Страница 60 из 65
А тем временем Лайза и еще один ее старый приятель по миру кино, Дадли Мур, затеяли снять продолжение «Артура». «Артур-II» – это история о том, как миллионер Артур Бах (Мур) и его невеста Линда (Лайза) становятся жертвами заговора, подстроенного той его старой подружкой, которую он бросил ради Линды в первой серии. Во второй серии Артур лишается всех своих миллионов и вновь берется за старое, но Линда оказывается бесплодной. Но, как и полагается в Голливуде, в конце картины Артур бросает пить и становится на путь праведный, и они усыновляют ребенка. Для Лайзы эта роль была исполнена особого смысла. В отличие от «Полицейского», который вышел на экраны примерно годом ранее, «Артур-II» удостоился положительных отзывов у критиков, а также имел кассовый успех. И хотя вначале обстоятельства складывались не столь удачно, к концу года все обернулось самым лучшим образом.
После этого Лайза вновь вернулась на сцену, дав вместе с Фрэнком Синатрой и Сэмми Дэвисом-младшим серию из одиннадцати концертов. Это трио, которому суждено было пожинать успех по всей стране, первоначально состояло из Синатры, Сэмми и Дина Мартина, но случилось так, что Мартин заболел и его заменили Лайзой. В итоге сочетание «Фрэнк-Лайза-Сэмми» превратилось в образцовый исполнительский состав со свойственными всем таким группам шутками, намеками, подначками, понятными только самим артистам. Для Лайзы это было великое дело. Вот что она рассказывает: «Нет, вы только представьте себе, что я стою на сцене с двумя людьми, которых знаю с детства, – с дядей Фрэнком и дядей Сэмми, и неожиданно до меня доходит, что мы выступаем одним ансамблем!»
Увы, многие из тех, с кем Лайза регулярно выступала на сцене или играла в кино, постепенно сходили с дистанции – годы и болезни брали свое. У Сэмми Дэвиса обнаружился рак горла, и ему срочно требовалась операция, после которой, увы, на карьере певца следовало поставить крест. Но Сэмми решил, что чему бывать, того не миновать, и, махнув на все рукой, продолжал петь. Однажды, когда им вовремя не принесли ноты, Синатра за десять минут до начала концерта отменил шоу, опасаясь, что, не дай бог, забудет слова какой-нибудь песни. Хальстон был болен СПИДом.
Лайза отчаянно мечтала о ребенке, и это желание становилось острее, когда она видела Лорну в окружении двоих детей – Джесси и Ванессы. Лайзе казалось, что многие из ее проблем разрешатся сами собой, если она забеременеет или, на худой конец, усыновит ребенка. Ведь ребенок не только позволит ей испытать радость материнства, но и тем самым избавит от гнетущего чувства одиночества. Кроме того, рассуждала она, ребенок изменит ее отношения с Марком, и оба они из двух полуотчужденных людей наконец-то станут настоящей, любящей семьей.
Однако решение усыновить ребенка не принадлежало целиком только ей. Она бы уже давно усыновила кого-нибудь, но Марк и слышать об этом не желал. Лайзе оставался единственный выход – забеременеть. В свойственной ей прямой, откровенной манере она решила сделать все, что в ее силах, чтобы довести задуманное до конца. И легла в клинику института «Омега» в Луизиане, где специализировались на лечении бесплодия.
Время перемен
Последние годы стали для Лайзы и тех, кто был рядом с ней, временем поразителъных, а подчас и тревожных перемен. Одна из них, пожалуй самая главная, со всей очевидностью проявилась в январе 1989 года за обедом в Нью-Йорке, в разговоре двух братьев, которых объединял некий страшный секрет. Один из вышеназванных братьев – Боб Фроуик, выдающийся американский дипломат, о существовании которого даже не догадывались многочисленные знакомые второго брата. Ну а сам этот второй брат был не кто иной, как один из самых модных, самых почитаемых кутюрье Америки – Хальстон Фроуик, известный миру как просто Хальстон. За обедом в «Сто Первом» Хальстон поведал брату, что его анализ на ВИЧ-инфекцию оказался положительным, а значит, над ним нависла угроза СПИДа.
