Валентина

Она знала, что выглядит ужасно: темные волосы грязными прядями висели вдоль спины, рваная одежда была испачкана, кожа стала сухой и шершавой от многих часов, проведенных за изнурительной работой под опаляющим солнцем. Но сама мысль о купании в теплой воде и чистой одежде показалась ей роскошью. Конечно, мучитель откажет ей, вздумай она о том попросить, и лучше умереть, чем попросить. Единственное, о чем она только может взмолиться – о скорой смерти.

– Гадаешь, что я с тобой буду делать дальше? – холодно произнес Паксон.

Он неторопливо обкрутил тяжелой цепью ее шею и щелкнул замком. Его медлительные движения показались Валентине мучительными. Сарацин не спеша закрепил другой конец цепи на одном из железных прутьев решетки высокого квадратного окна.

– Будешь пытаться высвободиться, задохнешься, – предупредил он. – Но не волнуйся, скоро уж решится твоя судьба, – насмешливо напомнил негодяй, глядя на пленницу жгучими глазами.

Валентина попыталась выдавить улыбку, но не смогла. Ее глаза гневно сверкнули.

– Язык твой говорит одно, а глаза совсем другое, – она гортанно рассмеялась, не сводя с Паксона глаз. – Даже сейчас ты хочешь меня, признайся! Ты ожидал, что я стану хныкать и плакать, умоляя освободить меня, и попытаюсь купить свободу, предложив тебе свое тело? Ты, видимо, не можешь понять, почему я не сломлена и почему до сих пор жива. Мы ведь оба знаем: кого угодно сломило бы то, что ты заставил меня проделать, – Валентина сделала шаг вперед, и тяжелая цепь сразу же натянулась, но девушка осталась стоять, гордо вскинув голову. – Я придумаю, как мне вырваться на свободу, и тогда…

– Ты мне угрожаешь? – Паксон сузил глаза. – Но ты не в таком положении, чтобы угрожать! Тебе не высвободиться! И никто тебе не поможет. Нога английского короля никогда не ступит на землю Иерусалима, и я постараюсь, чтобы, прежде чем самой умереть, ты увидела бы, как умрет Ричард Львиное Сердце.

– Я вырвусь на свободу! Думаешь, эта проклятая цепь меня удержит? Ты забыл, что мне оказывают покровительство федаины? Грозный султан посадил свою пленницу в темницу с толстыми стенами! Это же… ерунда! – девушка рассмеялась. – Какая ерунда!

Валентина хорошо понимала, что за ее угрозами ничего не стоит. Она ускользнула из Напура, обманув и соглядатаев Паксона, и федаинов Менгиса. Ее положение безнадежно.

Пристально глядя на пленницу, султан смеялся:

– Ерунда? Может быть, ерундой тебе кажется смерть? Знай, я не боюсь федаинов. Они такие же люди из плоти и крови, как и я. Их можно убить, как и меня. Помни: если попробуешь высвободиться, окажешься задушенной цепью. Но долго простоять на ногах ты тоже вряд ли сможешь, хотя я прикажу дать тебе немного воды. Так что в любом случае умрешь от удушья!

– Благодарю за повышенное внимание к себе, – насмешливо отозвалась Валентина. – Если бы я могла поклониться, то непременно это сделала бы. Когда в следующий раз могущественный султан обратит на пленницу свой благосклонный взор, то увидит ее стоящей на ногах, а не болтающейся мертвой на цепи. И знай, Паксон, пока я жива, есть человек на свете, замышляющий тебя убить. А если все же случится мне умереть, то душа моя вернется на землю и станет преследовать тебя до конца твоих дней!

От низкого гортанного смеха Валентины холодок пробежал по спине ее мучителя. Что за женщина! Прикованная цепью к тюремной решетке, она смотрит на него с вызовом, и зеленые глаза сверкают гневом! «Ну ничего, – решил Паксон, – несколько часов вынужденного пребывания на ногах с тяжелой цепью на шее заставят ее заговорить по-другому!»

Услышав звук закрывшейся двери, Валентина пала духом. Девушка оглядела темницу и впервые осознала, что ей на самом деле грозит смерть. Оставаться все время на ногах она не сможет! А если постараться заснуть стоя? Нет, колени подогнутся, она упадет и задохнется! Голова кружилась, глаза закатывались. Валентина почувствовала, что падает.

