Страница 7 из 69
Например, в “Бромли-Техе” одним из незапланированных общественных представлений была непрерывно меняющаяся Дэвидовская прическа; он мог неожиданно объявиться на занятиях с каким-нибудь радикальным изменением во внешности – с тедди-бойской челкой, или же выкрашенной в оранжевый цвет модовской стрижкой: смотря что привлекало наибольшее внимание. Зачастую, у него появлялась и новая “кликуха” вместе с новым видом (скажем, “Лютер” – почти так же хипово-американски звучит, как “Боуи” – его первая альтернативная личность).
Он обожал театрально-широкие шокирующие жесты. В то время как его однокашники все повально были зациклены на электрогитарах, он уломал Джона Джонса купить ему белый пластиковый саксофон, который как-то увидел в витрине. Затем он тайно брал четыре месяца уроки, а потом явился в школу и всех “убрал”. Когда приближались выпускные, и все объявляли классному руководителю, кем собираются быть – чертежником, типографом, верстчиком рекламы (это была специализация “Бромли-Теха”) – Дэвид брякнул: “Хочу быть поп-идолом”.
История умолчала о том, кто из присутствовавших принял это за чистую монету, но кто-то, несомненно должен был. Дэвид был еще тот номер. Он был так красив, очарователен, умен, жаден до секса, откровенно честолюбив, что любой внимательный наблюдатель должен был понять: что бы этот мальчик не захотел сделать в своей жизни, он своего добьется.
Оказался он, на самаом деле, в “Дизайн Груп Лтд.” – рекламном агентстве, где он начал с самого низа – как мальчик на побегушках – летом 1963 года, но уже вскоре дошел до уровня “младшего визуализатора”, создавая скетчи для рекламных объявлений. Что, конечно, не было его предназначением, что, конечно, он знал. Он ДЕЙСТВИТЕЛЬНО собирался стать поп-идолом. Он бросил работу при малейших признаках прогресса в музыкальной области: успешное прослушивание на “Декка-Рекордз” их с его Стоунз-клонированной группой Кинг Биз, весной 1964 года. Для начала, не дурно.
Впрочем, поп-идолом он автоматически не стал. Дэйви Джонс и Кинг Биз были всего-навсего одной из сонма групп, которые британские лэйблы подписывали в надежде, что если будут грести в свои сети все подряд, то в конце концов отловят еще одних Битлз или Стоунз. Директора звукозаписывающих компаний, загипнотизированные Битлз/Стоунзовским феноменом, но отчаявшиеся его повторить, просто выбрасывали на рынок по одному синглу от каждой выкопанной ими подходяще смотревшейся группы парней, затем отфильтровывали тех, кто удержался в хит-параде, а остальным давали пинка (ничто не меняется, верно?). Кинг Биз потонули, не оставив и кружка на воде, так-то вот.
Примерно так же, с небольшими вариациями, обстояли дела и со следующей Дэвидовской попыткой, Мэниш Бойз (еще один Стоунз-образный ритм-энд-блюзовый бэнд); The Lower Third (ритм-энд-блюз превратился в Ху-подобную помпезность, а потом, когда Дэвид открыл для себя причудливого кокни-певца Энтони Ньюли, все это вылилось в весьма странное поп-рок-кабаре); ну и, наконец, The Buzz. Именно на фоне подыгрывавших ему Базз как-то воскресным полднем 1966 года в клубе “Марки” наш герой впервые ранил амурной стрелой чувствительное сердце Кена Питта, исполняя версию “You’ll Never Walk Alone” Роджерса и Хаммерстайна, после чего, вероятно, этот пожилой джентльмен, мучился новыми идеями.
Кроме всего прочего, это мы знаем точно, он понял, что в среде неуклюжих, зацикленных на фидбэке молокососов и псевдо-Миссиссиппи-блюз-“гигантов”, наводнявших новую британскую поп-среду, наконец-то появилось нечто достойное преданного труда этого культурного шоу-бизнес-профессионала: настоящая личность, артист, Звезда – навязло в зубах, но правда – настоящая Джуди Гарланд рок-поколения. Вот тут-то бал и завертелся.
Теперь, чтобы поместить этот воскресный полдень в его культурный контекст, вам нужно узнать кое-что о стиле, сексе и музыке Свингующего Лондона середины 60-х. А это значит, вам необходимо узнать кое-что о модах.
