Страница 52 из 69
Роуз была совсем другого рода. Она никогда не нравилась мне; ее холодный эгоизм слишком явно проступал сквозь поверхностную вежливость, но у меня не было поводов ненавидеть ее до тех пор, пока она чуть было не стала причиной моей преждевременной смерти.
Произошло это не за городом, а на вест-эндской премьере (кажется, Джеймс-Бонд-фильма). Я была на публике, одетая с иголочки, с кучей прилипших папарацци. Мы с Роуз спрятались в полуприватном уголке в фойе кинотеатра, очень весело настроенные, и она сказала: “Вот, Энджи, нюхни-ка это”.
Я взглянула на ее ладонь, и увидела в ней маленькое зеркальце с дорожкой белого порошка, который, как я думала, был кокаином. “Почему бы и нет?” – подумала я и сделала, как она сказала: наклонилась как можно ниже к ее руке и втянула порошок.
Но это был отнюдь не кокаин. Это был героин – здоровая понюшка самого чистого и сильнодействующего героина, и она сделала то, что и должна была: свет вдруг погас, словно кто-то выключил, я опрокинулась назад, и мое сердце остановилось. К счастью, Рой подхватил меня, прежде чем я упала и разбила себе череп о мраморный пол, отчего непременно отдала бы концы. Рой меня спас: он шлепками по щекам привел меня в чувство, а потом дотащил до “даймлера”, а когда я снова отключилась делал мне искусственное дыхание рот в рот, пока я снова не пришла в себя.
Без него я бы точно окочурилась, и разве не было бы это замечательно? Представляете себе заголовки и фотографии в каждой газете на следующий день? “Жена Боуи скончалась от передозировки героина на вест-эндской премьере!” “Энджи Боуи скончалась от наркотиков в 25-летнем возрасте!” И я – холодная, как рыба, в чудесном вечернем платье под вспышками фотоаппаратов на матовой черно-белой фотографии!
Не считая подходящего фона для песни “Angie”, а также избавления от соперницы – любовницы Роя Мартина, моя смерть сослужила бы замечательную службу и по части влияния на карьеру Дэвида, разве нет? Употребление героина в то время было ужасной новостью в Англии даже в музыкальных кругах (если бы я умерла, то оказалась бы ну прямо законодательницей новой моды: первая героиновая смерть на британской сцене), и я нисколько не сомневаюсь, что карьера Дэвида сильно пострадала бы. Его соперничество со Стоунз больше не представляло бы угрозы ни на пластиночном рынке, ни в более темных, неконтролируемых областях.
А силы тьмы в то время действительно заступили на сцену. Начнем со связей Роуз: соседка – ведьма, да еще доступ к такому чистому героину, частые появления в магических и/или сатанинских обществах (а у этих людей, кажется, всегда самые качественные наркотики – кок, смэк, ЛСД, хэш, что угодно). Затем, Стоунз в то время сильно заинтересованы были в том, чтобы люди ПОВЕРИЛИ, что они заигрывают с Антихристом, и это наиболее сдержанное замечание, какое я могу себе позволить по поводу их очарования сатанизмом. Это было время альбома “Суп из Козлиной Головы”, и пары от этого супа, надо сказать, действительно поднимались ведьмовские.
Хотя, я, конечно, может быть, умножаю два на два и получаю пять, когда гадаю насчет силы той героиновой понюшки. Честно говоря, не знаю, что и подумать.
Во-первых, Роуз ни коем образом не раскаивалась. Не было никаких “Прости, Энджи, я думала, что ты знаешь, что это смэк. Я думала, что ты к нему привыкла, иначе никогда не предложила бы тебе.” Ничего подобного. Более того, это повторилось еще раз. Мне невзначай предложили спидболл-смесь – наполовину кок, наполовину смэк – вместе с соломинкой. Я взглянула на эту невинную горку белого порошка, прикинула размер дозы, помножила на степень чистоты и сказала: “Нет, спасибо, дорогая, я нюхну только вот столечко с этого конца. А то ведь все целиком это может убить чертову лошадь.” Так оно и было, судя по тому, как я обдолбалась от крошечной понюшки.
После этого я начала по-настоящему бояться и ненавидеть эту женщину, желая ей от души только самого плохого и мечтая ей отплатить. Мне не пришлось беспокоиться, впрочем. Они с Миком Тэйлором расстались вскоре после этих наркотических инцидентов – не знаю, почему, – а потом Тэйлор расстался со Стоунз.
