Страница 59 из 105
Обливаясь горькими слезами, она говорила себе, что никогда больше не увидит его и нет никакой надежды когда-нибудь прильнуть в невыразимом блаженстве к его груди.
Последняя их встреча происходила в его дворце, на пороге их вечной разлуки, но не горечь вынесла она от этого свидания, а высокое ощущение блаженства. Замирая от счастья, внимала она тогда его словам, которым суждено было остаться для нее вечным утешением: он любит, любит ее так же горячо и преданно, как она его.
О сердце человеческое, претерпевшее столько страданий, какая малость способна тебя утешить!
Маргарита обмирала при воспоминаниях об этом блаженном часе и втайне, так втайне, что и сама не решалась в том признаться себе, надеялась когда-нибудь снова увидеться с принцем. Она не спрашивала себя, какие последствия может иметь эта новая встреча, гнала от себя неосуществимую эту надежду — и все-таки надеялась.
Если бы она знала, что Вольдемар так же горячо жаждет ее видеть, что он оплакивает ее как умершую, что стоит ей подать знак, и он, превозмогая все препятствия, примчится к ней на край света — если бы она все это знала, надежда ее обрела бы под собой почву…
Отойдя от окна, она тихо целовала в щечку свою спящую дочь и сама укладывалась в мягкую шелковистую постель, но тягостные воспоминания подстерегали ее и здесь. Она видела себя в лесу, зимней ночью, после того как ее, беспомощную и беззащитную, вытолкали на улицу; видела себя лежащей на постели из листвы в хижине лесника, который приютил ее из сострадания; вспоминала, как, скорчившись, сидела она на гнилой соломе в монастыре… А теперь она покоится на пуховых, обшитых кружевами подушках в доме князя, ее отца.
Тут же рядом спало ее нежное дитя, которого она вынуждена была отдать в воспитательный дом. Дитя это превратилось в очаровательную девочку, которая не могла не вызывать улыбку счастья у молодой матери. Но в улыбке этой крылась, однако же, и горечь: Маргарита вспоминала другого ребенка, навеки для нее утерянного. Тягостные мысли об этом пропавшем без вести младенце омрачали ее радость.
Но как бы там ни было, она от души благодарила небо за все ниспосланные ей милости и своего отца, который вернул ее к жизни.
Итак, в особняке на улице Риволи воцарились мир и счастье, чему Эбергард был рад больше всех. И ничто не подсказывало ему, что в этот светлый дом скоро придет беда…
Что касается верных слуг Мартина и Сандока, то они не очень-то доверяли внешнему спокойствию и охраняли особняк с удвоенным рвением. Это и послужило причиной того, что Фукс, как ни старался, не смог выполнить своего обещания.
— Отсрочить — не значит отменить,— заметил Шлеве в ответ на просьбу Фукса дать ему больше времени.
…Настал конец зимы. От снега и льда не осталось даже воспоминаний в Париже и его окрестностях.
В парке особняка Эбергарда трудились садовники. Князь намеревался остаться здесь со всем семейством на лето.
А затем — прощай, Франция! Корабль «Германия» стоял в доках города Нанта и должен был по первому сигналу отплыть в Бразилию.
Эбергард отказался от мысли найти второе дитя Маргариты; он счел его умершим, и дочь думала точно так же.
Однажды князь получил из императорского кабинета приглашение самого Наполеона — император изъявлял желание, чтобы Эбергард вместе со своим питомцем Иоганном приняли участие в последней охоте, назначенной через десять дней.
Все высокопоставленные лица, удостоившиеся приглашения, должны были в назначенный день собраться в загородном замке Сен-Клу и оттуда выехать на охоту.
Князь Монте-Веро только один раз появился при дворе Наполеона, он вообще избегал шумной светской жизни. Тем не менее, он не мог отказаться от этого приглашения, которым император оказывал князю особое внимание, включив в приглашение и его питомца.
Маленький Иоганн показал себя прирожденным наездником и на своем Исландце, маленькой красивой лошадке, выкидывал разные фокусы к большому удовольствию Жозефины. Он очень обрадовался возможности побывать на настоящей охоте и увидеть императора.
Для своих четырнадцати лет он был отлично развит физически. По случаю предстоящей охоты ему сшили охотничий костюм, и в этом наряде верхом на лошади и с небольшим ружьем за плечами он выглядел премило.
