Страница 67 из 79
– Хорошо. А теперь признавайтесь, что вы задумали? – усмехнулась Финнеран.
– Задумали? – с усмешкой переспросил Мэтт. – О чем ты?
– Ты сегодня выходной? Что творится в Убежище? Что делают сестры? Айвэн рассказал мне парочку ужасных историй.
– Не верь. Эти монахини – самые лучшие люди в мире. Они, кстати, помогают этой больнице. Знали об этом?
Женщины покачали головами.
– Сестры также оказывают помощь дому престарелых и сиротскому приюту. Деньгами и участием… Немногие поступают подобным образом, – укоризненно произнес Холидей.
– Да мы не критикуем их, – заметила Роузи. – Хотела бы разделять их убеждения и исследовать философию монахинь… Да, представьте себе, я похудела на двенадцать фунтов.
– Не может быть! – расхохоталась миссис Торн.
– Да, да. Теперь мне намного легче подвергнуться экзекуции, обещанной тобой.
– Только при одном условии: если врач даст «добро», – строго предупредила подруга.
В палату вошла медсестра.
– Доктор делает обход, – предупредила она. – Посетители могут либо подождать в приемной, либо уйти.
– О, это надолго, – с сожалением произнесла Финнеран, – поэтому не ждите. Спасибо за посещение. Думаю, увидимся завтра. А вы принесли что-нибудь почитать?
Эмили кивнула:
– «Убийство дровосека» и «Кровная месть»… Я же читаю сейчас «Ночи в Байоу», где рассказывается об аллигаторах, пожирающих гостей в религиозном приюте. – Мэтт расхохотался. К нему присоединилась миссис Торн. Роузи, не выдержав, запустила вслед удаляющейся парочке коробкой конфет, а затем упала на подушку и зашлась от смеха.
Сев в машину Холидея, Эмили почувствовала, что с ней происходит нечто странное: она вновь научилась испытывать чувства, что походило на возрождение птицы Феникс из пепла. Женщина украдкой взглянула на профиль спутника и на его фигуру – стройный, мускулистый, матерый… Итак, она вновь обрела способность чувствовать.
«Я, Эмили Торн, разведенная вдова, желающая обрести покой и счастье, удачлива и богата. Всего этого я добилась сама. Впрочем, это неважно. Нельзя любить человека за то, что тот богат и ему везет во всем. Любите меня, люди, за мою жизнь на земле, за мои дела, за все мои глупости… Я, Эмили Торн…»
С тех пор, как она приехала в Убежище, с ней начали происходить удивительные превращения: вернулись считавшиеся безвозвратно утерянными чувства, изменилось мировоззрение.
– Ну, вот мы и приехали, моя скромная спутница, – тихо произнес мужчина. – Снаружи дом кажется маленьким. – Он вылез из джипа, обошел машину, открыл дверцу и помог гостье выйти. – Вообще-то это летний домик, но мне удалось утеплить его и приспособить для зимы… Я родился в миле отсюда… Тебе нравится?
– Красиво, – призналась миссис Торн. – Какое красивое крыльцо! Ты когда-нибудь сидишь здесь?
– Когда есть время… Обычно по ночам, если есть над чем подумать. Я засыпаю в кресле и просыпаюсь от боли в спине и шее…
Эмили принюхалась, сморщив носик.
– О, пахнет просто замечательно!
– Чеснок и лук… А вот и гостиная, – пояснил мужчина, пропуская гостью вперед.
Эмили огляделась. В квадратной комнате стояла удобная мебель, покрытая чехлами, хорошо гармонирующими со шторами. На полу лежал ковер с затейливыми узорами. Ей показалось, что он ручной работы. Повсюду находились фотографии улыбающейся молодой женщины. Миссис Торн почувствовала, как пересохло во рту. Слишком много снимков. Интересно, как она смотрится в сравнении с этой красавицей с хвостиком на голове и смеющимися глазами?
– Это столовая, но мы ею не пользуемся и едим прямо на кухне. А еще вернее будет сказать, что мы живем на кухне. Она очень большая, потому что я расширил помещение, когда пристраивал дополнительную комнату и ванную. Мои ребятишки проводят здесь по нескольку часов.
Кухня гостье понравилась – солнечная и уютная, на подоконниках и в углах стоят горшки с цветами. На стене – медная посуда, которую не мешало бы начистить до блеска. Скатерть на столе и накидки на стульях – ярко-красного цвета.
