Страница 96 из 105
Жозефина с тайным удовольствием внимала молодому офицеру и к немалой своей радости услышала, что он не боится далекого путешествия и приедет в Монте-Веро, чтобы навестить их.
— Граф, вы будете приняты с распростертыми объятиями,— отвечал ему Эбергард,— и я надеюсь, что мои владения понравятся вам.
— В таком случае, до свидания! — сказал Рамиро, обращаясь к князю и дамам.
— Жозефина, протяни же графу руку на прощание! — воскликнула Маргарита.
— До свидания,— промолвила девушка, покраснев до корней волос, и протянула Рамиро свою маленькую красивую ручку, которую он тут же прижал к губам.
Князь со странным предчувствием следил за этой сценой, затем проводил молодого графа де Тэба до веранды.
После обеда Эбергард уединился с Мартином, чтобы обсудить какие-то важные дела, Жозефина ушла к себе и занялась любимым делом — рисованием. А Маргарита направилась в оранжерею, примыкающую к особняку, пышная зелень которой представляла в пасмурные и дождливые дни прекрасное место для отдыха.
Глубокая тишина царила в оранжерее. Цветы распространяли чудный аромат, пальмы бросали тень на Маргариту, присевшую на скамейку в одной из беседок. Ничто не нарушало здесь тишины, даже ветерок не колыхал листву деревьев и кустов.
Руки Маргариты безвольно опустились, глаза ее закрылись, она задремала на удобной скамье; вдруг легкая улыбка оживила ее прекрасное лицо, вероятно, она видела во сне Вольдемара, вероятно, встретилась с ним и соединилась навеки.
Но скоро тайная грусть снова омрачила лицо спящей Маргариты; неожиданный вопрос, который часто не давал ей покоя наяву, предстал перед ней во сне.
Она знала своего отца, Бог привел найти его, и молодая женщина ежечасно благодарила Его за это. Но кто ее мать? Где она? Какой злой гений лишил ее счастья видеть и любить женщину, давшую ей жизнь?
Маргарите казалось, будто она, неприкаянная и бесприютная, снова бродит по белу свету в поисках своей матери.
Сердце ее сильно билось, она видела себя на далекой пустынной равнине, бесцельно бродившей по сухим мхам, где для отдыха не было ни деревца, ни кустика; она спешила дальше, душа ее не находила покоя, ей во что бы то ни стало нужно было отыскать свою мать! Все это представлялось ей во сне так явственно, что она даже чувствовала, как шиповник колет ее босые ноги; вот впереди что-то мелькнуло, и она пустилась вдогонку за каким-то существом, видневшимся вдали, но оно, казалось, убегало от нее…
Тайный голос нашептывал ей, что она обязательно должна настичь удалявшуюся тень; страх овладевал ею при мысли, что эта тень, существо это, может вот-вот скрыться из виду: она хотела окликнуть его, но голос отказывался повиноваться ей. Крупные капли пота выступили у нее на лбу, ноги подкашивались, она чувствовала, что силы оставляют ее. Маргарита в отчаянии протягивала руки, чтобы удержать удалявшуюся тень, которая, как она теперь поняла, и была ее матерью, привлечь к себе… Сердце билось все сильней, дыхание прерывалось…
«Сжальтесь! — вырвалось наконец из ее груди. — Мама, родная моя мама, я выбилась из сил! Но я все-таки должна догнать вас, удержать и хотя бы минуту отдохнуть в ваших объятиях!»
Вдруг тень на мгновение приостановилась; казалось будто она услышала крик отчаяния молодой женщины
Маргарита с трудом подошла. ближе, вгляделась, и вопль ужаса вырвался из ее груди: она увидела перед собой графиню Леону, некогда с ужасными угрозами представавшую перед ней во дворце принца и в лесной хижине.
— Я твоя мать! — произнесла Леона.
— Вы?… Вы — моя мать?… — прошептала измученная женщина, поднимая руки для защиты.
Сердце ее мучительно сжалось от этих слов.
— Не бойся,— снова послышалось ей,— ты преследовала мою тень, я пришла проститься с тобой! Я — твоя мать!
Маргарита проснулась; вокруг благоухала и радовала глаз пышная зелень оранжереи… а перед ней стояла фигура, которую она видела во сне!… Казалось, действительность снова уступила место сновидению, но вместе с тем она понимала, что все, что видит и слышит сейчас, происходит на самом деле.