Очнулась она от неясных шорохов. Словно сквозь пелену тумана увидела Валентина двоих мужчин. Кто-то из них поднял ее, и она оказалась в чьих-то сильных руках. В ладони ей вложили кусок мяса и какой-то сочный плод. Слезы слепили девушке глаза, когда она с жадностью поедала сочное мясо и сладкий плод. Затем ей сказали только одно слово «спать», прозвучавшее мягким приказанием, и повторять дважды не потребовалось. Опушенные длинными ресницами глаза закрылись, и Валентина крепко уснула на руках федаинов. Время от времени ей казалось, что ее передают из рук в руки, и во сне Менгис утешал любимую ласковым шепотом.

Вдруг пленница султана почувствовала, как ее резко встряхнули и осторожно поставили на ноги. В полутьме Валентина скорее почувствовала, нежели заметила что мужчины ушли. Что это, обман зрения, или они, действительно, прошли через толстую каменную стену? А, это хитроумно сокрытая в стене дверь!..

Заставив себя широко открыть глаза, девушка стояла, выпрямившись и гордо вскинув голову, когда Паксон вошел в темницу. Но даже если он и удивился, что она до сих пор на ногах, то не подал виду, тем более что в полутьме разглядеть выражение его лица было трудно.

– Добрый вечер, могущественный султан! Прости, что не кланяюсь, цепь не позволяет! Ты рассчитывал найти меня мертвой, не так ли? Я ведь сказала тебе, что останусь в живых, почему же ты не поверил? А, вижу по глазам: ты не совсем уверен, я ли это с тобой говорю или мой дух, тот, что в случае смерти непременно вернется на землю преследовать и мучить тебя!

От грудного заливистого смеха пленницы Паксон пришел в ярость, и жилы у него на шее напряглись.

– Не желаешь ли дотронуться до меня, чтобы убедиться, что я из плоти и крови? – снова засмеялась Валентина. – Надеюсь, прикосновение не опасно, потому как все желания обладать мною тебя покинули? Что?! Ты не можешь собраться с мыслями и принять решение? С чего бы это вдруг? Ах, да! Ты же вообразил, что я дух! Действительно, может, ты и прав, – продолжала дразнить своего мучителя Валентина, – наверное, и на самом деле я умерла и стала ангелом. Знаешь ли ты, султан, кто такие ангелы? Мы, небесные создания, расправляем крылья в ночной тиши и слетаем с небес на землю, а когда нам надоедает летать, выпускаем любовные стрелы в мусульман, и, сидя на облаках, смотрим, как крестоносцы захватывают мусульман, пораженных любовью!

Хрипловатый смех пленницы показался Паксону таким дерзким, что он содрогнулся. Звуки смеха эхом отражались от стен.

Лицо султана исказилось от страшного гнева. Ни секунды не раздумывая, он занес большую загорелую руку и нанес своей жертве тяжелый удар по лицу, оставив красный отпечаток на щеке.

Слезы заливали Валентине глаза, но все же она смеялась:

– У нас, ангелов, бесконечно долгая память. Ты проклянешь это мгновение, – спокойно пообещала она. – Однажды я застегну эту цепь на твоей шее и проведу тебя по Иерусалиму, как собаку на поводке. Запомни, что сейчас я сказала!

– Пожалуй, мне пора уже записывать все, что ты просишь запомнить. Список растет, и я боюсь запутаться.

– О, я удивлена, узнав, что ты умеешь писать, – продолжала издеваться Валентина.

Паксону же было не до шуток – голос звучал глухо от душившей его ярости.

– Не беспокойся, я достаточно грамотен, чтобы суметь подписать твой смертный приговор. Я принес тебе воды, но, пожалуй, раз ты выглядишь столь бодро и жизнерадостно, она тебе не понадобится. Ночь обещает быть холодной и долгой. Отдыхай!

– И ты спи спокойно этой ночью, султан Джакарда, ведь тебе не так уж много ночей осталось спать. Пусть приснится тебе наша прогулка по Иерусалиму, когда поведу я тебя по святому городу на поводке.

Паксон закрыл за собой тяжелую дверь и направился к двум дюжим стражникам, охранявшим вход в темницу. С выражением гнева на лице он яростно обрушился на них:

– Кто входил сюда? – спросил он.

– Никто, – ответил стражник. – Мы никого не впускали!

– Если пленница утром окажется стоящей на ногах, в полдень полетят ваши головы, – безрассудно прорычал султан.