Страница 2 из 70
Дорога между тем радовала. Погожий день, уверенный говорок двигателя, трасса «Дон», невесомые салфетки за спиной… А главное, в рации только предложения насчёт попутного груза да изредка далёкие голоса, значит, впереди всё спокойно. Это тебе не десять лет назад на дорогах бандитского в ту эпоху Поволжья, в гололёд, на «КамАЗе» да с перегрузом. Когда напарника мотает в гамаке, когда в любой момент могут появиться разбойнички, а чтобы запустить промёрзший двигатель, в солярку опускают зажжённую лампу от фары…
Ну вот, сглазил. В канале отрывисто раздалось:
— Мужики, внимание. За Ступино, где знак «семьдесят», машинка работает…
Петрович поймал краем глаза ухмылку пассажира и после Ступино сбросил скорость, однако не помогло — фуру всё равно остановили.
— Почему превышаем? — не представившись, спросил тощий лейтенант и показал радар, на котором красовалась весьма криминальная цифра. — Ну?
«Баранку гну», — подумал Петрович, но вслух сказал:
— Не согласен. Шёл ровно семьдесят по спидометру, так что пошли писать протокол.
— Что? — У лейтенанта, похоже, разом заболела половина зубов. — Время лишнее появилось?
— Ну нету у меня денег, — широко улыбнулся Петрович. — Пиши протокол, пускай хозяин оплачивает.
— На месте был бы полтинник, а так…
— Вот вся моя наличность. — Петрович достал мятый червонец. — Пошли писать.
— Ладно, — махнул рукой инспектор. — Давай.
— Э, последние гроши забираешь, начальник. Нехорошо, — покачал головой Петрович. — Пошли оформлять.
— Езжай, — с ненавистью посмотрел на него лейтенант. — Учти, я тебя запомнил.
— Учёл, счастливо оставаться, — кивнул Петрович. Закрыл окно и кивнул пассажиру. — Вот так, Андрей Владимирович, и бьёмся.
И опять понеслась навстречу лента шоссе — трасса М4 жила обычной повседневной жизнью: катились шустрые легковушки, плыли автобусы, тянулись неспешные лесовозы. И конечно, свои — «Американцы», «Скамейки», «Татары». [6]Из Новороссийска и Геленджика везли в Москву дары турецкой земли, а уж из Москвы развозили потоками абсолютно всё — столица от щедрот своих делилась с регионами.
— А вот и ягодки начинаются, — вздохнул Петрович, привычно вкладывая в права сто рублей. — Впереди пост ДПС. Думаю, без билета в Большой театр не обойдется.
— Билета? — оглянулся пассажир. — Какого билета?
— Казначейского, — хмыкнул Петрович. — На котором Большой театр нарисован.
Предчувствие не обмануло. По знаку чёрно-белого жезла пришлось снова остановиться. На обочине уже маялось полдесятка фур, — похоже, местные гаишники работать по мелочи не привыкли.
— Добрый день. — Подошёл один, крепкий, с «уродцем» [7]на плече, посмотрел оценивающе и сурово. — Документы.
Какие именно, уточнять не стал.
— Пожалуйста. — Петрович отдал права.
— Что за груз везём? — Инспектор раскрыл права, глянул в сторону, сделал молниеносное движение рукой. — А-а, салфетки… Всё в порядке, счастливого пути.
Поправил автомат и отправился ловить следующую фуру. Строгий такой, решительный и деловитый, как и полагается служителю закона.
— Эти за сто рублей не только родину продадут. — Петрович вздохнул, включил поворотник и посмотрел на соседа. — Хочешь, макет атомной бомбы на спор к самому Кремлю привезу?
— Не, не хочу, боюсь, проиграю, — рассмеялся пассажир, однако глаза у него были злые. — А вот скажи, тёзка, ты-то зачем им деньги даёшь? Нет бы на хрен послать. У тебя что, перегруз? Документы не в порядке? Техосмотр не прошёл?
Зубы у него были крепкие, ровные — проволоку перекусывать.
