Страница 34 из 105
Лошади, кроме одной, убитой от удара о дерево, разбежались.
Наконец стало светать. Сбежавшего почтальона и след простыл. Сандок рассказал господину о своих подозрениях, которые появились еще на почтовой станции в Лограньо, и Эбергард со всей очевидностью понял, что происшедшее с ними — отнюдь не роковая случайность, а результат тщательно продуманного и хорошо организованного заговора. Почтальон конечно же был в сговоре с монахами, цель которых — задержать его приезд или вовсе избавиться от него. Тормоза он сломал намеренно, и спуск, на который свернул, вовсе не выходил в долину к безопасной дороге, а кончался глубоким обрывом, в котором и экипаж, и его пассажиров ждала неминуемая гибель. Сам же почтальон, соскочив с козел, ничем не рисковал — он был молодым ловким парнем и знал здесь каждую тропинку…
Когда взошло солнце, Эбергард поднялся на вершину горы в надежде увидеть оттуда какую-нибудь дорогу, но ничего не мог разглядеть. Зато по пути ему встретился ручей и он зачерпнул свежей воды для раненого. Съестные припасы и вино были у них с собой.
Мартин наконец пришел в себя, но был еще очень слаб из-за сильного удара по голове и потери крови, поэтому продолжать путешествие пешком они не могли. Положение их казалось почти безвыходным, несмотря на то, что до Бургоса оставалось не более пяти миль.
Хотя Эбергарду и в прежние годы случалось по падать в дикие безлюдные места, полные опасностей, ни разу не испытывал он такой озабоченности, как сейчас. Мысли о дочери, о том, что он должен успеть освободить ее, жестоко терзали его. Благородная натура князя, никогда не позволявшая ему опускаться до низменных поступков, была глубоко уязвлена подлостью и коварством барона Шлеве, который, как он справедливо полагал, стоял во главе этого гнусного заговора и для которого, как видно, не было в жизни ничего святого.
Долготерпение великодушного князя было наконец исчерпано, и он мысленно пригрозил негодяю суровым наказанием, которого тот давно заслуживал.
Весь день провел князь в поисках хоть какого-нибудь жилья, но усилия его были тщетны и к своим людям он вернулся ни с чем.
На другое утро Сандок вызвался исследовать окрестности. Зная его усердие и необыкновенную зрительную память, князь согласился на это предложение.
Мартин мог уже стоять на ногах, но был еще слишком слаб, чтобы двигаться пешком. Эбергард остался с ним — у него и мысли не возникало покинуть своего верного кормчего.
Проходил час за часом, а Сандок не возвращался. День уже клонился к вечеру, когда он наконец появился и радостно замахал руками.
— Ого, масса! — закричал он.— Сандок привел и проводника, и лошадей!
Лицо Эбергарда просияло, и к Мартину сразу вернулись силы. Они спустились вниз и увидели перед собой поселянина с тремя лошадьми.
— О хороший человек, хороший человек! — повторял Сандок и обнимал крестьянина, согласившегося продать ему трех лошадей и указать дорогу в Бургос.
Эбергард, потерявший уже двое суток, щедро заплатил крестьянину и был как никогда счастлив, оказавшись наконец в седле. Сандок помог Мартину сесть на лошадь, затем сам ловко, как кошка, вскочил на третью.
Узкими и опасными тропками крестьянин вывел всадников на настоящую дорогу. Эбергард поблагодарил его и еще раз щедро наградил. Затем всадники во весь опор поскакали к конечной цели своего путешествия.
Наступила уже ночь, когда они достигли ворот Бургоса, но здесь им объявили, что до утра не впустят.
— Черт возьми! — невольно вырвалось у Мартина.— Неужели нет конца всем препятствиям?
— А к кому вам нужно? — спросил караульный у ворот.
— Мы едем в монастырь кармелиток,— отвечал Эбергард,— и очень спешим!
— Тогда вам вовсе незачем входить в город, сеньор,— ответил караульный.— Поезжайте вдоль городской стены, пока не достигнете леса, а там широкая дорога ведет через рощу прямо к двум монастырям: кармелитов и кармелиток.
— Благодарю вас! — воскликнул Эбергард и пришпорил свою лошадь.
Сандок и Мартин последовали за ним.
