Княжич

- Слушай! Кажется, кто-то стонет? - неуверенно спросил он Тишу. Инютин замер.

- Да, наверное, мы здесь не одни! - прислушавшись, согласился он с Васькой.

Стон раздавался из папоротника. “Может это тот беглец, за которым гнались разбойники?” - подумал Василий и пошел в направлении нахождения предполагаемого источника звука. Раздвинув листья папоротника, Скурыдин увидел лежащего лицом вниз человека, с торчащей в спине стрелой.

- Тиш! Подойди! - попросил Василий.

- Ну и дела! А что ты с ним делать собираешься? - громко произнес подошедший к нему Тиша.

- Возьмем с собой! Бери за ноги. Положим на коня! - ответил Василий.

- Ты что, с ума сошел Васька! У нас своих таких хватает. Да и все равно на ладан дышит! Зачем нам лишняя обуза? - возмутился Тиша.

- Жестокое сердце у тебя Тишка! - упрекнул его Василий. - А если с тобой, когда-нибудь такое приключится?

- Типун тебе на язык Васька! Ладно, бери его под мышки! Только напрасная это работа, - оправдываясь, ответил Тиша.

Они подняли, оказавшимся легким тело, и положили его животом вниз поперек лошади.

Дружина Ерофеев не удивился странной поклаже вернувшихся детей боярских. Он только переспросил:

- Тот самый беглец? Снимайте его.

Некоторые из обоза, как и Тишка, выразили сомнение в целесообразности лечения незнакомца:

- Чего мучить человека? Сам помрет!

Но, известный искусным лечением боевых ран стрелец Тимофей Мартынов сын Лыков (предусмотрительный Дружина Ерофеев с трудом упросил его согласиться на поездку в Москву), не глядя на раненого, вынес свой приговор:

- На все воля божья! Удалим стрелу, а там и будет видно, жить ему или нет!

Вернулись расчищавшие дорогу, и обоз повернул к прежнему месту стоянки. Юных ратников, сотский послал забрать Кистеня, если не задохнулся еще! Там где должен был лежать связанный разбойник, его не было. Ни живого, ни мертвого. Только обрывки изрезанной веревки и куски кожаного аркана валялись на траве. Осмотрели все кругом в овраге и вокруг его. Ни души!

В лагере, Дружина Ерофеев без энтузиазма встретил эту необычную весть.

- Наверное, на него наткнулся кто-то из разбегавшихся по лесу разбойников. Повезло вору! Лучше бы я его там и удавил! Теперь опять жди засады! - огорченно произнес он, но на Ваську не обиделся. Зная тайную страсть юноши, стрелец подвел его к подводе, на которой лежало подобранное на месте сражения оружие. Достав из нее ту самую, виденную Васькой на разбойнике, так понравившуюся ему, дорогую, с клинком из булатной стали персидскую саблю, он протянул ее ему.

- Заслужил Василий! - добродушно улыбаясь, сказал старый воин. - Пользуйся! Без камушков твоего годового жалованья (5 рублей для новика 3-ей статьи) стоит!

Забыв поблагодарить сотского, улыбающийся от счастья Васька, поглаживая ножны сабли, отошел в сторону, чтобы лучше рассмотреть дорогой подарок.

Для того чтобы оказать помощь раненым и дать людям отдохнуть, решено было возобновить движение утром следующего дня. А пока, под руководством Лыкова, шла подготовка к намеченным им операциям. В котелке кипятился нехитрый инструмент лекаря, несколько видов ножей, иголки, щипчики и клубок тонкой шелковой нитки. Освободили от лишнего, и вымыли подводу, на которой должны были лежать больные во время операции. Белая бязинная ткань, купленная в Москве, была порвана на длинные полосы. Забрав с собой двух мужиков, Лыков спустился с ними вниз к ручью. Вернулись они с охапками зеленого камыша и сорванной крапивы. Сняв с узких эеленых листьев камыша верхний слой, Лыков вынул белую сердцевину, уложив ее горкой на чистой ткани рядом с телегой. Крапиву мужики порубили и, завернув в ткань, выжали из зеленой массы почти кружку сока. После чего, вымыв руки, горячим соляным раствором, лекарь приготовился к удалению стрелы. В семьях целителей и знахарей из поколения в поколение передавались древние знания народной медицины. Лыков знал, как важно правильно наложить первую повязку на свежую рану, так как от этого часто зависит ее заживление. Ему было известно и то, что сок крапивы, залитый в рану, останавливает кровь, обезболивает, способствует ее раннему заживлению, а сердцевина камыша не дает развиться гниению тканей и хорошо впитывает выделения.