— Знаешь, как говорят: бешеных собак или стрелять, или с ними не связываться, — тоже показал зубы Петрович. — Был бы у нас порядок, суд да закон, может быть, и послал бы. А так игра всегда в одни ворота. К тому же свинья всегда грязи найдёт. Видишь? — Он ткнул пальцем в приборную доску. — Это тахограф, электронный стукач. Прибор, который всё записывает. Моё время за рулём в том числе. Я работаю без него, хотя это прямое нарушение, а почему, знаешь? Потому что, если по уставу, держаться за баранку мне разрешено в сутки только восемь часов. Из них лишь четыре — не отрываясь. А по выходным, ты не поверишь, я должен, стоя на парковке, отдыхать, калорийно питаться и бороться с гиподинамией, играя в футбол или волейбол. Ну и много я заработаю при таком раскладе? Кто с моим хозяином дело иметь захочет? Нет, Андрей Владимирович, тахограф, может, штука и полезная, но только не там, где всё делается через жопу… Вот, кстати, опять пост ДПС. Они здесь не через сорок километров, а через каждые двадцать…
В таком духе они проехали городок Ефремов, пролетели за двести пятьдесят рублей платную дорогу аж в полсотни километров длиной и притормозили у кафе «Славяночка» — время близилось к ужину. Тут же отдыхал с десяток машин, словно говоря: «Проверено, мин нет. Не отравят».
— Здравствуйте, гости дорогие, — сказала из-за прилавка осанистая, не старая еще хозяйка. — Присаживайтесь, выбирайте.
В ушах и на пальцах у неё блестело золото, не бог весть какое изысканное, но массивное. Пышная телом, уверенная, остроглазая — настоящая хозяйка придорожной корчмы. Вкусно накормит, сладко напоит, а в лихую минуту и чугунной сковородой размахнётся.
— Славная бабёнка… — Пассажир уселся за столик, взял меню, принялся выбирать.
Петрович неопределённо мотнул головой и посоветовал взять лапшу.
Он мог бы рассказать, как в суперснежную зиму одиннадцатого года трассу «Дон» замело снегом, а доблестное МЧС подевалось неизвестно куда и тогда эта славная бабёнка мигом подняла цены в пять раз. Как вам лапша за четыреста рублей? Гуляш за пятьсот? Пара-тройка кусочков хлеба за полета? Или пятилитровая бутылка воды аж за сотню?.. Однако к чему вспоминать прошлое — и лапша, и гуляш, и капустный салат оказались действительно вкусными.
Воплотив в жизнь главный закон дороги — водитель должен быть сыт! — они вышли из заведения, окунулись в тёплую истому летнего вечера и… обалдели. По небу прокатывались разноцветные, на манер северного сияния, всполохи. Оправившись от первого потрясения, Петрович обратил внимание на резкую перемену, случившуюся в природе: смолкли птицы, не шелестела листва, все звуки стали какими-то безжизненными, глухими, словно из-под ватного колпака. Мир напоминал треснувший граненый стакан — тронь, и всё, на куски. Или это, может, только показалось?
— Слушай, мы не в Чернобыль, часом, приехали? — почесал затылок Владимирович.
— Н-не знаю, — отозвался Петрович. Не сознаваться же, что испытал некоторое облегчение, обнаружив, что радужные сполохи привиделись не ему одному: а то уж было испугался, не траванулся ли у «славной бабёнки».
Тут в кармане брюк проснулся мобильник. Звонила жена Люда, работавшая на «скорой помощи» медсестрой. В её обычно спокойном голосе слышалась явная тревога:
— Андрюша, ты как? Нормально? Я пока тоже… — Его непроизвольно насторожило это «пока», а она продолжала, торопливо, словно боясь, что связь вот-вот оборвётся: — Я к тому, что ты возвращаться особо не спеши. «Скорая» прямо нарасхват… После грозы в обед началось…
— С ума сходят? — Петрович был наслышан от жены о резких сменах давления, способных спровоцировать эпилепсию и даже инфаркты. — Так ведь и без того в дурдоме живём… Конкретно-то что?
— Какая-то зараза вроде эпидемии, — понизила голос жена. — Некоторые даже умирают… очень выборочно… В банках, в офисах, в дорогих магазинах… На Рублевке, говорят, случаев много… А вот в метро, в общественном транспорте — на порядок меньше. А что за болезнь — непонятно, никаких симптомов. Просто раз — и остановилось сердце. Кто-то говорит — теракт, отравление, но тогда почему…
— С Веркой как? — перебил Петрович. — В порядке?
— С Веркой нормально, билеты учит сидит, — перевела дух жена. — А вот ректор и два декана у них, говорит, того…
— Ну и ладно, — сразу успокоился Петрович, очень любивший дочь. — Ты, Люд, принимай какие-нибудь меры, повязки там медицинские, аскорбинку…