В путаной саге об отношениях между Миком Джэггером, Дэвидом и мной и о песни “Angie” была еще последняя глава, но я приберегу ее на потом, как ее приберегли для меня.
Хоть следующая история и не сочетается с ноткой истинной человеческой драмы, звучавшей до этого, но я не могу писать о Стоунз, не упомянув об одном происшествии, о котором узнала из очень надежного источника. Если этого происшествия не было на самом деле, то ему просто СЛЕДОВАЛО быть.
Во время “Steel Wheels”-турне Стоунз, их офис получил не совсем обычное письмо. Писал парень лет четырнадцати, страдавший от одной редкой болезни, которая заставляет человека стареть гораздо быстрее, чем обычно. Эта болезнь была неизлечима, и парень был почти что уже мертв. Он выглядел, как 70-летний старец, а не как 14-летний мальчик. Он был совершенно лыс и говорил с помощью звукового аппарата, встроенного в его горло. Прежде чем он умрет, сказал он, у него одно желание: встретиться с Роллинг Стоунз.
Менеджер рассказал об этом Стоунз, те согласились, и парню было послано приглашение, вместе с билетами на концерт.
Все шло по плану, и в назначенный вечер молодой человек появился за кулисами перед началом шоу.
Менеджмент приготовлял Мика и остальных так основательно, как только возможно: “Слушай, Кит, этот парнишка – бог знает, что такое. Он совсем ненормально выглядит, так что не сходи с ума, когда его увидишь, окей?” Но даже после этого встреча оказалась ужасной. Висело явное ощущение, что чем скорее она закончится, тем лучше. Паренек выглядел и звучал так странно, что казался скорее пришельцем, чем человеком.
Стоунз пожали ему руку, поболтали о том-о сем, а потом кто-то из них задал парню вопрос:
“Что мы для тебя можем сделать?”
Для таких случаев были всегд под рукой тур-футболки или куртки или немного более экстравагантные подарки, но на сей раз они не потребовались. На сей раз дело приняло неожиданный оборот.
“Да, можете кое-что, – сказал паренек своим странноватым хриплым голосом, вроде Клингона-навигатора на канале Один. – Я хочу обдолбаться и хочу отсос.”
Воцарилось молчание, пока Кит (кто ж еще?) не начал смеяться, потом хохотать, потом ржать, катаясь по полу в конвульсиях.
Можете догадаться о конце этой истории, но если не догадались, вот он: паренек обдолбался, посмотрел шоу, а позднее неслабонервная девочка по вызову явилась к нему в номер отеля, и он получил свой отсос.
Мне все нравится в этой истории, но больше всего – представление о том, как этого парня вдруг осенила гениальная идея, когда он, сидя дома в своем ужасном состоянии, гадал, как бы ему получить до смерти чего хочется, и вдруг до него дошло: практически гарантированный, ничего не стоящий способ. Он должен был знать своих Стоунз. Он должен был знать, что им даже не придет в голову отказать ему.
12. СЕКС, НАРКОТИКИ И “DIAMOND DOGS”
Летом 1974-го у Дэвида были Соединенные Штаты, Нью-Йорк и кокаин, а у меня – Соединенное Королевство, Лондон и Пэмела.
“Пэмела” была моей подружкой. Она была наркотиком, и она – лучшее доказательство того, что не все наркотики разрушительны. Она несомненно доказала, что некоторые наркотики лучше других: Пэмела уводит вас так далеко, как только можно вообрзить и от героинового ступора, и от кокаиновой мании.
Я так никогда и не узнала, что конкретно представляла из себя Пэмела – какое химическое соединение обозначалось буквами ПМА – но ее изобретатель недавно сказал мне, что она всего лишь на одну молекулу отличалась от сегодняшнего экстази. Короче, это был психоделик, лимитированного, так сказать, издания, имевший все преимущества более известной массовой продукции – эйфорию и яркость чувств – без обычных негативных черт – безумного галлюцинирования, физической скованности и прочих рискованных аспектов психоделического путешествия. Созданная одним лондонским фармацевтом для людей моего круга, она приняла форму белого порошка, который размешивали во фруктовом соке, и на котором путешествовали часов шесть, может, с небольшой добавкой после пары часов. Наркотик этот был и силен, и мягок одновременно. Он усиливал любое, заводящее вас, физическое впечатление – танец, купание, одевание в шелк – доставляя почти оргазмическое удовольствие. Заниматься любовью на ПМА, значило получать просто неземные оргазмы.