Боб попачалу отказывался понять, как это брата угораздило подхватить ВИЧ-инфекцию – как вообще взрослый человек может быть так неразборчив в связях и забывать о мерах предосторожности. На что Хальстон заметил, что при условиях соблюдения правильной диеты и размеренного образа жизни, а также благодаря новому медицинскому препарату AZT он проживет еще не один год. Но еще сильнее поддерживали его дух высокие отзывы мира моды о его работах. В статье от 21 апреля 1989 года в журнале «Уимен Веар Дейли», посвященной его творчеству, в частности, утверждалось: «Его четкий, по-настоящему американский стиль заставил говорить о себе на каждой крупной нью-йоркской презентации моды. Его дух вездесущ».
Начиная с ноября 1988 года, когда стали давать знать о себе первые симптомы, Хальстон то впадал в панику, то пытался внушить себе, что все в порядке и ничего, в сущности, не изменилось. Но через несколько дней его настиг очередной удар – предательство друга.
С 1976 года Энди Уорхол вел дневник, в котором подробнейшим образом освещал как свою жизнь, так и дела своих знакомых. Результатом этих трудов явился том объемом в 897 страниц, действующими лицами которого были 1366 знаменитостей, с которыми он вел беседы, развлекался, путешествовал, принимал наркотики. Этот дневник увидел свет весной 1989 года уже после смерти автора. Для Хальстона и его реноме эта публикация явилась тяжелейшим ударом – его имя упоминалось в дневнике более двухсот раз, и всякий раз речь шла о таких вещах, как отношения Хальстона с его возлюбленным по имени Виктор Хьюго, его пристрастие к наркотикам, оргии, в которых он не раз принимал участие, его любовные связи с другими знаменитостями. Разумеется, не были обойдены вниманием и такие его подружки, как Бьянка Джаггер и Лайза, и каждой из них упоминание в пресловутых дневниках обошлось чертовски дорого.
Если верить Стивену Гейнзу, откровения Уорхола были для Хальстона смерти подобны: «По мере того как книга поднималась все выше в списке бестселеров, Хальстон все сильнее злился на Уорхола и тех, кто опубликовал эти злосчастные дневники. В конечном итоге он распродал все картины своего друга по бросовым ценам, лишь бы только не видеть их у себя дома. А то, что не было продано, за так отдал Художественному музею Де-Мойна…»
Все то шаткое присутствие духа, на какое у него еще хватало сил перед лицом надвигающейся болезни, в один момент улетучилось, а вместе с ним исчезли и последние крохи собственного достоинства.
Вскоре после публикации этих дневников его здоровье резко пошатнулось, и месяц спустя он был впервые в срочном порядке госпитализирован с диагнозом СПИД – у него обнаружилась тяжелая форма пневмонии, осложненная саркомой Капоши.
Боб, узнав о госпитализации брата, поспешил к нему в больницу, и первое, что бросилось ему в глаза, это то, как ослаб, как осунулся Хальстон после того их январского обеда. «Я был просто в шоке от того, как ужасно он выглядел, и тогда я подумал, что брат долго не протянет. Он похудел, осунулся, и даже дыхание давалось ему с трудом».
Каким-то чудом Хальстон все-таки поправился и был выписан из больницы, однако по мере того как СПИД брал свое, еще не раз возвращался на больничную койку. Для себя он решил, что не хочет умирать в Нью-Йорке, и в один из периодов улучшения самочувствия улетел в Сан-Франциско. На протяжении вот уже нескольких месяцев у него не было никаких доходов, но денег ему пока хватало. Распродав свою коллекцию искусства и другие ценности, Хальстон с комфортом обустроился в отеле «Марк Хопкинс». Он приобрел себе «роллс-ройс» «Серебряное Облако», на котором колесил по ночным клубам, разбросанным вокруг залива, наслаждаясь – а это уж он наверняка знал – последними отпущенными ему на этом свете деньками.
Лайза звонила ему отовсюду, куда ее заносила работа, интересовалась его здоровьем. Хальстон неизменно уверял ее, что у него все в порядке, он счастлив и в отличном настроении, несмотря на то, что призрак скорой смерти маячил перед ним все явственнее. Вполне естественно, что «Нэшнл Энкуайер» решил нажиться на ситуации, опубликовав материал под аршинным заголовком прямо на обложке: