Возраст Суламифи

– Неужели вы не можете сами? – спросила она с досадой.

– Вы не представляете, как мне важна эта сделка!

Тут опять вмешался Арне, захотел узнать, о чем они говорят. Лина перевела явно нехотя. И с еще большей неохотой передала Климову слова норвежца: он хочет пригласить именно ее, и никого другого.

– Ну вот видите! Не отказывайтесь, все будет хорошо. Я вас потом домой отвезу.

– Спасибо, я сама доберусь. Вы же выпьете, как вы за руль сядете?

– У меня есть шофер. Вы, главное, приходите.

– Неужели вы без меня не справитесь? – хмурясь, повторила Лина.

Климов виновато развел руками. Он мог самостоятельно отремонтировать автомобиль или любой бытовой прибор, прекрасно разбирался в самых сложных промышленных агрегатах, а вот что до английского языка… После школы, института, специальных курсов и занятий с частным преподавателем он все еще блуждал в бермудском треугольнике to be – to have – to do[3].

– Ладно, я приду.

Климов хотел заплатить ей за работу, но она сказала, что платить надо агентству, а уж они ей выдадут, сколько причитается.

Климов всегда работал с переводчиками, но только теперь задумался о том, сколько и как им платят. Значит, сидит гдето некая Карина Агаджанова, хозяйка агентства, которой он ни разу в глаза не видел, общался только по телефону да по электронной почте, и решает, сколько из заработанных этой девочкой денег выделить ей, а сколько оставить себе. Выполняет эта Карина, по сути, диспетчерские функции, но – Климов не сомневался! – себе оставляет львиную долю. Да, до сих пор он всегда переводил деньги на счет агентства через банк, а что там дальше – не его забота. Он решил, что вечером заплатит наличными, так и сказал Лине на прощание.

– Не говорите в агентстве, что идете с нами вечером в ресторан. Это наше частное дело.

– Хорошо.

Впервые за весь день она улыбнулась. И исчезла за дверью.

Вечером не обманула, пришла ровно к семи. Даже сменила джинсы и ботинки со шнуровкой на нормальное платье. Вернее, не платье, а костюм. Красивый, из тонкого дымчатого шелка. Натурального, уж в чем, в чем, а в шелке Климов разбирался: ему и с шелком приходилось иметь дело, не только с мокросолеными шкурами.

Он все смотрел на Лину. Она как будто и похорошела немного, похоже, чутьчуть подкрасилась. И туфли на каблуке надела, и тонкие чулки. Ноги ничего: тощеватые, но, в общем, нормальные. Стройные, не кривые. Но смотрела попрежнему букой, словно спрашивала: долго еще вы будете мне голову морочить?

Климов никак не мог понять, что его привлекает в этой девушке. Он видал много красивее. Черт, да он женат на женщине раз в десять красивее этой Лины! Вот только радости от той красоты нет никакой.

* * *

В первый же год брака он понял, что женина красота не про него писана. Пока он был женихом, Татьяна старалась выглядеть, а для мужа зачем стараться? Поэтому он лицезрел жену в халате, непричесанную и с жирным кремом на лице. Всего неприятнее был именно этот подтекст: ты – уже отработанная цель, наряжаться и краситься я буду для других.

Наверно, это мать его сглазила из могилы, часто думал Климов. Отомстила за тот обидный разговор о бросившем их отце, за то, что он так мало ее любил. А иначе как получилось, что он женился на женщине характером точьвточь в его мать?

Познакомился с ней в агентстве по недвижимости. Она была риелтором и помогла ему прибрать к рукам помещение его фирмы. Пробила по базе, все выяснила и ему подсказала, как надо действовать. В том же старинном, с лепниной по фасаду трехэтажном доме размещалось еще несколько контор. С собственностью на дом, разузнала Татьяна, не все было чисто. В самом начале 90х этот дом продали двум фирмам сразу, в две разные страны – случай по тем временам нередкий. С тех пор изза него тянулась многолетняя тяжба префектуры с зарубежными предпринимателями, претендующими на недвижимость.