Вскоре они очутились в роще, о которой говорил караульный; миновав ее, они увидели перед собой два монастыря, освещенных бледным светом луны.
Благочестивый брат Антонио и барон Шлеве только что скрылись за воротами одного из них. Эбергард направил коня сперва к этой двери, но в лунном свете увидел над воротами другого монастыря Божью Матерь со Спасителем на руках и подумал, что монастырь кармелиток должен находиться именно там.
Он спешился, слуги сделали то же самое. Сандоку было поручено держать лошадей, а Мартин последовал за князем к монастырю кармелиток.
Глубокая тишина царила за монастырской стеной. Эбергард поспешил к воротам и громко постучал. Сестра-привратница, должно быть, еще не легла после визита брата Антонио, тотчас же послышались ее шаги. Она посмотрела через отверстие в двери и спросила:
— Кто там?
— Отворите, благочестивая сестра,— сказал Эбергард,— мне нужно переговорить с достопочтенной игуменьей.
— Вот уже пять недель, как игуменья умерла, но если бы она даже и была в живых или кто-нибудь другой заменял бы ее, ваше требование не было бы исполнено. Сейчас ночь, и в это время ни один светский человек не может войти в монастырь.
— Кто замещает игуменью? — спросил Эбергард.
— Отец Целестин в монастыре кармелитов.
— Находится ли в ваших стенах девушка, говорящая на иностранном языке?
— Нет, сударь.
— Подумайте хорошенько, благочестивая сестра, взгляните на изображение Мадонны, которое так ясно освещает луна…
— Спросите игумена… спросите брата Антонио! — отвечала смущенная монахиня.
— Вы уклоняетесь от ответа! Но я должен найти эту девушку и найду ее, если даже мне придется обыскать для этого сверху донизу весь ваш монастырь!
— О Боже! — проговорила монахиня.
— Мартин! — обернулся князь к своему верному кормчему.— Оставайся здесь и не выпускай никого из монастыря.
— Слушаюсь, господин Эбергард,— отвечал Мартин, чья исполинская фигура закрывала почти всю дверь.— Никто не войдет и не выйдет отсюда.
Князь быстрыми шагами направился к соседнему монастырю, у ворот которого стоял Сандок с лошадьми.
Эбергард решил во что бы то ни стало, добром или силой, освободить свою дочь, которая, он знал наверняка, находилась в одном из монастырей. Итак, исполненный решимости, он громко постучал в дверь, как человек с чистой совестью и благими намерениями. За дверью послышались крадущиеся шаги — очевидно было, что находившийся там человек не хотел выдавать своего присутствия.
— Подойдите без церемоний, благочестивый брат,— сказал Эбергард в полный голос,— и будьте откровенны со мной, как я с вами!
— Зачем вы ночью нарушаете наше спокойствие? -спросил чей-то голос.
— Не сердитесь на меня, прошу вас! Дело очень важное, поэтому прошу отворить мне и свести меня с достопочтенным отцом Целестином.
— Как — сейчас, ночью? Это невозможно!
— Когда речь заходит о мирских делах, слово «невозможно» для меня не существует. Повторяю: мне необходимо срочно переговорить с отцом Целестином.
— Не тревожьтесь более понапрасну: то, что вы требуете, противно монастырским правилам.
— Вы — брат Антонио? — внезапно спросил Эбергард, как бы чувствуя, что монах этот — его недруг.
За воротами послышался шепот.
— Что вам нужно от благочестивого брата Антонио? — спросил тот же голос,— и кто вы такой?
— Я не люблю окружать себя тайной и во всем правдив и откровенен. Если вы брат Антонио, То выслушайте мой ответ: я князь Монте-Веро. В вашем монастыре заключена против своей воли молодая немка — это моя дочь, и я пришел вызволить ее от вас… Погодите, я еще не кончил. Если через пять минут вы не отворите мне двери в монастырь, то я заставлю вас сделать это!
— Что за речи! Вы находитесь в священном месте!
— Ступайте скорей к отцу Целестину и приведите его сюда; не забудьте, что я даю вам всего пять минут, а слово мое — закон.
— Именем Святого Франциска, это неслыханное дело! — воскликнул монах.— Вы собираетесь взломать дверь монастыря?!