Страница 53 из 67
Нас усадили за большой стол на открытой веранде клуба. С нее отлично проглядывался весь «помоечный шарм» окружающей фавелы, а танцоры-волонтеры вокруг нас явно не собирались останавливаться, с готовностью переходя от танца к танцу.
Мы дали им мелких монет, и их энтузиазм еще возрос.
Две проворные босоногие девушки, тонкие и вытянутые как гитарные струны, споро натаскали на стол угощение. Сначала была закуска — какие-то странные сэндвичи, плавающие в густом соусе, и тарталетки с бурой начинкой.
— Это пасока из вяленого мяса, смешанного с мукой из маниоки, — объяснил Уильям, указывая на загадочные сэндвичи. — Индейское блюдо — то есть исконное кушанье здешних земель. Тарталетки тоже из маниоки, а начинка в них — пюре из тунца с маслинами или бакаляу с травами и оливками. Попробуйте, это очень вкусно!
— А что такое маниока? — осведомилась я. — Слово-то красивое и знакомое на слух, но вот только что оно значит? Вы уж меня простите, я в ботанике не сильна…
— Маниока или, как еще ее называют, кассава, — местное растение из семейства молочайных, — пояснил хозяин. — Из маниоки в Бразилии традиционно делают муку. А еще ее добавляют в качестве приправы в самые разные блюда — для придания остроты вкусу.
Пока мы причмокивали, наслаждаясь необычным вкусом, девушки поднесли еще два непонятных блюда.
— Пан-де-гуэйжо! — объявлял Уильям вновь прибывших, как дворецкий на балу. — Это хлеб с сыром и кассавой. Во втором блюде — кускус из кукурузной муки с сушеными креветками.
Все яства приносились в больших общих пиалах типа супниц, и каждый из нас сам накладывал в тарелку, сколько ему надо. Нам дали понять, что едой угощает англичанин, а вот напитки в его баре мы должны купить сами. Я решила сделать приятное английской натуре хозяина и попросила джин с тоником, лаймом и льдом.
Хозяин расцвел на глазах. Видимо, я угадала, что в нем все же теплится ностальгическая грусть по родине. Либо джин в его баре стоил совершенно неразумных денег. Кстати, доподлинно я это так и не узнала, потому что за мои «дринки» почему-то любезно расплатился Федерико. Я пыталась рассыпаться в благодарностях, но он только махнул рукой. Должно быть, в Неаполе так принято или итальянец просто хотел произвести на свою бразильскую подругу впечатление богатого человека.
— А вот и апофеоз нашего обеда — жакаре! — возвестил Уильям. — Это жаркое из аллигатора.
Мы захлопали в ладоши.
Крокодила несколько минут пожирали в полном молчании. Бедняга был вкусным. Хотя, не знай я, что это аллигатор, решила бы, что ем кролика в рыбном соусе.
Насытившись, мы вцепились в англичанина с расспросами: как ему живется в фавеле?
— Мне нравится, — ответил Уильям, — тут такой, я бы сказал, урбанистический декаданс. А я люблю все необычное. Только вот медобслуживания нет совсем, к врачам надо спускаться в город. Но это я могу себе позволить. А те, у кого нет денег, так и болеют прямо тут, пока не умрут. Здесь естественный отбор: у кого организм крепкий, тот выживает, остальные самоустраняются. Школа всего одна — учится только маленькая часть детей. Антисанитария полная. В сезон дождей вода полностью затапливает улицы. Однажды потоком ко мне в дом занесло анаконду!
— Боже, змею! — ахнула Лусиа.
— Так вот почему в здешних домах такие высокие пороги! — догадалась я.
— А вы не хотите пожить в фавеле? — вдруг спросил нас англичанин.
— Боюсь, что нет, — поспешно ответила Лусиа, а Эдмундо с Ча-ча-ча весело захохотали.
— А вы что, решили продать свой дом? — съехидничала я. — Надоело все-таки?
— Нет, я решил сдать полдома, — вполне серьезно ответил англичанин. — Фавелы в аренду — перспективное направление туризма, чтоб вы знали. Туристы из сытых Штатов и Европы готовы платить большие деньги, чтобы испытать на собственной шкуре, как живется в трущобах Рио. Ну а наша местная турфирма, — Уильям указал в сторону гида и водителя, — возьмется обеспечить безопасность и условия расчетов с местными «крестными отцами».
— Интересно! — одобрила я. — Идея богатая!
— А вам, как своей коллеге, — оживился бывший британский журналист, — я готов предложить эксклюзив — неделю жизни бок о бок с главной местной достопримечательностью. Не волнуйтесь, с такой красивой девушки я много денег не возьму, а экстрим, который запомнится вам на всю жизнь, гарантирую!