Перед беседкой, в которой она дремала, стояла графиня Леона; широкий плащ окутывал ее величественную фигуру, распущенные волосы ниспадали на плечи, лицо было бледно, глаза — безжизненны.
— Меня влечет к тебе,— услышала Маргарита,— ради тебя переступила я этот порог! Настал мой последний час, силы мне изменяют! В то время, как один мой глаз видит тебя, другой видит огонь, готовый сжечь меня, я слышу рев ветра и раскаты грома, хочу бежать, но с каждым шагом приближаюсь к пламени, смеющиеся демоны жадно протягивают руки, чтобы схватить меня, вот они, эти ужасные призраки, они смеются и визжат от радости, они завидели новую жертву! Спаси меня, спаси, ведь я — твоя мать!
Маргарита вскочила. Она чувствовала, что сон ее перешел в явь, что фигура, представшая перед ней, действительно существует и протягивает руки, будто просит защиты.
Стеклянная дверь оранжереи была открыта.
Леона в предсмертных муках и отчаянии решилась отыскать свою дочь.
Маргарита наконец пришла в себя. Тайный голос говорил ей, что это действительно ее мать и она не может умереть спокойно, не получив от нее прощения.
Она вскочила без страха и трепета и протянула руки, чтобы прижать Леону к своей груди.
— Сюда, сюда, моя мать! — воскликнула Маргарита.— Я защищу вас, я рассею ваши ужасные видения. Я прощаю вам все, что было между нами, Бог же дарует вам такие милости, о которых мы, простые смертные, и помышлять не можем.
— Обними меня! У тебя я никого не боюсь! Слышишь ли ты их ужасный хохот? Он раздается все ближе и ближе, это демоны явились за мной, но их руки бессильны схватить меня, если я у тебя — ты меня простила! О, повтори еще раз это слово, оно облегчает мою наболевшую душу и придает мне силу и бодрость!
— Вы у своей дочери! Здесь нет никого! Опомнитесь, забудьте ваши ужасные видения! Бог привел вас сюда, чтобы продлить вам жизнь! — воскликнула Маргарита, горячо прижимая к груди свою мать.
Но она не в силах была удержать ее и, с трудом уложив умирающую на скамью, встала перед ней на колени, устремив к небу глаза, полные слез.
Маргарита не заметила в дверях Эбергарда, который, увидев эту трогательную картину, побледнел и не был в состоянии произнести ни одного слова.
— Страшный суд близок! — воскликнула Леона, широко раскрыв глаза, с выражением неописуемого ужаса на лице.— Из пламени поднимается престол Божий, на земле мрак и лишь вокруг Него сияет вечный свет; о, как ослепительно! Горе мне! Вот там стоят праведные и дети; они улыбаются, они протягивают руки ко Всемогущему, и Он благословляет их! А тут, вокруг меня, собрались проклятые, горе мне! «Вы все прокляты!» — слышится мне со всех сторон. Предо мной разверзается адский огонь, пламя высоко поднимается… настал страшный суд, огонь охватывает мое тело… Милосердия, сжальтесь!…
Судорожно сжатые руки Леоны опустились, глаза были полузакрыты, она упала на грудь Маргариты, молившейся за нее.
Эбергард перекрестился; он оказался свидетелем ужасной предсмертной борьбы, мучительных видений своей умирающей жены.
Гордая, некогда могущественная графиня Понинская испустила последний вздох.
Маргарита плакала, закрыв лицо руками. Эбергард подошел к ней.
— Ты молишься за свою мать,— произнес он с грустью,— Господь да благословит тебя!
Маргарита не находила слов. Все случившееся было так неожиданно, так ужасно, что она, тронутая до глубины души, стояла в слезах на коленях перед своей матерью. Уста Леоны навеки сомкнулись, она лежала, как мраморная Юнона; с этого часа предавалось забвению и прощалось все, что она свершила в прошлом!
— Бедняга, ей ни одной минуты не улыбалось истинное счастье,— сказал Эбергард и протянул руку Маргарите, чтобы прижать ее к груди.— Это была заблудшая, не знавшая покоя женщина, она сама себя обманывала, думая отыскать цель жизни в мрачных и глубоких тайниках человеческих страстей; туда она увлекала за собой ослепленных. Она была слишком горда, чтобы вернуться на путь честной осмысленной жизни,— и вот, преследуемая предчувствиями о страшном суде, она бросилась сюда, чтобы умереть в твоих объятиях! Это новое доказательство Божьего к нам милосердия!