Кобра

– У-у, й-о-о! – таможенник проявил чудеса реакции и отпрянул назад. Сразу потеряв всякий интерес к дезодоранту, бросил баллончик обратно в раскрытую сумку и, разглядывая мокрые ноги, рассерженно рявкнул:

– Аккуратнее надо, мать вашу!.. Счастливого пути. – Дверь купе захлопнулась, и я, взмокший от потрясения, остался один. Перевел дыхание. Затем поднял с пола почти полностью опустевшую бутылку, внимательно осмотрел горлышко и плеснул себе в стакан остатки. Не знаю, почему, но этот спасительный, как выяснилось – не только в жару, газированный напиток показался мне гораздо вкуснее, чем десять минут назад.

Попивая лимонад маленькими глоточками, я ощутил легкий толчок. «Балтика» лязгнула сцепкой и покатила, быстро набирая скорость, по перегону Печоры – Псков.

Все прошло четко и быстро, как будто я действовал строго по практической задачке из спецучебника для диверсантов. Вскоре после отправления состава коридор вагона СВ опустел, и я приступил к заключительной части плана. Запустил в купе усыпляющий газ, выждал полчаса и при помощи гранок открыл дверь. Представшая моему взору картина как две капли воды напоминала ту, что мне посчастливилось увидеть две недели назад. Все трое – курьер и охрана – спали мертвым сном, причем двое – даже с открытым ртом. Не тратя времени на глупые ритуалы вроде победного похлопывания спящих по щекам, я вытащил из кармана хитрые кусачки из легированной стали и перекусил цепь, соединяющую ручку кейса с запястьем блондина. Затем упаковал тяжелый чемоданчик в объемистую дорожную сумку из кожзаменителя, где уже лежали все мои дорожные принадлежности и, покинув купе, на всякий случай затаился в туалете соседнего вагона, где, обливаясь холодным потом, с гулко колотящимся сердцем стал дожидаться прибытия «Балтики» на следующую станцию…

Кажется, прошла целая вечность, прежде чем за мутным зеленым стеклом отхожего помещения стали то и дело мелькать тусклые оранжевые огни, и поезд ощутимо сбавил ход. Я схватился за ручки на окне и не без усилия опустил тяжелую двойную раму, высунув голову наружу. Точно, Псков! Дав возможность свежему ночному ветру высушить влажное лицо, я нырнул обратно, подхватил стоящую на умывальнике сумку и вышел из туалета в тамбур. Открыл дверь вагона гранками, дал возможность составу до предела сбавить ход и, не дожидаясь, когда поезд окончательно остановится, спрыгнул на перрон и быстро направился в сторону здания вокзала, чуть прихрамывая на взвывшую при приземлении правую ногу. Обойдя вокзал вокруг, я притормозил на остановке общественного транспорта, которая в этот час была совершенно пуста, и принялся нетерпеливо озираться по сторонам. И с щенячьей радостью увидел, как метрах в тридцати от меня приветственно моргнули фары притаившегося в тени автомобиля. Я. подхватил сумку и, не в силах дальше сохранять самообладание, перешел с шага на галоп.

Наш скромный синий жигуль был припаркован очень грамотно, за тремя огромными тополями, и быстро обнаружить его без Катиного сигнала я бы вряд ли мог. Молодец, девчонка!

Добежав до машины, я рванул на себя правую переднюю дверцу, упал на жалобно скрипнувшее продавленное сиденье и произнес только одно слово: – Поехали! – при этом совершенно не узнав собственного голоса.

Двигатель «копейки» работал. Консервная банка на колесах мгновенно взвизгнула лысыми покрышками, сорвалась с места, заложила лихой разворот и, виляя задом, понеслась вперед по мокрому асфальту. Работающие уличные фонари почти не встречались, и переключенные на дальний свет слабенькие фары выхватывали из мрака унылые облезлые здания и похожие на монстров с множеством щупалец, сбросившие листву тополя. Испуганная кошка проскочила перед самыми колесами жигуленка, но вцепившаяся в руль Катя даже и не думала тормозить. Повезло хвостатой… Я тупо смотрел прямо перед собой и пытался разобраться с тем бардаком, который сейчас происходил у меня в голове. Мысли путались, завязывались в узлы и ни в какую не хотели прекращать эту свистопляску. Рука машинально достала пачку с сигаретами, и, лишь выкурив несколько штук подряд, я ощутил первые признаки успокоения. Зажал фильтр зубами, щурясь от разъедающего глаза дыма расстегнул сумку, достал оттуда и аккуратно положил себе на колени тяжелый кейс с шифрованными замками.

