Страница 19 из 43
Оуэн ничего не ответил, а Дафна предположила:
— Мне кажется, скорее, по третьей.
— Надо сказать, сейчас моя жизнь переполнена проблемами, — лениво заметил Оуэн.
— И самая серьезная из них, надо полагать, — подхватил Хэмиш, поддразнивая его, — сидит сейчас напротив тебя в образе юной красавицы.
— Самая серьезная моя проблема, — возразил Оуэн, — удержать домработницу в течение трех недель кряду.
— Для этой проблемы есть единственное решение, приятель, — хмыкнул Хэмиш, — тебе надо жениться на одной из них.
— Спасибо за совет, Хэмиш, — Оуэн сердито стряхнул пепел с сигареты, — но боюсь, мне это не подходит. Женщина, которую я нанимаю для помощи по хозяйству, совсем не похожа на ту, с которой я готов связать свою жизнь.
— Они что, все недостаточно умные для тебя, да, Оуэн? — Хэмиш постучал себя по голове. — Им не хватает интеллекта? — И он подмигнул Ким.
— Я уже говорил вам, — ответил Оуэн с циничной усмешкой, — все умные женщины, как правило, уродки, а миловидные создания глупы и необразованны.
Чета Саутов явно забавлялась сложившейся ситуацией.
— Неужели эти два достоинства никогда не совмещаются в одной женщине, а, Оуэн? — спросил Хэмиш, вставая со своего места и подходя к буфету, чтобы налить всем вина.
— Никогда! — убежденно заявил Оуэн, туша сигарету в пепельнице и принимая бокал у друга. — Никогда еще такого не встречал.
— Давайте поговорим о чем-нибудь другом, — предложил Хэмиш, подавая Ким бокал с вином и хитро глядя на нее. — Например, об искусстве, об истории, об английской литературе.
Оуэн предостерегающе поднял руку:
— Если не хочешь вывести меня из себя, Хэмиш, не заводи речь о таких предметах.
К Ким, наконец, вернулся голос, хотя он оказался слегка хрипловатым.
— А что вы имеете против английской литературы, мистер Ланг?
— Так, господа, — вмешалась Дафна, — мне кажется, тут все называют друг друга по именам?
Ким слегка покраснела, она не могла заставить себя назвать своего хозяина по имени, хотя знала, что ей придется это сделать.
— Ничего, Ким, — услышала она голос Оуэна, вдруг почувствовав, как странно затрепетало ее сердце, когда он произнес ее имя. — Английская литература, как таковая мне нравится, но, будучи ученым до мозга костей, я в толк не могу взять, какой прок изучать эту самую литературу, что это дает, если учесть, в какую технологическую эпоху мы живем? Например, что может выпускник университета с дипломом филолога делать...
— Или выпускница, — перебил, усмехнувшись, Хэмиш.
— Или выпускница, это, кстати, даже бывает чаще, — согласился Оуэн. — Что она может делать с таким дипломом? Да практически ничего, разве что преподавать, чтобы в свою очередь учить новых выпускников в области литературы, которые закончат университет и тоже станут преподавать, и так до бесконечности.
— Ты хочешь сказать, что они сами себя воспроизводят? — спросила Дафна.
— Сами себя плодят, — с издевкой поправил Оуэн.
Хэмиш снова усмехнулся:
— Твой ход, Ким.
Она нахмурилась, ей не нравилось, что Хэмиш решил играть с ней в кошки-мышки. Что она может сказать в защиту своего предмета? Разве сама она не предпринимала попыток найти хорошую работу, но не преподавательскую, со своим дипломом? Разве не было горькой правды в словах Оуэна?
— Ну, ведь можно преподавать английскую литературу детям, в этом же нет ничего плохого? — неуверенно сказала она.
— Есть! Это еще ужаснее, — сказал Оуэн, — если вспомнить, как ее вколачивают в головы бедным детям. — Он откинулся на спинку стула, взял у хозяина еще одну сигарету, закурил и с вызовом посмотрел на Ким. — Английскую литературу вообще надо убрать из школьной программы.
Его нарочито задиристое заявление побудило Ким наконец встать на защиту любимого предмета.
— Ну, это уже чересчур! Как дети смогут узнать о своем литературном наследстве, если их не будут учить этому в школе?
