать это одновременно невозможно в принципе. Пришлось делать по очереди, ежесекундно меняя гримасу.

— Так я и знала! — произнесла девушка, рассматривая его ужимки. — Мужика хлебом не корми, дай налево сходить. И рожи мне тут не корчи! И где, спрашивается, ты умудрился найти другую обезьяну? Красивее меня? Я отомщу, и мстя моя будет страшна!

— Вот только не надо устраивать мне таких сцен, — произнес Костя, вспоминая Яшку Любецкого, и тщательно копируя его манеру речи. — Я нашел этих обезьянов целых десять, но они против тебя не имеют никаких шансов. Потому что маленькие, лысые и уже все умерли. И, кроме того, они таки были мужчины.