– Мамочка моя!.. – охнула, нарушив гнетущую тишину. Катя и, нажав на тормоз, приткнула опасно пошедшую юзом машину на скользкой от грязи обочине. – Неужели мы все-таки сделали это, Кент? Я глазам своим не верю. Скажи мне, что это – не сон, умоляю тебя!

– Это – реальность, Зайка. – Я с торжествующей улыбкой погладил пластиковую отделку чемоданчика и, подсветив себе ярко вспыхивающим во время затяжек хабариком, стал разглядывать замки. – Надеюсь, в этом механизме нет каверзных секретов вроде распылителя с несмывающейся краской или взрывного устройства с концентрированной кислотой.

– Что ты собираешься делать? – спросила Катя, хотя сама все прекрасно понимала. Видимо, просто сказывалось перенапряжение. Мы оба вымотались за последние сутки от нервов.

– Хочу убедиться, солнышко, что внутри – действительно американские деньги, а не брошюры отстойной церкви для дебилов Новое Поколение или использованная туалетная бумага, – пошутил я, хотя – видит бог – сейчас мне было не до острот. – Вот я посмеюсь, если ушлый жиртрест Стасик каким-то образом пронюхал о твоем гениальном плане и специально подложил куклу!.. А его гоблины, с бесшумными пушками за пазухой, примастырили в кейс радиомаячки и сейчас сидят у нас на хвосте и ржут, держась за живот!

– Не надо так говорить, Денис, прошу тебя! – Я готов был поклясться на Коране, что после моих слов Катя вздрогнула и бросила опасливый взгляд в зеркало заднего вида. – У меня от твоего черного юмора по спине мурашки бегают. Может, не надо вскрывать его здесь, прямо на дороге?..

– Нет уж, я должен посмотреть, ради чего я этой ночью обзавелся лишней дюжиной седых волос! Это не займет много времени, малыш, вот увидишь! – Я был тверд в своем спонтанном решении во что бы то ни стало взломать кейс, здесь и сейчас. Кроме японских компактных ножниц для резки металла, которыми я лихо перекусил цепь на наручниках, у меня не было с собой другого инструмента, более подходящего для вскрытия чемодана. Но желание как можно скорее увидеть и потрогать руками упругие пачки баксов было так велико, что я немедленно принялся курочить замки, причем с таким энтузиазмом, словно был графом Монте-Кристо, сброшенным со скалы в море, и мне обязательно нужно было успеть разрезать веревки до тех пор, пока не закончился кислород в легких.

Азарт сделал свое дело – не прошло и пятнадцати минут, как один из замков, глухо чихнув, капитулировал, а со вторым дела пошли еще быстрее. Наконец я бросил кусачки в боковой карман дорожной сумки, вытер рукавом куртки лоб и, задержав дыхание, откинул крышку кейса.

Ровные пачки черно-зеленых американских денег, перетянутые упаковочной лентой и уложенные в плотные стопочки, заставили мое сознание на миг помутиться. Давление подпрыгнуло так резко, что перед глазами все потемнело и закачалось. Несколько судорожных, шумных вдохов привели меня в чувство и вернули способность адекватно воспринимать окружающую действительность. Я, как загипнотизированный, не мог оторвать взгляд от картины, которую прежде видел только в голливудских боевиках. С той лишь существенной разницей, что там переодетые в крутых гангстеров актеры размахивали бутафорскими бумажками, а здесь были самые настоящие деньги, чья подлинность не вызывала ни малейшего сомнения.

Рука сама потянулась к пачкам, взяла одну, поднесла к лицу, прошуршала веером купюр. Все было настоящим. И этот старый, урчащий мотором, жигуленок. И звезды на небе. И чавкающая грязь под колесами. И застывшее восковой маской лицо сидящей слева от меня Кати. И даже этот специфический, всегда исходящий от долларов, запах. Его нельзя перепутать ни с каким другим. Нигде и никогда. Кто хоть раз имел возможность держать в руках упругий «пресс» полновесных американских денег, тот знает, о чем я говорю.