На телегу уложили неизвестного со стрелой в спине. Он так и не пришел в сознание. Только здесь, все обратили внимание, что он в одежде не нашенской, немецкой, дорогой, и очень молод, чуть-чуть по старше наблюдающих за операцией новиков. Аккуратно разрезав пригвожденный стрелой малиновый камзол, лекарь точно также снял с него покрытую бурыми пятнами крови, исподнюю шелковую рубашку. Крепко зажав оставшиеся вокруг древка стрелы края ткани, он осторожно потянул их на себя. Больной застонал. Стрела медленно пошла вверх. Вскоре показался красный в сгустках крови низ клочка ткани с выпирающим из него наконечником стрелы.

- Водички плесните! - потребовал лекарь. Опять вымыв руки соляным раствором, им же он обмыл края раны. После этого лекарь, влив в рану немного крапивного сока, наложил на нее белую мякоть сердцевины листьев камыша. С помощью добровольных помощников (больного пришлось приподнимать), обмотал все полосой бязинной ткани.

- Можно убирать! - облегченно вздохнув, разрешил лекарь. - На спину не ложить. Перерыв!

Мужики подхватили больного и отнесли его на заранее приготовленную из сорванной травы мягкую постель.

Народ обступил лекаря спрашивая:

- Дядя Тимофей! Парень жить будет?

- Бог даст, будет! - не спеша, важно отвечал Лыков, рассматривая расшитый жемчужными узорами окровавленный ворот рубашки незнакомца. - Смотрите! Рубаха на нем дорогая, шелковая! Если бы не она, давно бы Богу душу отдал. Шелк рубашки не только смягчил удар, не дав наконечнику глубоко войти в тело, но и позволил мне вытащить его. В такие рубашки, у татар, когда они на Русь пришли, вся знать перед каждой битвой одевалась! Еще хорошо, что наконечник был для брони, с узким жалом. Ранка небольшая. А если бы двушипный или двурогий как для бездоспешных? Какая бы дырища была? Ладно, дайте отдохнуть ребята. Меня еще трое дожидаются!

Утром, следующего дня тронулись в путь. Проезжая место вчерашней схватки, обратили внимание на то, что трупов разбойников на обочине уже нет. Наверное, их похоронили вблизи живущие крестьяне или вернувшиеся разбойники. Дружина Ерофеев хотел отправить подводу с незнакомцем, так и не пришедшем в сознание, в богадельню для недужных и престарелых стоявшего в стороне от дороги мужского монастыря, но Лыков его отговорил. Во-первых, путь в монастырь не близок, во-вторых, чужеземца настоятель не примет, вызовет губного старосту(26), а тому объясняй, откуда и кто он, как к ним попал. К тому же он и добрая душа Васька Скурыдин, согласны взять на себя уход за больным.

На переправе через Оку, встретились с пятью всадниками, ратниками едущими домой на отдых с литовской границы. Оказалось, что это хорошо знакомые Дружине Ерофееву дети боярские из Епифани. Они сочувственно отнеслись к рассказу сотского о нападении разбойников. Несмотря на свое желание быстрее попасть домой, ратники предложили сопровождать медленно продвигающийся по Коширке обоз, пока их пути не разойдутся. Дружина Ерофеев с радостью согласился. Он был уверен, что разбойники готовятся к новой атаке, и только присутствие в обозе бывалых ратников, раз и навсегда заставит их отказаться

от этого намерения. Через два дня воины покинули обоз, свернув с главной дороги на проселок к родным местам. На третьи сутки после прощания с епифанскими ратниками, обоз остановился на отдых в лесу, на распутье дорог, соединяющих Новосиль с Донковым. Крестьянин Офрем и его люди, занимающиеся бортничеством в этих местах, угостили путешественников душистым липовым медом. А еще через два дня, обозники, со слезами на глазах, осеняли себя крестным знаменем, увидев в конце дороги, за чернотой сторожевых башен и тына Донковского острога, вознесенный в синеву неба, сверкающий на солнце золоченый крест церкви Успенья Богородицы.