— Ким, — Оуэн наклонился вперед, — посмотри на это с другой стороны. Что читает или не читает взрослый человек — это его личное дело, так же как и религия, которую он выбирает. Поэтому я считаю, непростительно навязывать молодым умам, не способным спорить с учителем, все эти невыносимо скучные устаревшие произведения, которые называют «классикой», пичкать их этими книгами, как противным лекарством, убеждая, что послушные дети должны его «выпить», иначе общество не будет считать их «вполне образованными».
— Но вы же не можете взять и выбросить на помойку всю классику, мистер... — Она замешкалась и заставила себя выговорить: — Оуэн. — То, что она назвала его по имени, как-то сразу сделало его более близким, более доступным, более человечным и более... гораздо более симпатичным.
— Вся эта так называемая классика, Ким, была написана для своего времени, а не для грядущих поколений.
— Тогда тем более тот факт, что они остались жить в веках, доказывает их ценность, разве нет? — заметила Ким.
— Это, несомненно, — продолжал Оуэн, — но почему детей надо насильно заставлять страницу за страницей читать старые романы, если они даже не смогут воспользоваться этим стилем для своих собственных сочинений? Сейчас так уже не пишут, в наше время коротких предложений и точных фактов.
— Бесполезный народ эти гуманитарии, да, Оуэн? — засмеялся Хэмиш.
Оуэн затянулся сигаретой и улыбнулся:
— Их надо душить при рождении.
Хэмиш зашелся раскатистым смехом, и Дафна легонько подтолкнула его локтем в бок. Ким сидела в кресле, как на раскаленной сковородке, но как могла более легкомысленно и весело заметила:
— Значит, гуманитариев тоже следует зачислить в ваш список нелюбимых вещей, а он и так уже довольно большой, да, Оуэн? — Его имя снова далось ей с трудом.
— Верно, — улыбнулся он.
— Значит, я так понял, Оуэн, — сказал Хэмиш, — что ты ни за что на свете не женился бы на выпускнице гуманитарного отделения, так же как, впрочем, и на одной из своих домработниц?
— Что нет, то нет, — охотно подтвердил Оуэн.
— Даже если она окажется очень умной?
— Она никак не может оказаться умной. Зачем ей наниматься в домработницы, если она закончила университет?
— А я, — сквозь зубы мстительно заявила Ким, — тоже, ни за что не вышла бы замуж за ученого, даже если бы мне предложили за это целое состояние!
— А что, — спросил Оуэн, глядя на тлеющий кончик своей сигареты, — Ким Пейтон может знать об ученых?
Ким метнула взгляд на Дафну, которая сидела и хмурилась, потом на Хэмиша, который довольно улыбался.
— Ну, — осторожно ответила она, — мне доводилось с ними встречаться... пару раз.
Оуэн весь подался вперед, как будто эта тема очень его занимала.
— И что вы нашли в ученых такого отталкивающего?
Ким, чувствуя, что подло предает свою семью, попыталась быстро вспомнить про ученых что-нибудь плохое. Потом мысли ее перекинулись на хозяина, и это ей сразу помогло.
— Их высокомерие, их уверенность в том, что они всегда правы и никогда не ошибаются, а все остальные люди в мире дураки. Их маниакальная убежденность, что они рождены править этим миром...
Хэмиш просто покатился от смеха и еле выговорил, задыхаясь:
— Не забудь их презрение к гуманитариям.
— Да, — сердито подтвердила Ким, сверля взглядом своего противника.
Дафна мягко похлопала мужа по коленке и дипломатично сказала:
— Пора нам что-нибудь поесть.
— Точно. — Хэмиш встал и помог подняться жене. — Простите нас, спорщики. Посидите тут немного, располагайтесь поудобнее. Можете продолжать свою дискуссию. Если вы слишком... м-м-м... увлечетесь и вам понадобится рефери, зовите меня, и я вас разниму. — Он снова засмеялся, и жена быстро увела его из комнаты.
В комнате воцарилась напряженная тишина, прерываемая только позвякиванием посуды на кухне и голосами хозяев. Смущенная, не в силах усидеть на месте, Ким подошла к окну и стала смотреть в сад.
Она услышала, что Оуэн поднялся, подошел и встал у нее за спиной. Он не дотронулся до нее, однако все тело ее пульсировало, как будто ожидая его прикосновения, а по позвоночнику поползли мурашки.