Похищенная

— Если хотите, я подложу что-нибудь под дверь, чтоб не закрывалась, — предложила она.

Вид у нее был самый невинный, однако от меня не ускользнула легкая насмешка в ее голосе — видно, девица намекала на мое преимущество в росте и силе. Даже не будь я оборотнем, я без труда ее одолела бы. Впрочем, это вовсе не значит, что за дверью не поджидает детина с пистолетом в лапе. Все мышцы мира не остановят пулю, летящую в лоб.

Я огляделась по сторонам и вошла. Пейдж подхватила блокнот с журнального столика и кивнула в сторону двери, которая почти закрылась.

— Обойдемся без этого, — буркнула я.

— Вот телефон. — Она подняла трубку, демонстрируя мне, что гудок есть. — Хотите, поставим его поближе к вам? Думаю, служба «девять-один-один» есть и в Питсбурге.

Понятно, теперь она издевается надо мной. Вот овца. Наверное, одна из тех дурочек, что по ночам оставляют машину на заброшенных подземных автостоянках, а потом хвастаются всем, какие они смелые. «Юношеский максимализм», — подумала я, умудренная опытом своих тридцати двух лет.

Не дождавшись ответа, Пейдж заявила, что идет готовить чай, и исчезла в соседней комнате. Я осталась в гостиной, обстановка которой состояла из небольшого стола, пары стульев, дивана, глубокого кресла и телевизора. За приоткрытой дверью спальни виднелись чемоданы у стены, несколько платьев на вешалке. В прихожей три пары женских туфель. Никаких признаков постояльца-мужчины. Пока, по крайней мере, семейка Винтербурнов выдерживает испытание на честность. Не то чтобы я и вправду думала, будто на меня накинется детина с пистолетом. Просто подозрительность во мне от природы. Таковы все оборотни.

Усевшись за стол, я обозрела съестное. Сэндвичи, печенье, выпечка. Я бы умяла все три тарелки в один присест. Вот еще одна черта, присущая всем оборотням. Подобно большинству животных, мы большую часть жизни заняты тремя вещами: питаемся, деремся… и, скажем так, размножаемся. Кормежка — самая важная часть. Калории в организме оборотня горят, как сухой хворост в костре: если постоянно не докладывать пищу, наши силы быстро убывают. Мне приходится быть осторожной, когда я ем в обществе людей. Это несправедливо. Парни могут уплести два «Биг Мака» за раз, и никто слова не скажет. А если я съедаю два, на меня начинают бросать косые взгляды.

— Итак, у вас есть информация на продажу, — начала я, когда Пейдж вернулась. — Надеюсь, этот случай не менее интересен, чем дело об убийствах в Финиксе?

— Куда интересней, — заверила она, ставя поднос с чашками на стол. — У меня есть прямое доказательство существования волков-оборотней.

— Вы верите в оборотней?

— А вы разве нет?

— Я поверю во что угодно, лишь бы журналы с моими статьями лучше от этого продавались.

— Так значит, вы не верите в оборотней? — Ее губы сложились в раздражающую полуулыбку.

— Вы не обижайтесь, но это просто не мое. Я пишу статьи, потом продаю их в журналы. Люди вроде вас их покупают. Причем девяносто процентов читателей сами ни во что не верят. Это лишь безобидные фантазии.

— Так вам удобнее, правда? Безобидные фантазии… Да, если верить в оборотней, то придется допустить существование и других — ведьм, колдунов, шаманов, не говоря ужо вампирах и привидениях. А там и демоны подтянутся, и еще целый муравейник, который вам совсем не хотелось бы разворошить.

Так. Теперь она определенно надо мной издевается. Что, у меня на спине бумажка с надписью «Смейся надо мной»? Хотя, может, напрасно я принимала все на личный счет. Что, если посмотреть на вещи с ее точки зрения? Для нее все скептики были тем же, чем и она для них — жалкими невеждами. И вот являюсь я, чтобы купить у нее информацию о мифе, в который сама не верю, и готова поступиться своей честностью, чтобы было чем платить за квартиру в следующем месяце. Этакая проститутка от журналистики. Кажется, небольшую насмешку я заслужила.

— Так что же у вас за информация? — проговорила я как можно вежливее.

Пейдж взяла с журнального столика папку и какое-то время, поджав губы, копалась в ней. Наконец она извлекла листок бумаги, положила передо мной. Это была фотография мужчины средних лет, заснятого по плечи. На вид азиат, нос длинный и узкий, рот жесткий, зато глаза большие, выразительные.