— Это с какой такой местной достопримечательностью бок о бок? — насторожилась я. — С борделем, что ли, или со складом кокаина?
— Нет, что вы! — расхохотался англичанин. — Я не такую достопримечательность имел в виду! Вы знаете, какова средняя продолжительность жизни в фавелах? Всего тридцать пять — сорок лет! Но при этом у нас в Росинье живет бабушка, которой сто четыре года. Ее зовут Марсия, она стояла у самых истоков фавел. Она видела, как трущобы зарождались и росли, строились кварталы, менялись соседи. Она пережила троих мужей. Одного из них убили в перестрелке, другой подавился оливковой косточкой, а от третьего она сама ушла, так как он спутался с наркоманами. Ну скажите, разве не стоит рядом с такой женщиной пожить недельку? А я сдаю одну из двух комнат в ее доме. Вы сможете прочувствовать все перипетии жизни в фавеле!
В фавеле мы все жить отказались, но взяли у Уильяма визитку — на случай, если кто-то из нас разбогатеет, взбесится с жиру и решит испытать на себе, каково быть отбросом общества. У гостеприимного англичанина мы засиделись почти дотемна, но когда сумерки стали неумолимо опускаться на Росинью, Эдмундо принялся нас подгонять:
— В темноте в фавеле опасно — независимо от договоренностей с крестным отцом! Поторопитесь!
Уносясь прочь в открытом джипе, я еще раз оглянулась на тающую в сумеречной мгле трущобу. Мне показалось, что Росинья тоже смотрит мне вслед — и будто даже подмигивает. И словно грязная, нищая старуха тянет ко мне свои костлявые руки, улыбаясь беззубым ртом…
Эдмундо и Ча-ча-ча развезли Лусию с Федерико и меня по местам жительства, где пожали руки, поблагодарили за храбрость и распрощались.
Парочка вышла возле фешенебельного отеля «Marina Palace» на Леблоне, а я попросила высадить меня в середине Копакабаны. Время было еще не позднее, и до отеля я решила прогуляться пешком.
Эх, не случайно мне привиделось, что на прощание фавела мне многозначительно подмигивала! И хотя в самой Росинье меня никто не обижал, мое приключение с фавелами, как выяснилось, еще не получило логического завершения. Настоящая встреча с трущобой ждала меня здесь — на благополучной и освещенной Копакабане.
Неспешно прогуливаясь по Копакабане, где я ощущаю себя уже как дома, я вдруг почувствовала, что мимо меня пронесся какой-то вихрь. Что это было, я толком не поняла: меня слегка толкнули, потом чем-то задели и умчались прочь. Остановившись, я поняла, что случилось страшное: у меня сперли сумочку! И весь ужас не в потере имущества: фотокамера уцелела, так как болталась у меня на шее, а кошелек в сумочке был девственно лист. Но в сумке был паспорт!
Вспомнив, какие мытарства приходилось переживать моим знакомым, которые умудрялись в поездках потерять паспорта, я пришла в настоящее отчаянье! Как минимум мне надо тащиться в город Бразилиа, где находится наше консульство, и слезно умолять, чтобы мне выдали справку, с которой я смогу улететь домой 12 декабря согласно имеющемуся у меня авиабилету. А как максимум мне придется ждать, пока мне не оформят новый паспорт на месте, сдавать этот билет и покупать новый на другое число! А если вспомнить, что этот билет я приобрела с существенной скидкой и денег у меня в обрез, то ситуация становится пиковой. На какие шиши я стану торчать в Рио, пока мне не выправят новые документы? Не российский же консул будет кормить меня все это время и оплачивать мой отель! Или он пока пустит меня пожить на территорию посольства, как бедную родственницу?
В результате этих умозаключений я горько расплакалась. И тут почувствовала, как кто-то тихонько дергает меня за волосы. Я обернулась, но никого не увидела. Тогда я посмотрела вниз. Там стоял мелкий черный босоногий мальчишка — тощий, как маленький кащей! Подобным образом в моем детстве в книжках про «злых буржуев» изображали замученных голодом и эксплуатацией черных детей, которые на самом деле мечтали стать пионерами, как мы. Эти «черные пионеры» до сих пор стоят у меня перед глазами — особенно после того, как диктатор какой-то африканской страны, чтобы задружиться с СССР, завел пионерскую организацию. Все было как положено — алые галстуки на черных детских телах, барабаны, горны. Наша школа, помнится, даже собирала для этих пионеров какую-то помощь. Одна беда: вскоре диктатору надоело дружить с Советским Союзом, и он решил подлизаться к Соединенным Штатам. Пионеры ему более не понадобились, и он их… съел! Эта история, рассказанная нам классной руководительницей на комсомольском собрании, так потрясла весь наш класс, что все мы до сих пор машинально жалеем маленьких черных детей.