Под руководством Мартина он прилежно упражнялся в стрельбе, пока не достиг такой ловкости, что почти не давал промахов.
Радовало Эбергарда и то, что его питомец, делая быстрые успехи во всех науках, стал, вместе с тем, говорить так чисто, что трудно было поверить, будто он когда-то был немым.
Кроме того князь не мог нарадоваться искренней братской любви, которая возникла между Иоганном и Жозефиной. Они буквально не могли жить друг без друга; Жозефина с беспокойством спрашивала Эбергарда, долго ли они будут находиться на охоте, и когда узнала, что три-четыре дня, то заявила, что поедет вместе с ними.
— На придворных охотах не ездят в экипажах, а только верхом,— объяснил ей в ответ Иоганн.— Даже дамы, желающие принять участие в подобной охоте, надевают охотничьи костюмы и ездят верхом, а ты и держаться не умеешь на лошади.
— Да, ты прав,— с сожалением отвечала девочка.— Придется мне остаться дома и утешить себя тем, что ты важничаешь и хвастаешь своим умением. Но ничего, я попрошу берейтора, и он научит и меня ездить верхом, тогда мы вместе сможем совершать прогулки в Булонском лесу.
— Ишь, какие смелые у тебя мысли,— посмеивался Иоганн.— Но дядя Эбергард не позволит тебе этого, потому что девушке вовсе незачем объезжать лошадей.
Нечто подобное Эбергард говорил недавно, и теперь, заслышав, как Иоганн важно повторяет его слова, он переглянулся с Маргаритой и невольно рассмеялся.
— Ах, милый дедушка! — воскликнула Жозефина и подбежала к нему с раскрытыми объятьями.— Не правда ли, ты велишь берейтору научить меня ездить верхом?
Иоганн с улыбкой смотрел на князя в ожидании ответа.
— Будет видно,— ласково сказал Эбергард.— Во всяком случае, прежде тебе надо получить разрешение матери.
— Мамочка, милая, ты позволишь мне? Разве ты сама не умеешь сидеть в седле?
— Нет, девочка моя, не умею и думаю, что нам обеим следует этому учиться, и не столько для того, чтобы ездить в Булонский лес, сколько для верховых прогулок в окрестностях Монте-Веро, о котором твой дедушка столько мне рассказывал.
Эбергард в знак согласия кивнул, и Жозефина радостно захлопала в ладоши.
— Так мы будем вместе кататься в Монте-Веро? О, как я рада! А когда мы туда поедем?
— Очень скоро, милая Жозефина,— с улыбкой отвечал князь, а Маргарита не могла нарадоваться счастью дочери.
— И мы все поедем? — не унималась девочка.— Иоганн тоже?
— Конечно! Неужели ты думаешь, что мы оставим его здесь?
— О нет, нет! Если он останется, я тоже останусь! — воскликнула Жозефина и, обхватив юного охотника, прежде чем он успел опомниться, закружилась вместе с ним по лужайке.
Чтобы не утомлять охотничьих лошадей, Эбергард решил послать их вперед с Сандоком, а самим отправиться в карете.
Мартин с видом знатока проверил и пристрелял перед отъездом ружья князя и его питомца, тщательно их почистил и заботливо упаковал необходимые для охоты вещи.
Сандок выехал с лошадьми на два дня раньше господ, чтобы благородные животные могли отдохнуть перед охотой в конюшнях Сен-Клу.
Наконец настал день отъезда. Иоганн прыгал от счастья и нетерпения.
Элегантный охотничий костюм необычайно шел к его лицу и фигуре, и когда они вместе с князем спустились на веранду, чтобы попрощаться с Маргаритой и Жозефиной, его можно было принять за родного сына Эбергарда.
Не по возрасту рослый, он обещал со временем стать таким же высоким и красивым, как князь.
Эбергард поцеловал свою дочь и погрустневшую Жозефину, отдал распоряжения Мартину. Последнее было совершенно излишне, потому что честный кормчий всегда готов был не колеблясь отдать свою жизнь за хозяина и его близких.
— Не беспокойтесь, господин Эбергард,— заверил он,— когда Мартин за штурвалом, корабль плывет верным курсом.