По бумагам выходило, что здание принадлежит и тем и другим, они предъявляли претензии уже не тому, кто так ловко продал дом сразу в два места, а городским властям, взявшим здание на баланс. Нужна им эта головная боль, эти регрессные иски? Но не отдавать же собственность, раз уж за нее деньги плачены, законному владельцу, тем более что его установить невозможно? А тут обозначился шанс сбыть с рук горящую головешку. Следующий покупщик считался уже «добросовестным приобретателем», с него взятки гладки и отнять у него здание никто не сможет. Вот этим «добросовестным приобретателем» и стал Валерий Климов.

Правда, не он один. Климов договорился с хозяевами остальных фирм, и они вместе выкупили у префектуры весь особняк. Пришлось дать астрономическую взятку, якобы взнос в фонд строительства автостоянок. Делили сумму в соответствии с занимаемой площадью. Не у всех нашлись такие деньги. Климов на этом даже выиграл: внес долю за соседа, но за это отобрал у него часть помещения. Без обид.

Взятка была так велика, что после этого пару лет пришлось передохнуть, накопить сил и средств, отдать взятый в банке кредит. Зато через эту самую пару лет они сделали в доме капитальный ремонт, а то совестно было иностранцев водить по осыпающейся старой лестнице.

Риелтор Татьяна получила положенные комиссионные, тоже, между прочим, немалые. Вот на этом бы и расстаться, но нет, Климова черт дернул закрутить с ней роман. Она вцепилась в него мертвой хваткой, и он, дурак, женился.

Вот уже пятый год они женаты, дочке Настеньке два годика. Если бы не Настенька, Климов сбежал бы давнымдавно, хотя Татьяна много пользы ему принесла. Квартиру, например, присмотрела в центре, недалеко от работы.

До чего же хорошо в центре жить, думал Климов. Он раньше както не задумывался об этом, не замечал. Всю жизнь прожил в новостройках среди безликих, бездушных бетонных коробок, а попал в центр и почувствовал себя подругому. Не давит среда, глазу есть на чем отдохнуть. Все дома – разные. И закругленные, и с колоннами, и – как его офис – всякими лепными завитушками украшенные. Дышится подругому. Если бы при этом у него была хорошая семья…

Татьяна была деспотична, как его мать, всегда норовила настоять на своем. Но если мать, как запоздало понял Климов, действовала из любви к нему, то Татьяна блюла исключительно свои интересы. Ну и ладно, он стал столько зарабатывать, что вполне мог себе позволить от нее откупаться. Что и делал на каждом шагу. Но у нее были и другие закидоны.

Вот ушла бы Татьяна с работы, их семья, возможно, сохранилась бы. Но нет, куда там! Она не без основания считала себя преуспевающей бизнеследи, а о муже и дочери вовсе не думала. Ее невозможно было заставить выполнять обычные женские обязанности по дому: она воспринимала это как покушение на свою независимость, сразу поднимала крик, что ее эксплуатируют.

Любое домашнее дело превращалось у них в состязание – кто кого столкнет с занятых позиций. Чтобы не выяснять ежедневно, чья очередь мыть посуду, Климов купил посудомоечную машину. Это не помогло, начались выяснения, кому эту машину загружать. И так во всем.

Кроме того, Татьяна обожала впрягать его в свою работу. Выяснив за завтраком, что он едет, например, на Бескудниковский бульвар, просила:

– Заскочи по дороге в БТИ, мне надо там одну бумагу передать.

– В БТИ очереди стоят, – отвечал хорошо знавший конъюнктуру Климов.

– Да ну ерунда, ты без очереди пройдешь. Тебе ж не документы оформлять! Передашь договор, и все.

Он взял договор и поехал. Конечно, его не пустили без очереди. Озлобленная долгим ожиданием очередь ощетинилась как еж и слушать ничего не хотела. Климов поскандалил немного, плюнул да и ушел. У него своих дел было по горло.

Зато вечером ему нагорело по первое число от Татьяны.

– Ты что, не мог для меня сделать такую ерунду? А у меня изза тебя сделка сорвется, что я потом клиентам говорить буду?

– Не знаю. Меня это не касается. Тебе надо – ехала бы сама. Или найди себе когото, чтоб за тебя в очереди стоял. За долю малую. А что? Я так начинал. И сейчас многие так подрабатывают.