Я знаю о них очень немного: моды уже были историей ко времени моего “выхода на сцену”, их место заменил винегрет из хиппи, бритоголовых и пред-панков, но Дэвид по части модов был настоящим авторитетом, и рассказывал мне обо всем. Я недостаточно хорошо помню его слова, чтобы цитировать дословно, но, к счастью, он рассказывал об этом и в печати – в “Rock Lives” музыкального журналиста Тимоти Уайта:
“В Англии существовали две разные группы модов; первая в 1962 – 63 годах. Первый помет назывался “модернистами”, это уже потом они сократили свое название... Это были не те моды, которые потом разъезжали на мотоциклетах... Первая волна модов одевалась в весьма дорогие костюмы – очень, очень щеголевато. И мэйкап был важной частью их прикида: помада, румяна, тушь и целые облака пудры... Настоящие денди, к тому же они были любителями Джеймса Брауна. Элита. Важную роль играли пилюли, и все происходило очень быстро... Вы каким-нибудь способом раздобывали деньги: приходилось крутиться... Потом приодевались, отправлялись в клуб “Марки” и просто отрывались там, слушали ритм-энд-блюз.”
Затем он продолжает, рассказывая о некоторых модовских ухищрениях, вроде того, как они обследовали помойки позади бутиков на Карнеби-стрит в поисках шмоток с небольшими изъянами, которые в те дни запросто выкидывали в мусорные баки. Или как они недорого шили себе костюмы в Шепердз-Буш из качественных материй, “свалившихся с неба” еще где-нибудь в Лондоне. Он, впрочем, не упоминает о некоторых других аспектах модовской культуры – о том, что все эти таблетки и шмотки (не считая тех, которые подбирались в мусорных баках) часто оплачивались за счет секса со старыми гомосеками, многие из которых были своими людьми в театральном и музыкальном бизнесе; они же содержали и модовские клубы.
Не поймите меня здесь неправильно. Дэвид никогда не рассказывал мне, что отдавался за деньги, и у меня нет никаких причин считать, что он это делал; все, что он мне рассказывал в то время – это то, что он был бисексуален и у него были бойфренды. Но вращение в среде клубных гомиков было важной частью его карьеры, так же как и модовская этика нарциссизма, соревнования в моде и смешения полов. В тинейджерских кругах времен Дэвидовской юности мальчики часто знали больше девочек о помаде, туши для глаз и создании пышной прически. Так что десять лет спустя, когда Дэвид сделал свое легендарное первое публичное появление в платье и шокировал до обморока весь английский истеблишмент (так же как и почти весь поп-мир Америки), уверена, что для многих английских обывателей в этом не было ничего уж такого ужасного. Так и представляю себе какого-нибудь бывшего мода в домашней рубашке за кухонным столом (а его жена жарит свиные сосиски), который старается не обращать внимания на ползующих кругом детей и смотрит на Дэвида, гордо шелестящего шелками в “Ньюс оф зе уорлд” – его память уносит его обратно в счастливые годы...
Бисексуальный опыт Дэвида простирался далеко в прошлое к тому времени, когда я с ним встретилась, также как и вообще его сексуальные успехи. В “Бромли-Техе”, по его собственным словам и по воспоминаниям его однокашников, он снимал и мальчиков, и девочек направо и налево, и его девочки обычно были старше, красивее и гораздо шикарнее тех, которых его приятели мечтали соблазнить.
То, что произошло с моей милой подружкой Даной Гиллеспи – прекрасный пример его стиля. Как-то раз, когда она причесывалась перед зеркалом в клубе “Лондон”, Дэвид тихонько встал позади нее, нежно взял расческу у нее из рук и принялся сам причесывать ее роскошные длинные волосы. Она, вероятно, была королевой вечера: 14-летняя потрясающая красавица, не по годам развитая физически и интеллектуально, к тому же самая настоящая австрийская баронесса. Понятное дело, она тут же втрескалась в Дэвида тоже: достаточно было одного взгляда на этого милого мальчика с белокурыми локонами до плеч, странно разноцветными глазами, полными душевного света, и этим его декадентским нежным “трахни-меня”-ртом. Она не раздумывала и полминуты; той же ночью она затащила его в постель, тайком проведя мимо спальни родителей в их городском доме.