— Узнаете?

— Не узнаю, — ответила я. — Самое обычное лицо.

— А как насчет вот этого? Уж он-то точно не заурядный человек.

На следующем фото я увидела мужчину тридцати с небольшим лет. Его темно-рыжие волосы были собраны в длинный «хвостик». Тем, кому за двадцать пять, такие выкрутасы совсем не идут. Как и большинство ему подобных, он пытался такой прической компенсировать растущую лысину, которая делала его лоб похожим на берега залива Фанди в отлив.[5] Приятное когда-то лицо утратило привлекательность и стало одутловатым.

— Вот его я узнаю, — произнесла я.

— В самом деле?

— Естественно. Да ладно вам. Чтобы не знать его, надо жить где-нибудь в Тибете. Черт, да ведь тибетские журналисты тоже читают «Тайм» и «Ньюсуик». Он в прошлом году красовался у них на обложках раз пять, не меньше. Тай Уинслоу. Миллиардер и по совместительству компьютерный гений.

— Вам доводилось встречаться с ним лично?

— Мне? Да я бы всеми руками за. Он, конечно, прессой обласкан, но эксклюзивное интервью с Таем Уинслоу все равно стало бы для меня большим карьерным прорывом. Я ведь так, никому не известный репортер.

Пейдж нахмурилась, словно ответила я не на тот вопрос, на какой надо, и продолжала держать фотографии у меня перед глазами.

— Хорошо, тогда моя очередь задавать вопросы, — начала я. — При чем здесь оборотни? Только не говорите, ради бога, что эти люди — оборотни. Так вот что вы задумали! Сначала выкладываете в Интернете реальную информацию, потом заманиваете к себе дурочку-журналистку и кормите ее бреднями про миллиардеров-оборотней?

— Тай Уинслоу не оборотень, Елена. Иначе вы бы об этом знали.

— С какой… — Я покачала головой. — Вы меня, видимо, с кем-то путаете. Как я и сообщила вам в электронном письме, прежде мне оборотнями заниматься не доводилось. Может, и тут есть свои эксперты — мало ли психов на свете, — но я к их числу не принадлежу.

— Вы приехали сюда не для того, чтобы готовить материал об оборотнях, Елена. Вы журналист, однако совсем иного рода.

— Ах вот как, — фыркнула я. — Ну и зачем же тогда, по-вашему, я здесь?

— Чтобы защитить вашу Стаю.

Я захлопала глазами. Слова комком встали в горле. Поняв, что пауза затянулась на целых три секунды, я попыталась заговорить:

— Мою… мою что?!

— Вашу Стаю. То есть других оборотней.

— Ага, значит я… — Я изобразила снисходительную улыбку. — …оборотень?

Сердце колотилось так громко, что я слышала его стук. Такое происходило со мной впервые. У кого-то моя персона вызывала подозрения, и все же обычно дело ограничивалось общими вопросами вроде: «А что это вы делаете в лесу ночью, а?». Однако никто еще не заявлял мне в лицо, что я оборотень. Нормальные люди в нормальном мире не обвиняют других в подобных вещах. Один близкий мне человек вообще видел, как я меняю обличие, но ему удалось убедить себя, что это был плод его воображения.

— Ваше имя Елена Антонова-Майклс, — отчеканила Пейдж. — Антонова — девичья фамилия вашей матери. Родились вы 22 сентября 1969 года. Родители погибли в автокатастрофе в 1974 году. Вы сменили несколько приемных семей на юге провинции Онтарио, учились в Университете Торонто, ушли с третьего курса, однако несколько лет спустя вернулись и продолжили обучение, получив в итоге степень бакалавра в журналистике. Чем был вызван этот длительный перерыв? Укусом. Вас укусил любовник, Клейтон Данверс. Второе имя отсутствует. Родился 15 января 1962 года…

Остального я уже не слышала. У меня застучало в висках, закачался под ногами пол. Я вцепилась в край стола, чтобы не упасть, и встала. Губы Пейдж продолжали беззвучно двигаться, но мне уже было все равно.

Внезапно что-то откинуло меня обратно на стул, потом сдавило ноги — словно кто-то связал их веревкой. Я задергалась, но не смогла высвободиться, и взглянула вниз. Никакой веревки.