Под раковиной и у плиты лежали коврики, на дверце холодильника прикреплены записки и памятки, на стенах – натюрморты, изображающие ярко-красные яблоки в вазе и лимоны рядом с бутылкой минеральной воды.
В гостиной висели картины и фотографии иного рода: семья Мэтта на фоне яхты, мальчик и девочка, играющие во дворе… У Эмили перехватило дыхание. Холидей, оказывается, жил воспоминаниями, как и она, и тень прошлого нависала над его домом.
– В спальнях беспорядок… Как тебе понравилось мое крыльцо? Я его еще называю палубой. Вот только никак навес над ним не дострою.
– Великолепно. Какой чудесный вид! Прямо дыхание перехватывает. Ты, наверное, любишь бывать здесь?
– Да. Скорее всего, я не смог бы жить в другом месте.
«Ага, он предупреждает меня, что никуда отсюда не уедет», – глубокомысленно заключила миссис Торн.
– Когда тебя нашел Айвэн, ты бормотала о каком-то человеке…
– Зачем тебе это знать? – Эмили покраснела.
– Он сказал, ты приняла его за Эла Рокера. Кто это такой?
Миссис Торн нервно рассмеялась.
– Я думала, что у меня начались галлюцинации. Увидев Айвэна, я решила: пришел Эл Рокер… Дома приходилось смотреть пятичасовые новости и прогноз погоды… Эл – метеоролог и постоянно говорит о радаре Доплера. Даже понятия не имею, что это за штуковина… И вот, увидев Айвэна, я приняла его за Рокера со своим радаром за плечами. Мне казалось… Нет, не помню… Страх поглотил меня полностью.
– Угу.
– Что означает твое «угу», Мэтт? По-моему, тебе хочется знать, есть ли мужчина в моей жизни?
– Что-то вроде этого. Итак…
– И да, и нет. Дома остался очень хороший друг. Мы прекрасно ладим и понимаем друг друга. Он свободен в своих поступках так же, как и я. Но у него нет на душе такого тяжелого груза, который давит на меня. Ему приходилось видеть и наблюдать самый трудный период моей жизни, переживать его вместе со мной, он сочувствовал и помогал мне. Поэтому я считаю этого мужчину самым настоящим другом. А как у тебя?
– У меня никого нет, сам не знаю почему, – признался Холидей.
– Можно высказать предположение?
– Ну, говори.
– Твоя гостиная похожа на мемориал твоей жены. Я насчитала двадцать четыре фотографии…
Девять на каминной полке, две или три на каждом столе, несколько на стене… В кухне то же самое. Представляю, какое впечатление это производит на женщин, которые приходят к тебе в гости.
– Это угнетает тебя, Эмили?
– Очень. Я бы не решилась целоваться здесь… Да и любовью не стала бы заниматься в этом доме.
– Но дети…
– У них должны быть снимки в их комнате, да и у тебя тоже. Наступает время, когда нужно расстаться с прошлым раз и навсегда, если хочешь продолжать жить. Если же ты счастлив со своими воспоминаниями, испытываешь радость, рассматривая фотографии, тогда не стоит ничего менять. Это, конечно, мое мнение… Я все еще считаюсь приглашенной на ужин?
– Да. Как ты могла подумать… Я не привожу сюда женщин, Эмили. Ну, может, одну-две… Но они только мои друзья.
– Я могу накрыть на стол?
– Ага… Конец дискуссии, да?
– Вот именно, – улыбнулась миссис Торн.
На кухне Мэтт чувствовал себя вполне уверенно, хотя делал все по-мужски неуклюже. Эмили присела за стол, подавив желание помочь, потому что вовремя догадалась – он хочет выполнить все самостоятельно.
– Да, поваром мне не быть, – заметил Холидей, опуская спагетти в кипящую воду.
– А мне не стать спасателем и не ходить в походы. С некоторыми вещами приходится мириться.
– О, да у тебя есть чувство юмора. Мне это нравится. Немногие могут похвастаться подобным даром.
– Раньше я и сама не замечала его присутствия, но за последние несколько лет жизнь научила относиться ко всему происходящему с юмором. Отрезок времени, отпущенный нам на этом свете, слишком короток, чтобы жить прошлым. Как там говорится? Прошлое – это пролог? Кем ты хочешь стать, Мэтт?